Еще ярдов через сто его внимание привлек темный округлый предмет — бочонок с вещами Бесс! Плотно закатанная крышка почти не пропустила внутрь влагу. Здесь и оружие, и пороховница, и одежда. Старинный кинжал Кинкейд сунул в ножны, бочонок взял на плечо и продолжил поиски. Еще сотня-другая шагов, и он увидел, что берег резко уходит на запад. За поворотом ему открылся широкий пролив, вдали виднелись деревья — там был другой островок.

— Бесс! Бесс! — закричал он.

И вновь только эхо было ответом. С каждой минутой все слабее становилась надежда, что он найдет Бесс живой. Даже если ей удалось добраться до берега, зной, безжалостное солнце и жажда быстро сделают свое черное дело. Какой бы смелой и решительной она ни была, она всего лишь слабая женщина.

. Женщина, за которую он ответственен… Женщина, которая доверилась ему. О Господи! Сейчас он готов был отдать свою руку на отсечение, лишь бы найти Бесс. Он готов был отправиться в преисподнюю ради спасения девушки.

Камнем упала с неба огромная птица, молниеносно выхватила из воды рыбу и исчезла в бескрайней синеве. Он не поверит, что Бесс погибла, пока сам не увидит ее остывшее тело.

Пока он не найдет ее…

И вдруг, как вспышка, на фоне белой пены мелькнуло ярко-зеленое пятно. Со словами мольбы и проклятий Кинкейд отшвырнул бочонок и рванулся вперед. С каждым шагом расстояние сокращалось, и он все яснее видел, как плещется прибой вокруг копны пышных каштановых волос.

— Бесс! Бесс! — хрипло выкрикнул он. Сердце его неистово колотилось, когда он обхватил тело девушки. Глаза ее были закрыты, густые темные ресницы только подчеркивали неестественную бледность лица. Кожа была прозрачной и холодной.

Зеленое платье, белые нижние юбки море, превратило в лохмотья, шнур корсета разорвался, и округлые полные груди девушки были обнажены почти до сосков. Как ни старался, Кинкейд не мог обнаружить никаких признаков дыхания.

В отчаянии он прижал ее к себе.

— Бесс! — простонал он. — Бесс, очнись. Услышь меня, Бесс!

Голова ее мягко легла ему на плечо, будто она крепко спала. Струящимся бархатом волосы покрывали белые плечи. Мягкие розовые губы чуть приоткрылись, но ни вздоха, ни стона Кинкейд не услышал. Одна рука безвольно откинулась в сторону.

— Девочка моя, — прошептал Кинкейд. — Как же так? Ну не молчи, очнись…

Вытащив девушку из полосы прибоя, Кинкейд уложил ее на песок и опустился рядом на колени, все еще не отнимая рук от ее тела.

— Бесс, — выдохнул он и, сам не зная почему, вдруг припал к ее губам…

И Бесс тихо вздохнула. Кинкейд встрепенулся.

— Бесс! — снова позвал он, но она не отзывалась. — Бесс, не оставляй меня… Бесс…

От мучительной боли в сердце плечи его содрогались. Надежда меркла.

Но именно в этот момент Кинкейд отчетливо услышал тихий полувздох-полустон. Ресницы ее задрожали, и вот, наконец, приоткрылись хрустально-голубые глаза. Взгляд их сначала был непонимающим и отрешенным, но потом очи ее будто вспыхнули. Бесс узнала его.

— Кинкейд… — со слабой улыбкой прошептала она. — Где же ты был?..

Кинкейд вновь поцеловал ее, прижал к себе; он впивался в губы девушки, распаленный осуществившейся надеждой. А Бесс, к великому изумлению, обвила руками его шею, прильнула к нему и ответила на поцелуй с жаром, отнюдь не присущим еле живой женщине.

Щеки ее порозовели, она прерывисто и тихо вздохнула, поглядывая на Кинкейда из-под полуопущенных ресниц. Девушка медленно провела влажным языком по пересохшим припухлым губам.

— Тебе говорили, какой ты красивый? — хрипловато проговорила она.

Кинкейд судорожно сглотнул. Соленая морская вода изменила голос Бесс, и теперь он стал соблазнительно низким. Волна чувственного возбуждения охватила Кинкейда. Он все держал девушку в объятиях, наслаждаясь ласковым солнцем, теплым песком, шелковистым ветерком, сознанием того, что она живая. А губы его жгла сладость ее губ.

