Агустин услышал дружный смех, но не понял смысла шутки. Впрочем, он начал сердиться. Он не видел членов Совета, хотя и был уверен, что заклинание должно позволить ему не только слышать, но еще и видеть все, что происходит за столом. Проклятье! Элейна сделала бы все как следует. Она помогала ему с сонными чарами, передав секреты волшебства, которые открыла ей бабушка Лейла. Ей они были понятны.
Эйха! Придется ограничиться лишь возможностью подслушать, о чем они там говорят. Конечно, первый тост произнес Верховный иллюстратор Андрее. Агустину страшно хотелось узнать, кто еще собрался вокруг стола. Грандтио Кабрал, судя по тихому обрывочному разговору в самом начале, должен там быть. Однако голоса собравшихся были такими приглушенными, что он никак не мог разобрать, кому какой принадлежит.
«…прежде чем мы отправимся на службу в Катедраль, я должен сообщить вам весьма неожиданную новость. Я только что принял курьера из Чассериайо…»
«Матра эй Фильхо! Случилась катастрофа?»
"Ну-ну, Никойо. Давайте не будем замечать только плохую сторону жизни. Скажем так: планы несколько изменились”.
"Я ее убью”. Это сказала мать Агустина, тут у него сомнений не возникло.
"Не стоит волноваться, Диониса. – Несмотря на то, что голос звучал приглушенно (ведь Агустин слышал его лишь благодаря заклинанию), он был уверен – Андрее немного раздражен, но в то же время происходящее кажется ему забавным. – По крайней мере одна из твоих дочерей заботится об интересах своей семьи”.
«Беатрис!»
Сразу несколько голосов, смех.
«Матра Дольча, Кабрал, ты что, окончательно потерял совесть? – Снова Диониса. – Мы же не обеспечили Беатрис защитой. Она так молода – и может иметь детей!»
"Я уверен, Лейла научила ее всему, что ей следует знать. Я недооценил этих девушек”.
"Кабрал прав, – сказал Андрео. – Элейна была первоклассной кандидатурой, однако Эдоард выбрал не ее”.
«Она подтолкнула к этому Беатрис, я не сомневаюсь, так оно и было! Вот подождите, как только до нее доберусь, тут же прикажу ее выпороть! Матра! Я собственноручно с ней разберусь!»
"Уверяю тебя, Диониса, Беатрис не родит дону Эдоарду детей. Ты лучше вспомни: восстановлена традиция Марриа до'Фантоме. И это для нас важно”.
Элейна не стала любовницей дона Эдоарда. Вместо нее эту роль играет Беатрис.
Агустин задохнулся. Начал хватать ртом воздух, потянулся за чашкой с водой, перевернул ее, уронил свой рисунок и мучительно закашлялся.
Словно сквозь туман, пытаясь отдышаться, продолжал он слышать голоса, которые теперь перешли к другой теме, но Агустин уже не понимал, о чем они говорят. Он отчаянно пытался сделать вдох. Как они намерены поступить с Элейной?
– Думаю, здесь. – Эти слова доносились не из рисунка. Дверь шкафа распахнулась, и Агустин заморгал, глядя на Гиаберто, из-за спины которого выглядывало морщинистое, удивленное лицо под шапкой снежно-белых волос – Кабрал.
– Дайте мальчику что-нибудь попить, – рявкнул Гиаберто и выхватил из рук Агустина рисунок.
Кабрал оттолкнул Гиаберто в сторону и поставил Агустина на ноги.
– Ничего, ничего страшного, меннино. Слушай мой голос. Слушай мое дыхание. Когда я делаю вдох… вот так…
Вдыхаемый воздух ревел в ушах Агустина, грохотал в такт ударам сердца.
– и ты тоже начнешь дышать. Не глубоко. От этого ты только больше раскашляешься. Давай со мной вместе. Хорошо. Так, а теперь сделай шаг. Мы с тобой выйдем из пыльного шкафа.
К тому времени как они добрались до ателиерро, Агустин дышал еще с трудом, но уже перестал кашлять.
– Вот твой сын, Диониса, – объявил Кабрал. – Я думаю, нужно пригласить санкту, чтобы она его осмотрела.
– Можно подумать, санкта согласится войти в наш проклятый Палассо. – Диониса была в ярости.
