Дальше мы в пять минут решили всё мои вопросы. В стиле — «да»/«нет»/«надо подумать».

«Страховое общество»? — да, как с Живчиком. Деньги нынче же, за год вперёд. — Нет, через 12 месяцев. — М-м-м… Ладно.

Фактории? — Открывай. Дам посадникам команду — беречь. Под заклад их голов.

Земли под розыск и сбор минералов? — ищи, столби, бери. В разумных приделах.

Ямская гоньба? — С тройками? С переменой лошадей? Нет. А вот станы для гонцов — уже.

Тракты, переправы…? — Чистим, правим. Но… денег нет.

И вдруг, не в ответ на моё предложение, а от себя:

— Ставь вышки свои. От Боголюбова вверх по Клязьме до Москва-реки. И там… впоперёк. Коломна, Кучково, Волок Ламский, Шоша. И с отсюда: Суздаль, Ростов, Ярославль. И вверх. От Ярославля до…

— До Ржева?

— Х-ха. Ишь какой резвый. Моей земли край — Зубец.

— Э… Андрейша… Такое дело — враз не делается. И денег немалых стоит.

— А ты поворачивайся-поворачивайся! Надо — спешно. Денег — не дам. Смердов — сколь надобно. Возчиков, там, плотников-лесорубов. Серебра — не дам.

Андрей и вправду готовится к войне. Даже без моих россказней из «свитка кожаного».

«Для войны нужны три вещи: деньги, деньги и ещё раз деньги».

Похоже, он накапливает высоколиквидные ресурсы. Проще: гривны, чтобы войску платить. Поэтому довольно легко согласился с предложением отдать мне городки, со «страховым обществом» — я же плачу. Мои платежи быстрее, надёжнее и весомее налогов с городков.

Теперь требует спешного создания системы оповещения. В интересной географии — радиусы по Клязьме и Нерли-Которосли. И рокаду по западной границе, по Москва-реке и Шоше. Это обычные пути движения товаров. И — войск. Но вкладывается не деньгами, а людьми, поданными.

Мыто, подати, повинности.

Первое — даёт серебро. Второе — серебро и товары (хлеб, пушнину, соль, лён, железо…), которые довольно быстро можно превратить в серебро. Третье — овеществлённый принудительный труд. Возни много, а в серебро — тяжело. Или вообще — нужно не в деньгах. Кому ты продашь свеже-выкопанный противотанковый ров? Только противнику.

По требованиям к скорости построения телеграфа и выплатам можно прикинуть время планируемого начала боевых действий.

В это лето… он не готов. А позже? А чего тут гадать? Через три года кончится перемирие с эмиром. До тех пор надо разгромить врагов на других направлениях.

Не это ли одна из причин принятия им (в РИ) венца Великого Князя? Когда стало ясно, что Киев и Новгород при Жиздоре «за базар не отвечают».

А пока — продолжим.

«Сказочники»? — Твои? И чего сказывают? — М-м-м… Всё тебе хиханьки да хаханьки. Хренью мозги людям морочишь. Ладно. Попадутся — выпустят.

Попы? — Слать не могу. Посоветую. Некоторым.

Книги, утварь, облачения… — дам. Сколько чего? Погляжу. По возможности.

Нищих, сирот, вдов, шишей, татей, калек, убогих… — к тебе? — Вышлю.

Олово? — Купи на торгу.

Дерьма железного? — Не понаделали ещё.

…

— Как мне там представляться? Твоим слугой? Каким-нибудь… третьим помощником младшего дворника по женской линии?

— Как ты сказал? Третьим помощником младшего… Ха-ха-ха… Ну ловок, ну насмешил. Тут, по землям моим — пойдёшь княжьим гонцом. Донесут, конечно. Ихние «доброхоты». Но — опосля. Там… Ни от меня, ни от себя — тебе нельзя. А то будут… негоразды. Слугой купецким…? С Торжка или с Новагорода…? Ты ж тама ничего не знаешь! Чуть спросят — сразу поймут… А! Ты ж — смоленский! Боярич. У Ростика свита — более киевские. Но смоленские есть. Глядишь — и пролезешь на этом. Поближе к разговорам. Смотри сам.

