— Под стать мне только ты, Кинкейд. Ты мужчина, женой которого я хочу быть.

— У тебя не тропическая ли лихорадка? Похоже, ты совсем рассудок потеряла.

Бесс сглотнула горький комок в горле.

— Значит, твой ответ — нет? Ты не хочешь меня?

— Не хочу тебя?! Тысяча чертей! Конечно, я хочу тебя, хочу быть с тобой, видеть тебя, слышать тебя. Ты самая красивая, самая удивительная женщина из всех, кого я встречал. Ты отважная, дерзкая, волевая. И никого на свете я не хотел бы видеть матерью своего ребенка, кроме тебя, но уже поздно. Поздно.

— Поздно?!

— Я боюсь, Бесс… боюсь, что снова позволю себе размечтаться. Это дорого мне обойдется.

— Разве так страшно мечтать? А как же клад? Ведь он тоже своего рода мечта.

— С этой мечтой я совладаю.

— Но когда мы найдем его, то?..

— То я отвезу тебя домой, в Мэриленд.

— И там оставишь меня? Уйдешь?

— Так будет лучше для нас обоих. Я возьму свою долю золота и уйду на запад, в края индейцев. Построю себе скромную ферму, сложу простой дом и стану жить, девочка моя. А если ночи станут нестерпимо одинокими, что же, подыщу себе женщину, которая согреет мою постель.

— Значит, ты не хочешь жениться на мне.

— Именно это я и сказал.

— Но ты любишь меня.

— Да. — Кинкейд тяжело вздохнул. — Вижу, зря я об этом сказал вслух. Ты этого так не оставишь.

— Забудь, — оборвала она его, отворачиваясь. — Забудь все, что я говорила. Твоего ребенка я выращу одна.

— Какого ребенка? У тебя нет никакого ребенка и не может быть, потому что мы…

— Сегодня — прошептала она, — здесь, в этой хижине я зачала от тебя ребенка.

— Нет, ну ты точно бредишь.

— Ты же признаешь мою колдовскую силу, но почему-то отказываешься верить, что у меня будет ребенок.

— Слушай, женщина, ты бредишь, как выброшенный бурей матрос.

— Если я беременна, может, ты все же возьмешь меня в жены?

Кинкейд смотрел на нее в недоумении и раздражении.

— Где твоя хваленая гордость, если ты готова силой тянуть мужика себе в супруги?

Бесс рассмеялась.

— Силой тебя ничего не заставишь сделать, Кинкейд. Если ты женишься на мне, то по любви — и навеки.

— Хватит об этом. Хватит. — Шотландец встал, подошел к решетчатой стене хижины, за которой царила тьма и бушевала вода. — Где-то там покоится то, за чем мы пришли сюда, Бесс, проделав весь этот долгий путь, — сказал он, вглядываясь в черную стену джунглей. — Настал час, когда ты должна сказать мне, что написано на тех страницах. Теперь мы не имеем права ни на один неверный шаг. Мне надо знать все. Сколько дней идти? Каковы основные ориентиры? Где стоят вешки? Глубоко ли зарыты сокровища?

У Бесс бешено заколотилось сердце. Вот оно! Этой минуты она и боялась! Кьюти не появлялся с той самой встречи у берегов Каролины. А ведь он обещал вести ее за золотом. Но теперь она осталась ни с чем — ни ключа, ни веревочки. Ни малейшего намека куда идти.

Она потянула к себе сорочку. Ткань была влажной, по ней ползали какие-то насекомые. Смахнув их, девушка быстро оделась, соскочила на пол и начала медленно подбрасывать хворост в огонь.

— Черт побери, женщина, ты никогда не делаешь того, что тебе говорят! — резко и сухо сказал Кинкейд, однако голос его звучал уязвленно и даже обиженно.

Бесс открыла рот, но речь отказала ей. Она чувствовала, будто кто-то невидимый железной лапой сдавил ей горло. «Кьюти, — молча кричала она, — Кьюти, где же ты, где?»

— У тебя не только с головой, но и с ушами плохо? — едко спросил Кинкейд. — Я хочу, чтобы ты нарисовала подробную карту. Боже тебя упаси забыть или перепутать что-нибудь.

Девушка в отчаянии думала, что не может сейчас сказать ему правду. Не посмеет. Не рискнет. Силы небесные, на что же я себя обрекла, терзалась она. Прошу тебя, Господи, молилась Бесс, дай мне знак, помоги, научи, Господи…

— Бесс!

