Первые упавшие в бегущем строю и были тем знаком, что их атаковали. Орки спотыкались о тела упавших, приостанавливаясь и недоумевая, в чем дело, — и попали под удар копий.

Конная лавина ринулась на орков. На флангах орки не успели выхватить щиты — их подняли на копья.

Древко копья лорда Иоватара сломалось, когда он попытался пронзить здоровенного орка. Бросив его, лорд выхватил меч и сразу опустил его на чьи-то плечи. Орк упал, его жеребец споткнулся о валящееся тело, напряг задние ноги, по-козлиному перескакивая труп, и оказался в гуще врагов. Управляя конем с помощью колен, лорд Иоватар завертелся в седле, рубя направо и налево. Совсем рядом клин его всадников отчаянно прорывался на помощь своему командиру.

Замешательство орков, однако, длилось недолго — слишком много было у них шаманов, слишком мало было атакующих, да и лорд Динар запоздал — в то время, как лорд Иоватар прорвался в гущу врагов, его конники только-только взяли разбег. В ушах послышался нарастающий гул — это шаманы стали начитывать противоборствующие заклинания. Несколько секунд спустя лорд Иоватар почувствовал, как начал таять напротив сердца маленький кусочек льда. Холод вот-вот сменит тепло, знаменуя, что пора отступить.

Стиснув зубы, лорд Иоватар продолжал рубиться. Заклинание Видящей уже практически потеряло свою силу — эльфов уже видели все, но пока еще они были недосягаемы.

— Всем отходить! — закричал лорд, чувствуя, что возле сердца начал расти теплый комок. — Назад! Уходим!

Но сам продолжал рубить тянущиеся к нему копья, отбивать мечи и талгаты, разбивать головы, отсекать руки и вспарывать животы. Он сражался, как одержимый, не думая ни о чем. Умереть в бою, один против всех, уйти «чисто» и красиво, чтобы потом никто не мог сказать про него худого слова. Он же приказывал отступить, его должны были послушаться — просто он не успел исполнить свой собственный приказ.

Заклятие Видящей разбилось, растекаясь по груди горячей волной. Орки завопили на разные голоса. Испуганно завизжал жеребец, чувствуя, как длинное лезвие талгата впивается ему в бок, и стал заваливаться, роняя всадника. Лорд Иоватар крепче стиснул коленями конские бока, готовясь умереть, не выпустив оружия из рук. Чьи-то руки уже вцепились в него, что-то сильно толкнуло его в бок, перестала слушаться левая рука…

Но прежде, чем его окончательно стащили с коня и бросили под ноги оркам, рядом возникли еще трое всадников на светлых конях. Чудом уцелевшие в первой атаке копья раздвинули толпу — как раз на ту секунду, которая была нужна для того, чтобы подхватить раненого командира и бросить его поперек седла.

Залп из полутора сотен луков приостановил кинувшихся в погоню орков. Они тоже выхватили свои луки, посылая вслед отступающим эльфам стрелы, и сумели повалить нескольких всадников. Но около сотни рыцарей с того и другого крыла успели достичь леса. Тело лорда Иоватара болталось поперек седла одного из них. Уже на излете в его спину попала стрела. Но лорд уже не почувствовал боли.

Кое-как установив порядок и перестроившись, потерявшие почти полторы сотни бойцов орки возобновили наступление. Впереди их ждали белые стены столицы Изумрудного Острова. Над зубцами разливалось ярко-зеленое сияние — Видящие готовили новое заклинание. Сгустившись до плотности тумана, зеленое облако зависло над стеной — и камнем обрушилось на передние ряды орочьего войска.

— Все назад!

Скакавший впереди лорд Гандивэр не слишком хорошо знал магию Видящих, но вовремя догадался о том, какой удар мог нести зеленый туман. Он осадил коня, отступая, но следовавшие за ним орки промедлили, с удивлением глядя на открывшееся зрелище — и облако поглотило их. Только предсмертные хрипы и стоны донеслись оттуда. Бросившиеся на помощь погибающим товарищам орки тоже пали жертвой колдовства. Шаманы только через четверть часа смогли развеять зеленый туман, который оставил на земле скорчившиеся в последних судорогах тела почти двух сотен орков.