Интересно: я потому так Точильщика и Николая достаю по обеспечению наших людей на чужой земле, что мне самому вот так… дуриком… приходится? «Болезненный личный опыт» — способствует пониманию? И — предвидению.

Ещё: то, как Андрей вспомнил мою «смоленскую прыщеватость» — пребывание на княжеском дворе в Смоленске «в прыщах» — выглядит как «заготовка». Людей, способных достоверно изобразить «смолянина из вятших» у него, если и есть, то весьма немного. Насколько этот аргумент важен? — Представьте, что губернатору Костромы срочно нужно послать тайного агента на саммит бушменов и зулусов. Большой у него выбор?

Похоже, Андрей эту тему серьёзно обдумывал. Даже не зная конкретных места-времени встречи Ростика с сыновьями. А теперь разыгрывает передо мной внезапное «озарение».

— Всё? Как вторую стражу прозвонят — быть у Сухих ворот. Дам человечка. Проводит. А то ты туда-то и дороги не найдёшь.

— Я со слугой пойду. Отреконь. Кони — твои. Два — под седло, третий под вьюк. Каждому.

— Х-ха… Накладно. Коней-то вернёшь?

— Коли целы останутся… И сам — живой… Верну.

— Не маячь в городе. И здесь, и там. Пошли.

…

На улице уже темнело. Вот и день прошёл. В застенках.

О-ох… Так и жизнь моя здешняя пролетит-прокатится. То — в тюрьме, то — в дороге.

Дорогой ты наш Александр Сергеевич! Как же я тебя понимаю!

«Долго ль мне гулять на свете

То в коляске, то верхом,

То в кибитке, то в карете,

То в телеге, то пешком?

Не в наследственной берлоге,

Не средь отческих могил,

На большой мне, знать, дороге

Умереть господь судил,

На каменьях под копытом,

На горе под колесом,

Иль во рву, водой размытом,

Под разобранным мостом.

Иль чума меня подцепит,

Иль мороз окостенит,

Иль мне в лоб шлагбаум влепит

Непроворный инвалид.

Иль в лесу под нож злодею

Попадуся в стороне,

Иль со скуки околею

Где-нибудь в карантине.

Долго ль мне в тоске голодной

Пост невольный соблюдать

И телятиной холодной

Трюфли Яра поминать?

То ли дело быть на месте,

По Мясницкой разъезжать,

О деревне, о невесте

На досуге помышлять!

То ли дело рюмка рома,

Ночью сон, поутру чай;

То ли дело, братцы, дома!..

Ну, пошел же, погоняй!..».

Карет с колясками — нет, вместо шлагбаумов — рогатки, вместо инвалидов — мужики мордатые. Всякие мелочи, типа рома и невесты с трюфелями — не здесь. А вот помыться бы…

Напрямки от Владимира-на-Клязьме до Великих Лук — вёрст шестьсот. Прямо… Прямо над Русью даже птицы не летают. Дохнут на морозе.

Почему птицы замерзают на лету, а мышки, к примеру, нет? «Мышки» — не в смысле — «на лету», а в смысле — «на бегу». Загадка природы. Отгадка — в пёрышках.

У меня перьев нет — есть надежда не замёрзнуть. «Мороз окостенит» — вроде, не моё. Но, факеншит, тысяча вёрст дороги! Дней десять-двенадцать в седле — оптимистический минимум. Бедная моя задница! Ни одному закоренелому гею секс такой интенсивности и продолжительности… в самых голубых мечтах… даже и привидеться не может! А здесь — норма. Весь цвет «Святой Руси» неделями отбивает свои окорочка о лошадиные спины в ходе походов.

Задача… Полный маразм! Абсолютная авантюра! В духе кавалерийских атак Боголюбского.

Нужно вспомнить смоленский говор. Здесь диалектность такого уровня, что «национальная принадлежность» определяется на второй фразе. Хуже, чем у Даля в 19 веке, когда он в случайной дорожной беседе отличал нелегалов — владимирских плотников от ярославских.

В Гражданскую Дмитрий Медведев (который — чекист) задержал в поезде двух польских шпионов. Вычислил по манере поведения — мимика, жесты и позы были не характерны для местных. Причём — и те, и другие только что были поданными одного государства — Российской империи.