Она вышла, одетая в меха, на лице у нее была вуаль; ее невозможно было узнать. Индус в униформе шофера открыл ей дверь автомобиля, а затем заботливо укрыл меховой полостью, сел за руль, и они уехали.

Я навел об этом автомобиле справки. Он был взят напрокат для того, чтобы забирать Зару эль-Хала из ее небольшой гостиницы, расположенной в непрестижном квартале Парижа, и доставлять ее в театр, а ночью отвозить обратно. Я послал к ней своего человека, чтобы он под вымышленным предлогом получения материала для прессы навестил ее в гостинице. Она отказалась его принять. Мой интерес к ней усилился. Я послал ей чудесный букет, сопроводив его визитной карточкой титулованной особы и посланием, составленным чрезвычайно уважительно, с выражением своего восхищения. Она его не приняла. Я попытался убедить одного из самых красивых и отважных кавалерийских офицеров Парижа попытаться с ней познакомиться. Он отказался наотрез: «Ну уж нет! Я знаю, что этот „цветок пустыни“ недоступен».

Поэтому вы меня сразу поймете, что когда я услышал от бесценного Казимира, как столь неприступная женщина написала Великому князю Ивану и зашла настолько далеко, что отправила ему свою фотографию, то я встревожился. Мне показалось, что я нахожусь на пороге важного открытия. Я послал на это дело шесть лучших своих людей: трое наблюдали за гостиницей, в которой остановился Великий князь Иван, а трое — за Зарой эль-Хала. Еще двое были направлены следить за слугой-индусом, и один человек присматривал за моим добрым другом Казимиром. Таким образом, девять опытных профессионалов и я сам тотчас взялись за это дело.

Почему я говорю «за дело», когда нет ничего достаточно веского для того, чтобы им следовало заниматься? Я объясню. Хотя Великий князь и путешествовал инкогнито, но правительство его страны знало об этой поездке и желало выяснить, с какой целью она была предпринята.

Когда я познакомился с Казимиром, Великий князь находился в Париже уже три дня и, по моим данным, был страшно взбешен. Очаровательная танцовщица не снизошла даже до того, чтобы ответить на его приглашение, а когда он явился к ней лично, то ему был оказан такой же прием, как и мне. Как, впрочем, и всем остальным, кто пытался получить у Зары эль-Хала интервью!

Я все больше и больше убеждался, что все мы — жертвы какой-то мистификации.

Насколько я помнил, девушка находилась в Париже уже около двух месяцев. Она занимала несколько комнат, туда же ей приносили и еду. За исключением индуса, который управлял взятым напрокат автомобилем, слуг у нее не было. Она никогда не посещала общественных мест в гостинице без вуали, а если там и появлялась, то только по пути к автомобилю и по возвращении в свои апартаменты. Она выезжала каждый день. За ней, конечно, следили, но ее поведение было безупречным. Выйдя из автомобиля в Булонском лесу, она совершала короткую прогулку, если была хорошая погода, но никогда не теряя из виду своего индуса, который следовал за ней на автомобиле, а затем привозил ее обратно в гостиницу. Она никого не принимала, а во время ежедневных прогулок ни с кем не встречалась.

Я обратился к отчетам о наблюдении за индусом.

Он снял комнату в мансарде в многоквартирном доме, где селились официанты из иностранцев и им подобные. Он сам покупал себе еду, сам себе готовил и, по-видимому, довольствовался исключительно рисом, чечевицей и фруктами. Каждое утро он отправлялся в гараж и занимался автомобилем, затем звонил своей хозяйке; после возвращения в гараж он отправлялся домой и не выходил уже до вечера. Ночью, после возвращения из театра, он иногда покидал свое жилище, но каждый раз моему агенту не удавалось за ним проследить. Я отозвал человека, наблюдавшего за Казимиром (он представил мне прекрасные отчеты, показывающие, что Казимир действительно преданный слуга), и проинструктировал его, чтобы он помог проследить за перемещениями индуса.

