Стоять, Дракон! Стоять! Лежать! Фу! Отвернись хотя бы!..
Вы слышали, как пищат муравьи? Нет? Вот и дракон не слышит.
Припав к земле, он следит за неспешным приближением огонька. Огонек крупнее давешнего зайца и больше похож на огненный мячик. Овца щиплет траву и потихоньку подходит к нам. В рыжей ауре тепла проступают очертания тела: яснее всего кости, как раскаленные докрасна прутья в горне. Прозрачно-алые слои плоти богато расшиты золотом кровеносных сосудов, словно амалерский аксамит. Внутренности похожи на горсть рубинов, и в самом пекле сияет, ритмично содрогаясь, маленькое солнце. Живая драгоценность обернута бурым дымом шкуры.
Поверх шкуры что-то нацеплено.
Не могу разглядеть. Какие-то ремни, что-то темное…
Дракон, припав на передние лапы, по-кошачьи крутит задом — и бросается на добычу.
— Гррраааааааауууууу!
Два прыжка, удар — огненный мячик взрывается как стеклянная колба, во все стороны брыжжет золотой нектар. Не останавливаясь, дракон несется дальше, прямо на рассыпающуюся гирлянду красных огоньков.
Нет! Стой! Стоооой!!!
Влево, вправо, бросок, удар, взрыв, грррраааау! Алые пятна мелькают каруселью, ноздри рвет одуряющий запах. Незнамо откуда взявшийся огненный зайчик мечется впереди, путаясь в лапах, бестолково наскакивает и чирикает, чирикает.
Собака. Пес. Отвлеки его, песик, умничка, пожалуйста!
Мальчик на кобыле… уехал? Ой, нет, не смотри, не ищи его!
— Чирик-чирик! Чирик-чирик!
Пес крутится у лап. Второго не видно. а этот скачет как кузнечик.
— Грррр! Ау!!!
Прыжок… мимо. Чирик-чирик! Прыжок, свист хвоста. Веером рассыпается срезанная трава. Чирик-чирик! Вжжжик! — свист драконьей плети. Бац! Огненный зайчик взлетает в небо. В черное небо, кувыркаясь и разбрызгивая искры, как праздничная шутиха.
Я закрываю глаза.
Жаба ты. Жаба безмозглая. Пасть да жопа. Такой пес…
Дракон топчется на месте, опустив руки. Сглатывает горькую слюну. Чую его растерянность — у него сжимает горло, и он не понимает, почему.
А вот почему! Потому что ты убил собаку, которой не стоил и коготка на задней ноге. Урод убогий… понимаю, за что Малыш так тебя ненавидит.
— Ау… ау? Ску, ску, ску…
Вздрагиваю от неожиданности, уши настороженно разворачиваются, улавливая звук. Кто скулил? Несколько шагов вперед, шаря глазами по траве. Вот он. Ворох стынущей плоти, вытекшее золото, погасшее солнце. Пес мертв.
— Ску, ску…
С обалдением понимаю, что скулит сам Дракон. Тяжело смотреть на мертвую собаку, он отворачивается и плетется прочь. Обратно, по своим же следам. Азарт иссяк, убежавшая добыча перестала быть добычей.
Кажется, я поняла.
Кажется, я поняла как можно сосуществовать в одном теле с полуночной тварью. Пока не сформулировала, но почти поняла. Интересно, что скажет Малыш, когда я поделюсь с ним соображениями? Эрайн? Тук-тук? Никого нет дома?
— Грррр…
Предупреждающее ворчание. В отместку я возвращаю в памяти картинку с убитой собакой — действенный способ захлебнуться чувством вины, тем самым обессиливающим чувством, которым попрекал меня Малыш.
Дракон кукожится, вжимая голову в плечи. Не знаю, ведомо ли ему чувство вины, но горечь и тоску он ощущает превосходно.
Горечь и тоску надо заесть.
Дракон стоит над трупом овцы, аура тепла сократилась до едва заметного марева, ни кости, ни внутренности больше не просвечивают сквозь шкуру. Вытекшая кровь похожа на ржавую воду. Но пока плоть еще теплая, ее можно съесть.
Да Бог с тобой, ешь. А то опять охоту затеешь. Эй, погоди. Что это на овце накручено? Что это за ремни, тряпки какие-то… А ну, плюнь! Плюнь, Дракон! Это же яд! Это же псоглавцы нам с тобой подсунули! Плюнь, милый! Плюнь!
Дура-ак!
Он, рыча, терзает мясо, срывая зубами клочья шкуры вместе с кожаными мешочками, пришитыми к ремням. Мешочки лопаются под руками и во рту, из них течет горьковатая жидкость. Мясо залито ядом, а он его жрет!
Холллера! Что же делать?
Гадкое. Мясо гадкое, плохое, фу…
Нет, не так. Что я ела плохого? Клопа в малине! О, этот незабываемый вкус, от которого невозможно избавиться! Такой, что аж волосы дыбом. От него испакощенный язык сам собой высовывается изо рта на целый фарлонг. Тьфу, тьфу, беее!
Дракон плюется, вытирая губы сгибом кисти.
Тухлое яйцо, истончившаяся пленочка не удерживает желток, потерявший цвет и густоту, и растекающийся жиденькой мутью с волокнами сизого гноя. А уж аромат… беее! На недостаток воображения я никогда не жаловалась. Черная ветошь гнилого мяса в зеленых мокрых пятнах, усыпанная бисером червей, тебя, Дракон, не смутит, зато смутит меня. Еще как! Тьфу, беееее!
Отплевываясь, дракон вскакивает и бежит к реке. Во рту металлический привкус яда. В горле сушит, и тошнота, похоже, уже не воображаемая. Сколько же он успел проглотить? Что за гадость псоглавцы нам подсунули? Я так и знала, что мы нарвемся!
Влетаем в приречную траву, суем голову в воду, пьем. Брюхо тяжелеет, но жажды не унять. Пей, пей, у тебя два желудка и оба надо наизнанку вывернуть. Что нам поможет? Фиалочка-нютин глазок, мыльный корень, копытень, дубовая кора… а потом и крушины пожевать, чтоб и с другого конца прочистило. Только как я эти травки драконскими глазами разыщу? Вот здесь что растет — осока, камыш? Да и тело это никаким боком не человечье, как его лечить?
Хотя яд на него действует… точно, действует.
Тяжело дыша, дракон ложится в воду. Его бьет дрожь, такая, что дребезжат лезвия. В животе плещется геенна огненная, руки мерзнут и перед глазами все плывет. Я умираю? Ску, ску, ску…
Перепуган, как животное. Ничего, выкарабкаемся. Не дрейфь, приятель. Нахлебался воды, теперь давай два пальца в рот…
— Ску, ску…
О, пропасть. Ладно.
Ух, мне дурно, как будто бормотухи плохой перебрала. Даже запах ее противен, запах перегара, перекисших дрожжей и горелого солода. Липкий стол в пятнах жира, рядом храпит опухшая морда, бугристый нос в черных точках, в бороде копошится вошь. Над объедками летают мухи. Я налита дрянью по самые глаза. По стеночке, по стеночке — во двор, лбом в щелястый забор, два пальца в рот…
Нутро перехватывает спазм, вода с кусками непережеванного мяса выплескивается из пасти. Один вид плывущих по течению черных кусков вызывает новый приступ. Отдышавшись, дракон опять пьет воду.
