— Скакал через лес, говорите? — поинтересовался орк.

— Налетел на наш отряд, лоб в лоб, — отрапортовал приведший его орк. — Видать, так торопился, что по сторонам не позаботился смотреть!

— Видать, не просто так спешил! Не на подмогу к своим! — высказался сидящий орк. — Его обыскали?

— Так точно, мой Паладайн! При нем ничего нет, кроме оружия и припасов в дорогу.

— А точно всеосмотрели?

— Так точно! Разве что в рот не лазили и, — орк наклонил голову, посмотрев на штаны пленника, — кое-куда пониже. Ну да он не баба, чтобы туда чего прятать! Но ежели мой Паладайн отдаст приказ, то мы можем…

Тиндара передернуло, когда он представил, как его будут осматривать.

— Взять! — подтвердил его худшие опасения Верховный Паладайн. — Да обыскать… с пристрастием!

— Хрюма, Такта, Огга! — гаркнул державший его орк. — Работенка для вас есть!

Из толпы зрителей выступили три орка… нет, орчихи. От мужчин их отличали разве что длинные косы, менее торчащие челюсти и явно выпиравшие из-под мундиров груди. Державший лорда орк отступил, и Тиндар оказался в окружении трех орчих. Он попытался сопротивляться, но куда там! Пока две держали, третья ловко стянула с него одежду, после чего все три принялись от души лапать его, отпуская вполголоса непристойные шуточки. Тиндар едва не терял сознание от унижения и отвращения, и когда его наконец швырнули к ногам Верховного Паладайна, он сжался в комок, зажмурившись и отчаянно желая умереть.

— Ничего нет, мой Паладайн, — отрапортовала одна из орчих. — Мы осмотрели везде…

— Кроме его мозгов! Наверняка он везет донесение в себе! Эй! Шамана сюда!

Шаман оказался не старым еще орком, по одежде практически ничем не отличавшимся от остальных. Но в его глазах чувствовалась такая сила, что при одном взгляде на него Тиндара передернуло.

— Приготовьте его! — негромко распорядился шаман, выслушав распоряжение Верховного Паладайна. И три орчихи потащили пленника к дереву, прикрутив его к стволу так, что он не мог пошевелить даже пальцем.

— Слышь ты, светловолосый, — одна из них задержалась и коснулась пальцами его щеки, — ты ничего! Если останешься живым и тебя не продадут в рабство, возьму тебя к себе. Запомни — меня зовут Хрюма!

Она жадно поцеловала его в губы и отошла, облизываясь.

Тиндар уже и так находился в полуобморочном состоянии и, когда шаман вытащил откуда-то из-за пазухи мешочек и дунул в лицо пленника смесью черного порошка, едва не потерял сознание. Он слышал о том, как шаманы орков читаютпленников. После этой читки эльфы в лучшем случае теряют рассудок, а в худшем умирают в страшных мучениях. Ему уготована смерть, но все лучше, чем стать игрушкой в лапах той темноволосой. И как только могла Видящая…

Волна ненависти затопила сознание Тиндара. Пусть ему суждено умереть сейчас, он был готов к смерти. Эльф крепко зажмурился, стиснув зубы, и приготовился терпеть страшную боль. Он не должен бояться. Он должен держаться твердо, чтобы показать всем, как умеют умирать настоящие лорды. Этот сброд недостоин того, чтобы лицезреть его слабость.

Если бы он тогда настоял на своем! Если бы просто поторопил Видящую и, если понадобилось, увез бы ее силой! Сейчас они были бы на полпути к Ордену. И ничего бы этого не было…

И он бы никогда не узнал, что этот неистовый орк явится в замок и учинит там бойню! А он бы пришел все равно и, не найдя своей жены, перебил бы всех! Его не остановило бы то, что там были женщины и дети. Эти орки — самые жестокие существа в мире. Они наслаждаются болью своих жертв и радуются чужой беде. И тот орк… как там его звали? Кажется, Хаук… Этот Хаук без трепета прошел бы по трупам. Даже странно, что его могла остановить эта девушка. А ведь ей достаточно было прикрикнуть на него и признаться ему в любви!