Две ночи спустя, следуя за индусом, они увидели, как он зашел в кафе, расположенное на берегу реки. Его владелец, гигантский квартерон с Доминики, был связующим звеном между торговцами восточными коврами, уличными актерами и изготовителями турецких сигарет.

Наконец у меня появилась надежда. Великий князь поговаривал о том, чтобы покинуть Париж, но пока он нашел временное утешение в улыбках этой женщины, толкнувшей его на это безумие. Во всяком случае, я не поверил в то, что он уедет через несколько дней. Он был человеком такого склада характера, которого препятствия только раззадоривают.

Индус оставался в кафе в течение часа; он курил и пил какой-то напиток, наподобие сиропа, а один из моих людей за ним наблюдал. Вскоре владелец кафе позвал его в маленькую комнатку позади стойки и закрыл за ним дверь. Индус и квартерон провели там несколько минут. Затем индус вышел из комнаты и покинул кафе. За ним последовал один из моих людей. Этой ночью я сам прослушивал все телефонные разговоры, которые велись из этого кафе. Приблизительно в то время, когда там находился индус, как указывалось в полученном мной отчете, кто-то позвонил в это заведение и спросил Мигуэля. Так звали квартерона, и я услышал его хриплый голос. Другой голос, заговоривший первым, был очень четким, но со странным присвистом. Он явно не принадлежал французу или какому-нибудь другому европейцу. Разговор был следующий:

— Мигуэль?

— Мигуэль у телефона.

— Скорпион. Сообщение для Чанда Лала.

— Одну минутку…

Я задержал дыхание, ожидая, пока подойдет индус, настолько я был сильно взволнован. Внезапно я услышал новый голос. Это заговорил индус.

— Чанда Лал у телефона, — произнес он.

Я сжал зубы, я понял, что не должен пропустить ни одного слова.

«Скорпион» ответил… на языке индустани, из которого мне было известно не более дюжины слов.

Хотя я столкнулся с непредвиденным препятствием, однако мне стали известны три вещи. Я узнал, что Мигуэль, этот квартерон, возможно, в союзе с индусом, что индуса зовут Чанда Лал и что он получает сообщения, возможно инструкции, от третьего лица, которое называет себя Скорпионом.

Один из моих людей, конечно, провел в кафе весь вечер, и от него я получил подтверждение того факта, что к телефону вызывали именно индуса и именно его разговор я слышал. Как только в кафе положили трубку и отключились, я позвонил на центральную телефонную станцию. Служащих предупредили, и они были наготове.

— Откуда звонили? — спросил я.

Увы! Передо мной возникло еще одно затруднение. Звонили из отделения общественной телефонной связи, и «Скорпиона» невозможно было обнаружить по номеру телефона.

У нас не принято предаваться унынию. Однако, вернувшись к себе на квартиру, я записал известные к этому времени факты. Я понял, что имею дело не с коварной женщиной, но с чем-то более опасным, в руках которого она только орудие. Необычность образа ее жизни стала мне до некоторой степени понятной. Она находилась в Париже с тайной целью, которая была связана (я совершенно в этом не сомневался) с Великим князем Иваном. Это была не любовная, а политическая интрига.

Поздно вечером я связался со старшим группы из трех агентов, наблюдавших за Великим князем. Этим вечером Великий князь послал красивое драгоценное украшение, купленное на rue de la Paix5 танцовщице. Оно было отослано обратно.

Утром я встретился с любезным Казимиром в кафе, где он был завсегдатаем. Он только что проведал, что Зара эль-Хала ежедневно в одиночестве ездит в Булонский лес, и в этот день Великий князь собирался подойти к ней во время прогулки и попытаться объясниться. Я тоже подготовился к этому событию. Одевшись в рабочую блузу и имея при себе в корзинке скромный завтрак и бутылочку вина, я спрятался в той части леса, где неизменно прогуливалась танцовщица, и начал ее поджидать.