«Въ л?то 6676 [1168]. Приде князь Романъ Мьстиславиць, вънукъ Изяславль, Новугороду на столъ, м?сяця априля въ 14, въ въторую нед?лю по велице дни, индикта пьрваго; и ради быша новгородьци своему хотению. Въ то же л?то ходиша новгородьци съ пльсковици къ Полотьску и пожьгъше волость, воротишася от города за 30 вьрстъ. Тому же л?ту исходящю, на весну ходи Романъ съ новгородьци къ Торопьцю, и пожьгоша домы ихъ, и головъ множьство полониша. Въ то же вр?мя ходиша Ростиславици съ Андреевицьмь и съ смолняны и съ полочяны и съ муромьци и съ рязаньци на Мьстислава Кыеву; онъ же не бияся с ними, отступи волею Кыева».
В РИ Жиздор из Киева сбежал. Оставив в городе брата, жену, детей, большую часть своей дружины, отряды наёмников-союзников из мадьяр и ляхов, присягнувших ему киевлян. В моей АИ этот эпизод… сложился чуть по другому.
Хорошо видны причины и ход эскалации национального кризиса, привёдшего Боголюбского на Киевский престол, по сути, против его воли и со смертельными для него последствиями.
Изначально — успех. Группа «отбросов» — лесных бродяг — сумела продвинуться в Заволочье, обойдя с севера давно уже существующее Белозерье. Успех — «поддержан, расширен и возглавлен» несколькими боярскими семьями. Результат героического, тяжёлого и капиталоемкого процесса — их обогатил. И вверг Новгород в «голландскую болезнь».
Прекращение междоусобицы вокруг Киева, стабильность и целостность «Святой Руси», создаваемые Ростиком, позволяют «купировать сырьевой перекос». Отчего «богачество» «северян» становится не столь выделяющимся. Социум смещается в сторону имущественного (и политического) равенства.
Одна группа (Нежата, Якун) — «северяне» — рвутся к власти. Стремясь выдавить из неё «греков» и «хазар», ведущих торг на юг и юго-восток, «русичей» (торг с Русью) и «местных» (работа на внутренний рынок). Не выходит — главным препятствием является князь, представляющий интересы основных групп населения и общерусские.
Дважды их попытки безуспешны. Наконец, провалившись публично, они устраивают заговор. Ропак, опасаясь за людей своих («дружину») — уходит из города, требуя восстановления законности. «Северяне» немедленно устраивают террор — «зачищают местность», уничтожают своих, новгородцев, имеющих иное мнение. Не вырезав сограждан-оппонентов, они не могут убедить народ идти воевать, убивать и умирать.
Вчерашние «русские люди» превращаются в «нерусских», начинают себя называть исключительно «новгородскими». Через столетие это станет общим правилом в документах. Так продержится до… Ивана Грозного?
Начинается кровавая, «братоубийственная» война. По сути — за дольку в прибылях от торга шкурками из Двинской земли.
«Святая Русь» (Муром, Рязань, Суздаль, Смоленск, Полоцк…) требуют от Новгорода исполнения договора:
— Вы ж обещали! Принять Святослава «на всей воле его». Клялись! Крест целовали!
А — пофиг. Новгород «за базар не отвечает».
Здесь «базар» — «крестное целование».
Новый новгородский князь Роман, стремясь заработать «честь и славу», авторитет у новгородской верхушки, грамотно бьёт по самому слабому звену — по Полоцкому княжеству. Притом, что полоцкие, в отличие от смоленских и суздальских, в походах на Новгородчину перед этим не участвовали. Но ему нужен явный и быстрый успех. А воевать он любит и умеет. И он разоряет Русскую землю. Создавая из полоцких непримиримых врагов — полоцкие полки будут участвовать во всех операциях против него и его отца. Как и смоленские. Сожжённый Торопец — Смоленское княжество.
Победы Романа поддерживаются его отцом. Без спосбствования высшей русской власти грабежу, междоусобице, крамоле, без выжигания полоцких и смоленских земель, без конкретных деталей совершенно идиотской формы помощи — поход Боголюбского был бы просто невозможен.
Отсюда и пойдёт крик — «Уйми хищника киевского!», обращённый у Боголюбскому.