– И тем не менее, – мягко настаивал на своем Кабрал. – Возможно, они держались с тобой не совсем так, как тебе хотелось бы, Диониса, но речь идет о твоем Одаренном сыне. Ему трудно дышать. Они знают, как с этим справиться.
Агустина уложили в постель, а позже им занялась санкта в традиционном одеянии и платке, ее строгий взгляд напомнил ему статуи, украшающие. Катедраль. Но как только Диониса вышла из комнаты – по приказу санкты – и пожилая женщина осмотрела мальчика, ее лицо подобрело.
– Бедняжка, – сказала она. – Ты похож на моего внучатого племянника: кожа, кости и огромные глаза. Сколько тебе лет? Покажи на пальцах. Ничего не говори. Пятнадцать, верно? Мне было как раз столько же, когда мои родители посвятили меня екклезии. – Агустину хотелось спросить, имела ли санкта возможность выбора, или, как в его случае, все было решено за нее, но он не осмелился. – Ну-ка, я послушаю твои легкие. Что это за запах? Фенхель? Сам сделал себе микстуру? А ты разумный мальчик. – Она произнесла эти слова одобрительно, совсем как Элейна.
Агустин не мог представить себе свою сестру такой же сморщенной и старой, но почувствовал в пожилой женщине, сидящей у постели, железную волю – и сразу подумал о сестре.
Ничего общего с Беатрис. Но ведь Беатрис стала любовницей дона Эдоарда… От этой мысли у него начался новый приступ кашля.
Санкта громко хлопнула в ладоши, и на ее зов мгновенно явилась Диониса.
– Мне нужна чаша с горячей водой.
– Но…
– Немедленно.
Гримаса, появившаяся на лице матери, позабавила Агустина, но кашель помешал ему рассмеяться.
– У тебя всегда такой кашель? – спросила санкта. – В сырое время года часто простужаешься? Становится тебе хуже в какое-нибудь определенное время года? Не говори. Только кивни или покачай головой. Ты чувствовал себя слабее других детей? Тебе бывает иногда трудно отдышаться? Да, да.
Санкта вздохнула, но тут же помотала головой, словно обретая твердость духа, и повернулась как раз в тот момент, когда возле нее возникла чаша с горячей водой. Она вытащила из своего вязаного мешочка маленькую коробочку и, открыв ее, начала перебирать пакетики. Агустин догадался, что в них травы и цветы, но не почувствовал никаких запахов.
Санкта приготовила для него горячий чай, и после нескольких глотков Агустин перестал кашлять.
– У тебя слабые легкие, мой мальчик. С этим ни я, ни другой лекарь ничего не сможет поделать. Ты должен чаще гулять, тебе нельзя постоянно находиться в помещении – а похоже, именно так дело и обстоит, судя по тому, какой ты бледный. Ни в коем случае не переутомляйся. Настойка мать-и-мачехи, лакрицы и манзаниллы снимет приступы кашля. Если ты будешь разумно распределять свое время – равномерно отдыхать и работать, хорошо есть, выпивать немного вина, то сможешь жить нормальной жизнью. Все в твоих руках. И не позволяй матери запугивать тебя. Ну вот. Пойду скажу то же самое твоим" родителям.
Она благословила Агустина и ушла.
Он печально уставился в безукоризненно белый потолок: как раз такой должен быть в комнате мальчика, которому не следует думать ни о чем ином, кроме живописи. Он создавал мысленные образы на этом ослепительно белом фоне. Ведь он же Одаренный иллюстратор.
Агустин закрыл глаза, стараясь сдержать слезы. Какой смысл плакать? Все равно ничего нельзя изменить. Он сделал один глоток чая и почувствовал, как легкие еще немного приоткрылись.
У него никогда не будет того, о чем он мечтает: сыновей и дочерей, которых он мог бы качать на руках, собственного дома, жизни, принадлежащей только ему, а не его матери и семейству Грихальва. Разве важно, что у него слабые легкие. Он все равно умрет молодым.
Он – Одаренный иллюстратор.
Как жаль, что ему досталась такая доля.
Диониса заставила его провести в постели два дня и не дала ни карандаша, ни альбома, чтобы он мог хоть как-нибудь скоротать время. Агустин был счастлив, на третий день праздника Имаго ему разрешили встать. Он сидел в гостиной матери, завтракал, ел сыр с булочками и пил лакричный чай, когда без объявления вошел Кабрал.
– Цвет лица у тебя уже вполне приличный, – заметил старик. – Что это ты такой задумчивый, молодой человек?