— Ого! — раздалось за столом.

— Вот так, товарищи! — заведующий отделением принял сокрушенный вид. — Тут, понимаешь ли, работаешь, сил не жалея, годами ждешь отдельное жилье, вдруг появляется юноша с горящими глазами и обходит вас на повороте. И ничего не сделаешь — все по закону. Но знаете, как мы накажем торопыгу?

— Нет! — загомонили за столом.

— Мы не позволим Чернухе жить одному в двух комнатах, поэтому найдем ему жену — серьезную и положительную. Чтобы взяла его в руки и объяснила: жить нужно для семьи, а не порхать мотыльком. В поликлинике у нас такие дамы есть, они уже записываются в очередь. От них Чернухе не уйти!

Все снова засмеялись.

— А если говорить без шуток, — завершил свой Ботвинник. — Я горд, что в ортопедическом отделении нашей поликлиники трудится такой талантливый, порядочный и честный человек. За Константина! — он поднял свой бокал повыше. — Пускай сопутствует ему удача! Пьем стоя!

Гости поднялись и стали чокаться. Выпили, опять присели и навалились на закуску. Икра на бутербродах, нарезка и салаты стали исчезать из блюд. Но насладиться им едой не дали — Ботвинник, принявший роль тамады, велел мужчинам наполнять бокалы, лить в них вино или коньяк — кому что нравится, и предоставил слово Кацу. И понеслось… Тост под горячее (антрекот и фирменные котлеты «папараць-кветка»), тост от друзей, за женщин, разумеется… Кир чувствовал себя счастливым. Все складывалось просто замечательно. Он выполнил намеченный им план, попав в элиту общества, и в скором времени станет жить в своей квартире. Здесь ожидают их годами, а у него все быстро получилось. Он много зарабатывает — на уровне местных генералов. И у него есть верные друзья, которые всегда помогут и подскажут. Они так искренне поздравляют…

Заиграл ансамбль, и парни с девушками встали и отправились на танцевальную площадку перед сценой. Остались Кац с Ботвинником и их супруги, Кир и Сергей. За столом шел вялый разговор. Обсуждали драконовские меры по укреплению дисциплины, которые насаждались новым руководством СССР. Кир крепко выпил, поэтому не удержался:

— Все это ерунда, — сказал, пожав плечами, — нисколько не поможет.

— Почему? — Ботвинник удивился. — По-моему своевременно. Давно пора приструнить разгильдяев.

— А откуда они взялись? — поинтересовался Кир. — Почему на производстве работают ни шатко и ни валко, выпуская брак, сотрудники контор днем ходят в магазины или в кинотеатры?

— Потому что отсутствует дисциплина в их организациях, — сказал Ботвинник, — а руководство распустило подчиненных. Теперь прижмут.

— Политика кнута бывает эффективной ненадолго. Все возвратится на круги своя.

— И что вы предлагаете? — Ботвинник улыбнулся.

— Личную заинтересованность. Работник должен захотеть работать качественно и добиваться результата. Про дисциплину вообще молчу — он сам ее не станет нарушать.

— Как это сделать? — поднял бровь Ботвинник.

— Семен Григорьевич, в нашем ортопедическом отделении есть нарушители дисциплины? Или, скажем, отъявленные бракоделы?

— Нет! — заявил Ботвинник.

— А почему? Да потому что вздумай кто из техников или врачей работать абы как или гулять по магазинам, наплевав на пациентов, как вы с таким немедленно расстанетесь. Я не ошибся?

— Нет.

— В результате разгильдяй потеряет отличную работу и вновь такую не найдет. Придет в другую поликлинику, там спросят: почему уволился? Ну, скажем, он чего-нибудь соврет, но их руководитель перезвонит вам и поинтересуется причиной. Ведь так?

— Само собой, — Ботвинник согласился. — В Минске все руководители отделений друг друга знают, и подводить коллегу, рекомендуя разгильдяя, я не стану.

— Вот именно. Об этом в отделении известно, как и то, что желающих занять их место толпы. Стать ортопедами желают многие.

— Все так и есть, — Ботвинник согласился. — Но это в наших отделениях. В обычных поликлиниках врачей и медсестер нехватка.