Помешивая угольки, Бесс сосредоточилась и попыталась вызвать перед глазами образ Кьюти. Но тщетно. Она чувствовала только смущение, неуверенность, страх.

— Я хочу вспомнить все дословно, — на ходу выдумала она отговорку, чтобы выиграть время.

Кинкейд стоял перед ней, воинственно подбоченясь, и не сводил сурового взгяда с лица девушки. Черты его будто окаменели; он напоминал сейчас античную статую, казалось, он даже не дышит.

— Ну, если ты надула меня… — наконец произнес он, и недосказанные слова угрозы заставили Бесс содрогнуться.

Глотая горячий, сырой воздух, она начала выговаривать столь знакомые строки из старого дедова дневника:

— Нас Морган отослал другой дорогой. Основную часть сокровищ решено было отправить караваном мулов в Портобелло. Он лично сопровождал золото, следуя с большой группой наших людей по реке Чардс. Мы же пошли сквозь джунгли, срезая значительный отрезок пути…

Во рту у Бесс пересохло, язык стал шершавым, как терка, и непослушным. Усилием воли ей приходилось сдерживать дрожь в руках.

От очага поднимались вверх кудрявые завитки дыма, наполняя хижину ароматным духом и растворяясь в стихии дождя. Девушка вдруг заметила, что сладковато-терпкий дымок отпугивает москитов.

Но все эти запахи и доносившиеся из джунглей звуки казались сейчас враждебными, зловещими. Даже отсветы костра на коже будто превратились в кроваво-красные потеки.

Подошел Кинкейд и на корточках сел с другой стороны очага. Взгляд его по-прежнему был сух и неподвижен. Барабанная дробь дождя, насквозь промокшая земля дышали прохладой, но это не приносило Бесс облегчения, напротив, она ощущала озноб и пелену нездоровой испарины на теле.

Почему я затеяла все это, думала она. Почему я отправилась в этот душный сырой ад? Пусть бы у меня отняли часть моих земель, потом я могла бы расчистить от леса новые участки и возделать их под посевы. Питаться можно было бы дичью и рыбой… Конечно, тяжело, но не хуже, чем…

Она вдохнула приторно-пряный, напоенный мельчайшими бисеринами влаги воздух и твердо сказала себе: нет, это решение я приняла сама, никто меня не принуждал. Правильно ли, нет ли, но мы уже здесь, и сокровище будет найдено, чего бы это ни стоило.

И вдруг из самых глубинных уголков подсознания она услышала слабый шелестящий шепот: «Сила Лейси — в тебе. В тебе кровь тех, кому подвластно все лежащее за чертой реальности…»

Затаив дыхание, девушка ждала в надежде услышать еще что-нибудь, но ничего — тишина, шуршание дождя, шелест промокших листьев…

— …В тебе, — эхом повторила Бесс.

— Что ты сказала? — не расслышал Кинкейд.

Во мне сила, дарованная небесами, внезапно поняла Бесс, почувствовав оживление.

— Моя бабка была исключительной доброты человеком. В ней не было ни капли зла, ни капли корысти. Она не могла пройти мимо голодного ребенка, не могла смолчать, когда дело касалось справедливости.

— Бабка? При чем здесь твоя бабка? Нам скорее важен твой дед. Ведь он писал в своем дневнике о том, что нас интересует.

Бесс улыбалась, покачивая головой.

— Моя бабушка Лейси владела особым даром. И мне выпала та же судьба. Во мне живет запредельная сила.

— Вот как? Что ж, покажи мне свою «сверхъестественную силу». — Кинкейд быстро развернул сложенную карту. — Покажи, где клад.

Бесс глядела на желтоватый лист бумаги, видела и не видела его одновременно. Потом закрыла глаза, помедлила, занеся над картой указательный палец, и наконец, опустила его.

— Здесь, — одними губами молвила она. — Сокровища здесь.

Кинкейд недоверчиво взглянул на нее.

— Ты уверена?

— Зачем мне лгать? После всего, через что мы прошли? — спросила она, суеверно перекрещивая за спиной пальцы — на счастье.

Только Бесс смогла убедить индейцев — куна выделить им проводников для поисков клада. Все усилия Эвана Дэвиса были тщетны. Пабло ни в коем случае не хотел, чтобы его воины рисковали жизнью ради нескольких мачете и вороха лоскутков. Вождь не поддавался ни на какие уговоры, пока одна старуха не шепнула ему на ухо слова, после которых он немедленно подозвал к себе Бесс.