Но это было только начало.

Снаружи, во внешнем мире, опять что-то происходило, но для собравшихся в часовне время словно остановилось. В толстом луче солнечного света плясали пылинки, пахло целебными травами и дымком курильниц. Четверо Видящих сидели полукругом в креслах. Перед ними стояла девушка-послушница и негромким голосом, с выражением читала:

В те далекие времена жил король эльфов именем Торандир и была у него единственная дочь Торандирэль. Многие знатные рыцари и благородные принцы добивались ее руки, но красавица была холодна и неприступна. Никто не мог заставить ее взглянуть на себя благосклонно. Король Торандир был в отчаянии — он поскорее желал выдать дочь замуж за достойного, но красавица всех отвергала.

«Чего же ты хочешь, дочь моя?» — спросил король ее как-то однажды, когда девушка выставила за порог очередного принца.

«Я хочу того, чего у меня нет! — ответила она. — И того, что пока не принес мне никто из женихов!»

Но всего было вдосталь у короля эльфов. Был он так богат, что не стоит и описывать его богатства — все равно не хватит слов и красок.

И все же король Торандир не терял надежды. Он кинул клич и пообещал, что отдаст свою дочь в жены тому, кто принесет ему то, чего у принцессы нет и быть не может. А пока запер красавицу в башню — дабы уже не могла она отвертеться от встречи с женихами.

Целыми днями просиживала красавица Торандирэль у окошка башни, напевала песни и вышивала золотыми и серебряными нитками по тончайшему шелку. А под окном толпились незадачливые женихи. Они привозили диковины со всего света, но все это либо уже находилось в кладовых короля эльфов, либо он мог подобрать вещи подходящую замену — другого цвета или размера, не более.

И вот случилось однажды, что мимо башни проходил молодой кузнец Гарбаж. Он услышал пение принцессы и остановился послушать.

«Никогда не слышал такого голоса, — промолвил он, когда песня смолкла. — Спой еще, красавица!»

Подивилась принцесса таким речам — еще никто из женихов не просил ее просто спеть. Она спела еще одну песню, потом еще и еще — а молодой кузнец все стоял и слушал, забыв обо всем на свете.

«Твой голос звучит слаще всех голосов на свете, — сказал он наконец. — Но есть голосок, который намного приятнее слушать!»

«Разве есть на свете другая, чьим песням ты готов внимать с большей радостью?» — изумилась принцесса.

«Есть, — ответил кузнец Гарбаж. — Это — песня птицы, которая поет на рассвете, радуясь солнцу. Ее песни просты и незатейливы, но если умолкнут в мире птичьи трели, мир обеднеет. И ничто уже не заменит их».

Подумала немного принцесса и признала, что прав был молодой кузнец.

«Но у меня нет голоса, как у птицы! — воскликнула она и тут же захлопала в ладоши. — Я поняла! Мне нужен именно голос птицы — единственное, чего у меня нет! Ты сможешь мне его раздобыть?»

«Нет, — ответил кузнец. — Птичьи голоса должны оставаться у птиц, только тогда в мире будет красота и гармония. Тебе же, принцесса, нужно совсем другое. Тебе нужно сердце, которое любит тебя».

«Но меня и так все любят! — надула губки Торандирэль. — И отец, и мать, и подданные…»

«Твои родители любят тебя как дочь. Твои подданные — как наследницу престола. Твои женихи вообще любят не тебя, а власть, которую твой отец вручит им вместе с твоей рукой и сердцем. Возможно, ты полюбишь того, кого судьба назначит тебе в мужья. Но будет ли муж любить именно Торандирэль и сможет ли он любить тебя, если ты перестанешь быть принцессой — вот вопрос!»

Снова задумалась принцесса и снова поняла, что прав был молодой кузнец.

«Кто ты и откуда такой взялся?» — спросила она.

«Имя мне Гарбаж и прибыл я издалека, — отвечал он. — Меня прислал в дар твоему отцу его могущественный вассал, ибо мой дар показался ему настолько ценным, что достоин самого короля. Я могу оживлять мертвое золото».

«Такого действительно еще не было! — сказала принцесса. — Ты сможешь сделать для меня какую-нибудь диковину, которой еще не было?»