Священники повернулись лицами к дракону, вскидывая руки, и опять забормотали молитвы. Слов было не разобрать, но дракон опять рухнул наземь и забился в судорогах. Перепончатые крылья махали без толку, когти впустую вспарывали воздух.
Примерно в это время — точно сказать никто не мог, все смотрели на арену и бьющееся в агонии существо, — во дворе появились новые зрители. Бесцеремонно расталкивая всех, к Уртху пробился Хаук и поставил перед ним Ласкарирэль.
— Она — шаманка, — без предисловий заявил он и развернул девушку лицом к происходящему. — Смотри! Что видишь?
Оказавшись в первом ряду зрителей, Ласкарирэль невольно схватилась за сердце. Она уже виделачто-то подобное в самый первый свой день жизни в городе, но тогда картина была нечеткой. И лишь сейчас перед ее мысленным взором все встало на свои места.
— Он — маг. — Девушка безошибочно ткнула в Первосвященника. — Он колдует! И его сила… О-ох! Мы должны что-то сделать! Хаук, пожалуйста!
Вместо ответа орк шагнул вперед, нарушая строй:
— Мой князь?
— Наконец-то нашелся смельчак, — провозгласил князь Далматий, — который сразит монстра! Вперед! Сруби его голову и можешь просить все, что угодно!
Мечники с готовностью расступились, давая ему дорогу, и Хаук спокойно обнажил талгат и меч. Меч был чистым, талгат — покрыт пятнами свежей крови.
Ласкарирэль старалась не смотреть на своего орка. Взгляд ее, раз наткнувшись на Первосвященника, уже не мог от него оторваться. Человек творил волшбу — не вычурную, но мощную именно своей грубой силой. Его младшие коллеги, все, как один, были медиумами и щедро делились с ним энергией.
По дороге сюда Хаук кое-что успел рассказать девушке, и она не нуждалась в подсказках. Но все равно с двух сторон Уртх и Гиверт начали торопливо ей нашептывать, кемна самом деле был этот дракон и почему так важно для князя уничтожить его. Дрожащая рука ее на ощупь нашла один из амулетов, которые нацепили на нее служанки-элле сегодня на рассвете, и стиснула его в кулаке.
И вдруг Первосвященник запнулся. Тень пробежала по его лицу, он повторил свои последние слова, но медленнее, чем прежде, словно не был уверен, что это именно то заклинание, которое нужно. Следом за ним примолкли и остальные священники, а дракон с усилием встал и выпрямил шею, озираясь по сторонам так, будто впервые сообразил, где находится.
Хаук шагал к нему прямо через двор. В каждой руке он держал по обнаженному клинку.
Дракон заревел.
— «Что я тебе сделал? — перевел его мысленную речь Уртх. — Почему ты хочешь моей смерти? Я доверился тебе, а ты…»
— Доверься мне еще раз, — спокойно произнес Хаук. — Орки не берут грязных денег!
— Что? — Князь завертел головой, потом толкнул Первосвященника. — Что происходит, святой отец? Я желаю, чтобы тварь была немедленно убита! Иначе я…
— Сейчас, — произнес тот и нахмурился, опять что-то забормотав. Правая рука его взлетела вверх, указывая куда-то в небеса, а левой он стал чертить перед собой быстрые пассы.
Ласкарирэль застонала. Ей показалось, что в живот ей вонзилась горячая игла и от нее во все стороны растекается жар. Когда он дойдет до головы, Видящая потеряет сознание. И прежде, чем удушье перехватило ей горло, она совершила то, что никогда бы не сделала прежде — нанесла удар.
Рука ее мотнулась, словно отвешивая пощечину, и голова Первосвященника дернулась. Он непроизвольно тоже дал отмашку — и первые ряды мечников просто смело. Дракон дернулся, как от удара кнутом, и рывком взмыл в воздух.
Закричали, шарахнувшись прочь, зрители. Среди мечников вдруг обнаружилось несколько лучников, но рыцари не успели ничего сделать. Строй орков рассыпался, делясь на десятки, и наемники атаковали.
— Измена! — заверещал князь.
Первосвященник сумел устоять и снова начал делать пассы. Ласкарирэль со слезами на глазах следила за ним, стараясь предугадать его движения. Будь перед нею эльф или даже орк, она бы давно сразилась с ним на равных, но человеческая магия настолько существенно отличалась от всего, что она знала, что девушке оставалось одно — внимательно следить за своим врагом и, принимая удар за ударом, пытаться ответить на них.