— Да потому что платят им копейки, а спрашивают много.

— У государства не хватает денег для больших зарплат.

— Не нужно содержать бездельников, тогда найдутся деньги для тех, кто трудится отлично. Сейчас ведь лодырь и ударник получают одинаково. Ну, типа, мы за равенство. Хреновая идеология. Равенство должно быть в предоставлении возможностей, а вот в зарплате или льготах — никогда. Так, между прочим, записано в руководящих документах партии. От каждого по способностям, а остальное — по труду. Кто не работает — не ест.

— Ну, это слишком радикально, — подключился Кац. — Если ввести такие правила, появятся безработные.

— И что с того? — не согласился Кир. — Поголодают, поживут на улице, и в следующий раз будут держаться за свою работу.

— В социалистическом государстве безработных и бездомных нет, — нахмурился Ботвинник.

— Вот потому и боремся за дисциплину, — Кир усмехнулся. — Да только все без толку. Менять систему нужно! Решительно и радикально.

— Я этого не слышал, Константин, — встревоженно сказал Ботвинник. — И вас прошу не говорить так больше. Здесь, за столом, свои, но, если скажете такое посторонним — те звякнут куда надо. А вам пришьют антисоветчину. Вам надо эти неприятности?

— Молчу! — развел руками Кир…

Сергей Кострица мрачно напивался — ему все было не по сердцу. И то Маша не пришла с ним в ресторан, а он хотел ее порадовать, и многочисленные славословия в адрес Константина. Все у приятеля легко и просто. Работает в поликлинике — в халате, за столом, а не в замасленной спецовке в цеху под грохот прессов, как Сергей. И получает много больше. За зубы Маша отдала Чернухе четверть гонорара за повесть в «Немане», а эти деньги им бы очень пригодились — живут-то на квартире, хозяйке платят 45 рублей. Они за зубы заплатили по государственным расценкам, но Сергей подозревал, что существенная часть из этих денег перепала Константину. Рвач… Для друга мог бы и бесплатно сделать. Но, главное, что, будучи его моложе, Константин уже вступил в Союз писателей, а вскорости получит и отдельную квартиру. А он с семьей ютится в конуре, снимая крохотную комнату у алкоголички. Срок выхода его повести отдельной книгой уже переносили дважды, несмотря на водку, которую он пил с редактором. Тот только обещает… Теперь сказали: в феврале. Издания книги Кострица алкал как жаждущий воды в пустыне. Тогда все будет: вступление в Союз писателей, отдельная квартира и работа редактором в журнале. Он обо всем уже договорился, немало водки выпив с нужными людьми, и они пообещали.

Если Сергею все давалось тяжело, то Чернухе как будто дьявол ворожил. Едва приятель накропал какую-то фантастическую повестушку, как ее издали. И где? В Москве! И Короткевич дал ему рекомендацию в Союз писателей… Отправив Константина к классику, Сергей надеялся, что тот не станет разговаривать с выскочкой, но вышло все наоборот. Да что ж это такое!..

Когда какой-то важный стоматолог предоставил Сергею слово, он буркнул, что очень рад за друга, с которым познакомился в Литинституте, желает ему счастья, после чего забросил в рот коньяк из рюмки. Его невнятный тост не вызвал за столом недоумения — ну, не оратор человек. Зато талантливый писатель, как сообщил гостям Чернуха. Несмотря на выпитое, Сергей внимательно прослушал спор Константина с врачами-ортопедами и изумился смелости приятеля. И ведь нисколько не боится говорить такое, выскочка!..

С танцплощадки вернулись девушки с парнями, банкет продолжился, и очень скоро Сергей увидел, как в глазах двоится. Ему, пожалуй, хватит. Улучив момент, он встал из-за стола и потихоньку удалился — ему пора домой. Одевшись в гардеробе, Кострица выбрался наружу и побрел по тротуару. Его пошатывало, вечерний город расплывался перед взором, но это не пугало — не раз он возвращался к Маше в подобном состоянии после посиделок с редактором или писателями. Она хоть ругалась, но относилась с пониманием: так мир вокруг устроен. Не выпьешь с нужным человеком — ничего и не добьешься.