Видящая призналась в любви к орку! К убийце, насильнику и… Если бы он знал тогда все! Он бы не допустил, чтобы они встретились. Он бы лучше убил эту девушку. Пусть на него легло бы проклятие Ордена — все лучше, чем знать, что одна из Видящих по доброй воле стала женой орка! Орка!

— Готово, мой Паладайн! — Шаман посмотрел на потерявшего сознание пленника. — Он скакал с донесением к своим правителям о том, что некая волшебница, которую они называют Видящей, стала женой орка по имени Хаук.

— Хаук? — Верховный подался вперед. — Какого Хаука?

— Я виделего в памяти этого светловолосого, — кивнул шаман. — Это капитан Хаук аш-Гарбаж. Несколько дней назад он ворвался в замок светловолосых в человеческом городе под названием Ирматул и разгромил его, чтобы найти и вернуть себе жену.

— Хаук, — медленно повторил император орков. — Вот ты где! Среди людей… И, конечно, не мог просто сидеть на месте. Обязательно надо было высунуться… на свою голову! Эй! Отвяжите этого и приведите в чувство! Он нам больше не нужен!

Тиндар закашлялся, когда ему в лицо выплеснули ведро воды. Он лежал на траве, во всем теле была слабость, голова отчаянно кружилась. Его силой поставили на колени и, оттянув за волосы голову, заставили посмотреть в лицо Верховному Паладайну.

— Ты принес мне хорошую весть, светловолосый! — сказал тот. — Я доволен тобой. И в награду… в награду я дарю тебе жизнь и свободу. Иди, куда хочешь, и делай, что хочешь! Отпустить его!

Совершенно ошеломленный, Тиндар молча опустился на траву.

Ласкарирэль смогла встать на ноги и покинуть землянку орчихи-целительницы только через несколько дней. За это время в Ирматуле произошли некоторые изменения.

Князь Далматий по-прежнему находился между жизнью и смертью. Его лицо, руки и грудь обгорели так сильно, что лучшие целители только беспомощно разводили руками. Все это время князь пребывал в беспамятстве, лишь иногда стонал во сне. Уверенные, что дни его сочтены, многие бароны и знатные горожане уже втихомолку начали раздумывать над тем, кто станет новым князем. Дошло до того, что в соседнюю Великую Паннорию был послан гонец — многие помнили, что когда-то Вольное Княжество Ирматул было частью Паннории. И теперь было решено просить на освободившийся трон кого-либо из представителей Паннорской династии. К счастью, гонец был замечен в виду городских ворот. Ему дали возможность отъехать подальше от города и там меткой стрелой «сняли» с коня.

Власть в Ирматуле временно принадлежала сенешалю и сотнику орков Уртху. Эти двое заправляли всем с такими ловкостью и умением, словно всю жизнь готовились замещать больного правителя. Третьим возле них постоянно отирался юный Терезий, о существовании которого многие бароны знали, но никто не воспринимал всерьез — ведь каких-то семь лет назад князь Далматий публично отрекся от собственного сына, обвинил его в убийстве родной матери и вообще в том, что юноша продался темным силам, и изгнал из дворца. Так что многие были уверены, что это либо самозванец, либо княжич-изгой и подстроил болезнь родителя.

Во дворце был еще один человек, мнение которого никто не спрашивал. А между тем у него были свои планы на будущее.

Стоя на коленях в княжеской часовне, княгиня Иржита молилась о здравии супруга. Часовня была пуста и казалась заброшенной — не горели свечи, не пели на хорах певчие, никто не читал молитв, никто не вел торжественных богослужений. Первосвященник погиб огненной смертью, вместе с ним пострадали и уже скончались от ожогов некоторые его помощники и служители — вера запрещала лечить тех, кто добровольно отрекся от мира и стал священником, — а оставшиеся в живых разбежались и жались по углам, как мыши при виде кота. В часовню уже несколько дней никто не заходил. Только княгиня Иржита, оставив прислужниц на пороге, простаивала на коленях долгие часы, склонив голову перед изваянием Творца. Губы ее непрестанно шевелились — она то повторяла слова молитв, то просто просила Бога о защите, то жаловалась ему на судьбу. Ей было двадцать лет, она всего два года была замужем и вовсе не хотела уходить в монастырь после смерти супруга.