На смешанном англо-испанском наречии он спросил, как ее имя. Эван перевел.

— Бесс, — представилась девушка, понимая, что полное ее имя только смутит этого мудрого, но примитивного старого индейца.

Вождь смотрел на нее черными, бездонными, как у Кьюти, глазами. Старуха, та самая, которая накануне колдовала над жарением туши, зашептала ему еще что-то. Внезапно горделивое высокомерие Пабло сменилось искренней теплотой и дружелюбием.

— Большая честь видеть тебя среди нас, — перевел его слова озадаченный Эван.

Впрочем, недоумевали все европейцы, включая Кинкейда и саму Бесс. Пабло, взмахнув рукой, быстро отдавал какие-то распоряжения. В считанные мгновения женщины принесли откуда-то потрясающей красоты разноцветную мантию, сплетенную из тысяч и тысяч ярких перышек. Вождь произнес несколько слов.

— Что-то не понимаю, — растерялся Эван.

— Я немного знаю испанский, — вмешался Кинкейд. — Он говорит, что эта мантия предназначена для женщины звезд.

— Ерунда какая-то! — удивился Эван и переспросил у Пабло.

— Да, — твердо ответил тот. — Женщина Звезд. Бесс не знала, почему куна назвали ее этим именем, однако вождь твердо стоял на своем и даже сказал, что пошлет с ней четыре отряда воинов на четырех лодках. Ее слово для них закон, угодить ей — честь. От всякой платы Пабло наотрез отказался.

Девушка поблагодарила его широкой улыбкой и грациозно присела в книксене, насколько это позволяли узкие мальчишечьи бриджи и грубые ботинки.

А спустя три дня, после долгого пути под бесконечным дождем по полноводной реке она начала сомневаться, уж не медвежью ли услугу оказал им Пабло.

Конечно, осадки временами прекращались. Но как только заканчивалась пытка ливнем, начиналась пытка паром, который влажными клубами исходил от всего, что их окружало. К тому же полчища насекомых налетали, наползали, напрыгивали на свои жертвы, норовя забраться в нос, в уши, укусить в самые болезненные места. От смерти под их ненасытными жалами спасала только чудодейственная ароматная паста, которой Бесс снабдили в индейской деревне. К сожалению, она не отпугивала насекомых, а только предотвращала укусы. Тела путников были облеплены тучами мелких и крупных кровососов, которые с жадностью выискивали необработанные мазью участки кожи.

Нельзя сказать, что Бесс не находила красоты в этом буйстве природы. Девственные заросли по берегам реки, стена джунглей, переливы красок производили на нее неизгладимое впечатление. Огромные тропические жабы, ящерицы, черепахи, аллигаторы, величественные зловещие змеи, яркие чернобородые обезьяны, сонные равнодушные ленивцы, — вся эта армия была чарующей и великолепной. В диковинку были ей райские птицы, дикобразы и пестрые обитатели вод.

Воины-гребцы вели караван по реке все дальше и дальше в глубь материка. Кладоискатели начали, уже было подумывать, что они вот-вот пересекут панамский перешеек и окажутся в водах Тихого океана.

И, наконец, когда Бесс уже окончательно потеряла надежду сойти на твердую земли, индейцы причалили свои каноэ и главный из них указал на джунгли.

Эван коротко поговорил с ним, затем все объяснил Кинкейду.

— Это самая дальняя точка, до какой они могут доставить нас по воде. Они готовы дать одного проводника. Еще один воин останется здесь ждать нашего возвращения. Эти места они называют «Охотничьи угодья Эль-Тегро». Куна дико боятся сюда заходить.

— Хищников боятся? — уточнил шотландец.

— Нет. — Воин быстро затараторил что-то, Эван задал ему еще несколько вопросов. — Он говорит, здесь начинаются владения другого племени, — продолжал переводить Дэвис. — Это не дружественное племя Чоко или Гайамис. — Эван бросил быстрый взгляд на Бесс. — Индеец говорит, тут обитает народ Тегро, они охотятся за маленькими детьми куна, чтобы их съесть. Это племя людоедов.

— Вздор. Суеверные сказки, — буркнул Кинкейд.

А Бесс смотрела на напряженные лица гребцов, и внезапно ее обдала волна ледяного холода.

— Да нет, — заметила она. — Боюсь, что это правда. Ты только взгляни на них.

— Что же, тогда мы пойдем одни, — решительно заявил Кинкейд. — Ты готова, Бесс?