Внизу живота вдруг стало так горячо и больно, что она вскрикнула и непроизвольно схватилась за лоно. Из нее уходила ЖИЗНЬ.И девушка вдруг поняла, что оказалась перед выбором — кого спасать.
— Я больше не могу, — простонала она, оседая наземь и чувствуя, как руки орков хватают ее, не давая упасть. — У меня нет сил!
— Ты должна, — проревел ей кто-то на ухо. — Еще чуть-чуть! Ради них!
Хаук тем временем добрался до дракона. Вернее сказать, прорвался к нему, ибо священники вдруг обнаружили неплохое знание рукопашного боя, а кое-кто успел подхватить валявшееся тут и там оружие и напал на одинокого орка. Их было почти сорок против одного — расклад, неблагоприятный для любого бойца, но на помощь неожиданно пришли разбойники. Они ударили плотным кулаком. Сразу две стрелы, пущенные Инирисом, смели самых рьяных, а с остальными схватились гоблины и коблинай. Гиверт, сунув теряющую сознание Ласкарирэль Уртху, со своего места через головы сражающихся пускал стрелу за стрелой.
Сенешаль успел поднести к губам рог и протрубить приказ. Кроме полусотни мечников в казармах отдыхали после ночной стражи дозорные, и сейчас их спешно поднимали по тревоге.
Увлеченный схваткой с невесть откуда взявшейся ведьмой, Первосвященник упустил из вида дракона, и тот стал быстро превращаться в человека. Это зрелище ненадолго остановило побоище — все, кто мог видеть, обернулись на монстра, стремительно теряющего звериные черты.
— О боги! — Сенешаль свесился с балкона, хватаясь за перила. — Княжич Терезий?
— Чудовище! — взвыл князь Далматий. — Убейте его!
Первосвященник разом вскинул обе руки. Между растопыренными пальцами блеснула молния, и все шарахнулись прочь. Обнаженный юноша, стоявший посреди пустого пространства на коленях, запрокинул голову.
— Отец, — шевельнулись его губы. — За что?
Ласкарирэль схватилась за голову. Этогоудара она не могла отразить — просто потому, что у нее больше не было сил. Но кое-кто еще не мог просто стоять и смотреть. Скрестив над головой меч с ятаганом, Хаук одним длинным прыжком рванулся к княжичу, прикрывая его собой.
— НЕ-Э-ЭТ!
Оттолкнув державшего ее Уртха, Ласкарирэль бросилась вперед. От резкого движения боль скрутила ее, заставив согнуться почти пополам. Перед глазами встала кровавая пелена, но она успела выбросить вперед руки и отбиламолнию.
И упала на камни двора лицом вниз, теряя сознание от боли.
Волшебница не видела, как в самый последний момент над двумя мужчинами словно вспыхнула радуга, и, отразившись от ее изгиба, молния метнулась назад, на балкон. Не видела, как истошно закричал Первосвященник, ибо остановить собственное заклинание он не успевал. Не видела, как, превратившись в огненный столб, он налетел на замершего с разинутым ртом князя и в агонии вцепился в него. Не видела, как Далматий шарахнулся прочь, оступился и покатился вниз вместе с висящим на нем Первосвященником. И уж, конечно, не видела, как сенешаль пытался, рискуя сгореть заживо, отодрать одного от другого и сбить плащом пламя со своего князя. Ей не было дела до поднявшейся суматохи, до Хаука и княжича, который цеплялся за орка, с трудом поднимаясь на ноги. До сбегавшихся со всех сторон рыцарей и рядовых дружинников, до разгоравшегося вокруг боя. Уртх, приняв командование на себя, поднял бесчувственную девушку на руки, сунул ее Эйтху и приказал немедленно отнести в безопасное место.
Она пришла в себя много позже и сперва решила, что ослепла — вокруг была темнота. Ласкарирэль испуганно вскрикнула, и тут же рядом что-то задвигалось. Послышался сухой стук, и вспыхнула свеча. В ее свете стали заметны нары в орочьей казарме и две склонившиеся над нею головы.
— Хаук, — слабо позвала она, и тут же ее запястье стиснула сильная рука.