— Бесс… Бесс… — повторил Кинкейд, не понимая толком, наяву это все или в грезах. — Бесс… Ты это? Или призрак? — выдавил он, и вдруг сердце его дрогнуло: девушка обмякла у него в руках, закрыла глаза.

— Бесс! — судорожно сжал он ее.

— Спать… — пролепетала она.

Кинкейд держал едва живую женщину, он понимал, что она уцелела только чудом, он понимал, что жизнь едва теплится в ней, понимал… и не мог оторвать глаз от ее роскошной груди, которая едва заметно вздымалась при вздохе. Кожа была безупречно гладкой, затвердевшие от прохлады соски угадывались под тонкой мокрой тканью лифа. Он все смотрел на эту грудь, эти плечи, эту молочно-белую шею, нежный изгиб которой мог свести с ума любого мужчину. Тело девушки будто было создано для любви…

— Спать сейчас нельзя! — резко сказал Кинкейд, отгоняя наваждение, силой заставляя себя вспомнить, кто он, а кто она, где они и что сейчас происходит. Да, он целовал ее, да, она отвечала его губам, но оба они, скорее всего, просто были в плену эмоций: радость, что живы, облегчение, что нашли друг друга, надежда, что все будет хорошо…

За спиной у Кинкейда осталось немало такого, о чем он сожалел и даже чего стыдился, но чтобы воспользоваться прелестями едва живой девушки… Нет, это не в его правилах.

— Кинкейд… — прерывисто выдохнула Бесс и со стоном прильнула к его плечу.

Дрожь восторга и желания охватила Кинкейда. Он сжал зубы, чтобы не дать волю чувствам, губам, рукам. В жизни он имел множество случайных подруг, была у него и жена, было несколько любовниц, но никогда ни одна женщина не произносила так его имя.

Лоб его покрылся каплями холодного пота. Да, Кинкейд хотел эту женщину, он страждал ее, алчно желал сорвать с нее оставшуюся одежду. Он хотел ладонями ощутить прохладу и мягкость ее стана, испить губами сладость этой женщины, хотел довести ее до самого пика вожделения, когда она, влажная и жаркая, кинется ему навстречу.

Фантазии разжигали страсть, кровь неумолимо закипала. Никогда еще его так не захватывало желание обладать женщиной. Она будет — полностью и окончательно! — будет принадлежать ему! Но в его власти она должна остаться! Ему нужно не просто удовлетворить свою похоть, ему нужна эта женщина. Нужна навсегда. Навечно.

Бесс устала. Она так обессилела, что ее клонило в сон. Но после кошмара кораблекрушения, после многочасовой борьбы со стихией ей не хотелось расставаться с этими сильными мужскими руками, которые несли уверенность и покой.

Бесс провела языком по сухим губам. Соль, горечь и… еще что-то — незнакомое и приятное. Это «что-то» — он. Кинкейд.

Девушка еще теснее прильнула к своему спасителю. Кожа ее была обласкана теплым солнцем и прохладным ветром, но не это подсказывало, что жизнь не оставила ее. Главное, рядом был сильный мужчина, чьи крепкие руки так нежно держали ее.

Кинкейд целовал ее. И от этого в душе загорелся огонек счастья и безмятежности. Они выжили оба. Мужчина и женщина, они остались одни на свете, где нет ничего, кроме сияния солнца, шуршания прибоя и горячего белого песка. Этот удивительный островок не ведал ни законов, ни правил. Все ошибки прошлого превращались здесь в дым. Здесь не было времени — здесь растворялась реальность и оставались только ощущения — неведомые и сладкие.

Она в его объятиях. Она жива. Все остальное не имеет значения…

— Кинкейд… — позвала она.

— Да, девочка, я здесь, — раздалось в ответ. Бесс слышала его голос совсем близко.

— Я знала…

Бесс не договорила. Для пирата у него слишком красивые глаза. Цвет их не карий, а ореховый, а в глубине поблескивают золотые звездочки, точь-в-точь как светятся на солнце его пшеничные волосы. И такой пронзительный, ясный взгляд.

Бесс разомкнула руки и провела пальцем по загорелому мужскому лицу, и будто золотистые мягкие кисточки защекотали ладонь.

— Женщина, — глухо пророкотал Кинкейд, — ты не знаешь, на что идешь, женщина.

Он отстранился от нее. Но Бесс поднялась, села коленями на сыпучий песок и взглянула ему прямо в глаза, обхватила ладонями его лицо.