Девушка кивнула, хотя ей на самом деле не хотелось углубляться в дебри. Бесс вдруг ощутила всплеск неуловимых, незнакомых эмоций и сказала:

— Надо идти. Осталось совсем немного.

Кинкейд, Эван и восемь матросов взяли мачете, оружие, взвалили на спины самую необходимую поклажу. Шотландец протянул Бесс пистолет и завернутую в кожаный чехол карту.

— Береги это от сырости, — сказал он, — если жизнь дорога.

От группы индейцев отделились два добровольца.

— Ты уверен, что им можно доверять? — обратился к Эвану Кинкейд. Тот пожал плечами. Тогда шотландец повернулся к Бесс. — Дотронься до их рук, — приказал он, — дотронься, и мы узнаем, не предадут ли они нас.

Девушка изумленно расширила глаза.

— Ты же говорил, что не веришь моим способностям. Говорил, что все это…

— Черт тебя побери, женщина! Делай, что сказано! — прикрикнул он.

Поколебавшись, Бесс подошла к одному из воинов, протянула к нему руку и, вопросительно посмотрев на него, спросила:

— Можно?

Индеец молча и невозмутимо раскрыл ладони, подал девушке. Она плотно накрыла их своими.

— Что происходит? — удивился Эван. Матросы в недоумении зароптали.

Увидев внутренним взором ярко-голубое свечение, Бесс улыбнулась.

— Этот человек честен и надежен, — сказала она. Второй доброволец вдруг повернулся и бросился в джунгли. Прежде чем кто-либо успел остановить его, он скрылся в зеленых дебрях.

— И что теперь? — спросил Эван.

Кинкейд и Бесс переглянулись. Девушка кивнула и встала рядом с шотландцем.

— Идем, — молвила она. — Иначе все кончено.

Как по сигналу, в эту минуту полил дождь. Шотландец кивком велел индейцу возглавить цепочку. Бесс пошла следом за Кинкейдом, за ней Эван и все матросы.

Бесс капля за каплей теряла уверенность в себе, по мере того как они пробирались сквозь сырые заросли колючего кустарника и жестких лиан. Сумрачный лес был на удивление молчалив и необитаем. Впереди шли мужчины, им приходилось прорубать дорогу с помощью мачете. Дождь прекратился так же внезапно, как и начался, но жара и влажность все равно превратили этот переход в пытку. Рубашка и бриджи Бесс были пропитаны дождем и потом, острые шипы в клочья изорвали чулки, и теперь ноги были исполосованы в кровь. Бесс атаковали муравьи и пауки, они наползали на нее, падали, наскакивали со всех сторон. Кожаные башмаки стали от воды тяжелыми и корявыми, на ступнях появились болезненные мозоли, кровоточащие при каждом шаге.

Постепенно пальмы и обвитые лианами кусты сменились велчественными, высоченными мамонтовыми деревьями, баобабами, секвойями и совершенно неизвестными огромными растениями. Стволы были толстыми, могли занять, наверное, целую лондонскую мостовую. Тропу обрамляли стены зеленых зарослей, а сверху ее покрывал, на огромной высоте, плотный ковер густых ветвей, который затмевал солнечный свет, превращая лес в мрачный, просторный зал. Идти здесь было гораздо легче. Деревья с огромными кронами росли редко, почва под ногами была упругой и мягкой.

Но как же душно, жарко… Все липнет… И опять что-то жалит в руку… Опять.

Бесс шла и шла, радуясь хотя бы тому, что она не мужчина и может идти следом за сильными… радуясь, что видит перед собой надежную спину Кинкейда.

Индеец-куна откликался на имя Ха-кобо, но было ли оно искаженным испанским Якоб или каким-то местным прозвищем, Бесс не знала. Весь запас английских слов проводника состоял из слов «Мы идти» и «Нет», остальное он передавал с помощью жестов и мимики. Другой проводник, Че, который сбежал еще на берегу реки, похоже, бесследно исчез.

Группа двигалась в большей степени наугад, только приблизительно указав проводнику ту точку, которую выбрала на карте Бесс.

Сейчас, когда путники оказались в самой гуще тропического леса, где все деревья были похожи одно на другое, где каждая миля давалась с неимоверным трудом, Бесс начала сомневаться, выберутся ли они вообще из этого зеленого ада, увидят ли снова морской берег, не говоря уж о том, чтобы найти клад, захороненный здесь более полувека назад.