Которому ни Киев, ни Новгород — не нужны. У которого и так хватает забот. Лишь бы вели себя прилично. Увы…
«Въ л?то 6677 [1169]. Иде Даньслав Лазутиниць за Волокъ даньникомь съ дружиною; и присла Андр?и пълкъ свои на нь, и бишася с ними, и б?ше новгородьць 400, а суждальць 7000; и пособи богъ новгородцемъ, и паде ихъ 300 и 1000, а новгородьць 15 муж; и отступиша новгородьци, и опять воротивъшеся, възяшя всю дань, а на суждальскыхъ смьрд?хъ другую, и придоша сторови вси. Въ то же л?то, на зиму, придоша подъ Новъгородъ суждальци съ Андреевицемь, Романъ и Мьстислав съ смольняны и съ торопьцяны, муромьци и рязаньци съ двема князьма, полоцьскыи князь съ полоцяны, и вся земля просто Русьская».
Тут, вероятно, снова обман летописца.
7000 суздальцев в Заволочье — враньё. Там просто нет места, чтобы такое войско прокормить.
В начале этого года суздальские полки идут на Киев. «Армейский корпус, даже не участвуя в серьёзных битвах, теряет за одну кампанию до четверти людей». Так — в начале 19 века. У суздальцев — тяжёлый зимний поход. Штурм мощных укреплений Киева. Это не армейский корпус, а, в немалой части, боярское ополчение. Которое немедленно надо распустить — им своими вотчинами заниматься надо.
У Боголюбского не может быть существенных сил в Белозерье в этом году. Вероятно, Даньслав пользуется временной слабостью суздальских на этом направлении, грабит лесовиков («даньников»). Обнаружив беззащитность собственно русского населения («смердов»), возвращается пограбить и их. Древнего князя Игоря древляне за такие заходы — деревами порвали. Здесь… проскочил.
Новгород достал всех — «… и вся земля просто Русьская». Снова собирается общерусское ополчение. Не на Волынь, добивать убежавшего из Киева, активного и не признавшего своё поражение Жиздора, а против взбесившегося «светоча демократии».
«Новгородьци же сташа твьрдо о князи Роман? о Мьстиславлици, о Изяславли вънуце, и о посадниц? о Якун? и устроиша острогъ около города. И приступиша къ граду въ нед?лю на съборъ, и съездишася по 3 дни въ четвьртыи же день въ среду приступиша силою и бишася всь день и къ вечеру поб?ди я князь Романъ съ новгородьци, силою крестьною и святою богородицею и молитвами благов?рнаго владыкы Илие, м?сяця феураря въ 25, на святого епископа Тарасия, овы ис?коша, а другыя измаша, а прокъ ихъ зл? отб?гоша, и купляху суждальць по 2 ногат?».
Роман ещё не знает, что верить новгородцам нельзя, что его победы, восторженные слова, которые говорят эти «провозвестники свободы и демократии» — значения не имеют. Не смотря на всю его храбрость, новгородцы «укажут порог». Приняв «по своей вольной воле», сперва князя из Смоленских, потом малолетнего ребёнка Юрочку Андреевича из Боголюбово.
Дело не в интригах и происках. Победами воинскими сыт не будешь. Второй сын Андрея Мстислав не может взять Новгород военной силой. Ну и не надо — Боголюбский очень спокойно комментирует катастрофический разгром: «на то, видать, воля Божья». Ему с Новгородом воевать не надо, у него есть другое средство — хлеб. И новгородцы сами, своей волей отдадут княжение. А Романа — выгонят.
«Брюхо вчерашнего добра не помнит» — русская народное наблюдение.
О какой чести, благородстве, благодарности новгородцев можно говорить, если Роман и его волынцы бились за Новгород, «не щадя живота своего», а им — «пшёлты»? Понятно, что «голод не тётка, пирожка не подарит», но ведь ни архиепископ с братией, ни бояре со слугами — с голоду не пухнут. «Вятшие» выгоняют своего спасителя, чтобы не делиться с «меньшими», чтобы «люди чёрные», не пошли с голодухи их дворы разбивать.
«Северяне» проиграли? — Нет, победили. «Зачистка» Новгорода произведена не была, проблемы на Юге (возвращение Жиздора на Рось под Киев, поход хана Кобяка на Переяславль…) не дали Андрею времени вычистить олигархическую заразу. Потом конфликт со смоленскими княжичами, убийство брата Глеба (Перепёлки), странный разгром под Вышгородом, заговор Кучковичей… Фактор времени.
