Корт присел на табуретку возле рабочего стола, на котором разложены инструменты, и взял в руки скульптуру богини Агри. Агри – богиня-мать,покровительница всех женщин, в особенности рожениц и матерей. Он провел пальцами по печальному лицу богини, склонившей голову на бок в жесте скорби и смирения. Камень под его пальцами теплый и шершавый – он еще требует шлифовки.

Корт продолжал водить пальцами по статуэтке, изучая каждый выступ и несовершенство камня, но уже знал, что сегодня не займется шлифовкой Агри. Он поставил статуэтку на полку, и ему показалось, что богиня посмотрела на него с жалостью и каким-то укором. И вот-вот из ее чистых, грустных глаз выкатится большая прозрачная слеза.

Комната, в которой Корт работал – бывшая детская, которую он собственноручно откопал к рождению сына, но после его смерти замуровал. Она не соединялась с его домом, хотя и находилась прямо за стеной. Детская должна была стать подарком жене к рождению сына, потому он сделал вход не из дома, а из коридора, планируя прорубить проход в дом сразу после рождения ребенка.

Но сын родился слабым и больным, в суровых условиях жизни Утегата ему было не выжить. Они с Ледой похоронили ребенка, когда ему едва исполнилось три месяца. Корт так и не сказал жене о детской, чтобы еще больше не тревожить ее горе. Он завалил вход неподъемной каменной глыбой и сделал все, что было в его силах, чтобы забыть.

Но через какое-то время стал приходить сюда, когда не мог уснуть по ночам. Просто сидел там, в темноте, в пустой комнате. Однажды под руки попался обломок камня, он вытащил из-за пояса нож и начал вырезать что-то, не задумываясь о том, что делает. Так появилась первая фигурка одного из богов. Корт заметил, что резка отвлекает его от печали и темных мыслей и стал проводить за этим занятием больше времени.

Теперь это стало его хобби. Он вырезал лики и изваяния богов, отчасти – для себя, отчасти – под заказ, поскольку вскоре к нему стали приходить люди, прося вырезать для них кого-то из любимых богов.

Корт взял с полки продолговатый обтесанный камень размером с кувшин для воды. В голове было пусто, как в тот день, когда он впервые взял в руки камень и нож. Мужчина поднес к заготовке зубило и аккуратно ударил по нему молотком.

***

Сола они с Бабли знали еще с колледжа. У него была небольшая квартирка в нижнем городе, недалеко от западной стены. Сол был высоким угловатым парнем с шаркающей походкой, не признававшим другой одежды, кроме фланелевых рубашек. В колледже они с Бабли учились в одной группе. Оба были умными и стояли в стороне от остальных студентов, что и сблизило их.

После колледжа Сол устроился работать в химическую лабораторию, а Бабли поступил в Лиатрасский Университет Высших Наук, но друзья продолжали общаться. Сол всегда хорошо относился к Юте, к тому же был до крайности гостеприимен, - в студенческие годы они с Бабли нередко оставались у него по несколько дней. Поэтому он был первым, о ком девушка вспомнила, когда пришлось думать, где скрываться от преследования.

Юта пешком поднялась на шестой этаж старой многоэтажки – всего тридцать этажей, и позвонила в звонок. За дверью послышались шаги, она приоткрылась на ширину цепочки. Сол внимательно осмотрел Юту, как будто в ее облике мог скрываться кто-то другой, и распахнул дверь.

- Входи. – Сол неуверенно улыбнулся, и они обнялись, как старые друзья.

- Бабли здесь? – без промедления спросила журналистка, и Сол кивнул.

- Он в комнате.

Юта была у Сола много раз и хорошо знала его квартиру. Узкая прихожая переходит в такой же узкий, извивающийся коридор, который открывается в кухню-гостиную. Квартира Сола захламлена еще хуже, чем у них с Бабли. Гора одежды, в основном фланелевых рубашек, свалена прямо в углу гостиной, рядом с небольшим диваном. На столе, а так же прямо на полу и в коробках стоят химические пробирки и банки с реагентами. Посреди гостиной, на табуретке громоздится прибор для отделения фракций. Под ножку табуретки, чтобы не шаталась, подложен 1156-ой выпуск «Научного Вестника».

Напольная лампа с зеленым абажуром придает гостиной сходство с лабораторией Франкенштейна, окрашивая все вокруг в холодные зеленоватые тона. Лица людей в таком освещении кажутся какими-то болезненными, тени лежат по захламленным углам, крадутся вдоль стен и под диваном. Справа дверь, ведущая в единственную спальню, так же заваленную одеждой и книгами по химии.

Бабли сидел на диване с чашкой чая в руках. Его и так бледное лицо в зеленом свете показалось Юте каким-то неживым. Глаза за толстыми стеклами очков смотрели испуганно. Сердце девушки сжалось. А ведь Бабли приходится проходить через все это по ее вине. Если бы она не была такой амбициозной и сразу обратилась в полицию, отказавшись от расследования, которое все равно оказалось ей не по плечу, сидели бы они сейчас у себя дома, обсуждая подачу Бабли заявки в ЛАС. Он рассказывал бы ей про планеты и показывал на компьютере свои расчеты, а она кивала, набирая очередную статью. Обычную, заурядную статью, из-за которой на них с Бабли не стали бы охотиться теневые правительственные службы.

Увидев ее, Бабли вскочил с дивана.

- Юта! Наконец-то ты добралась! Я себе места не находил. Что с тобой случилось? Ты в порядке?

Девушка обессиленно улыбнулась и рухнула на диван. У нее не было денег на автобус, поэтому она несколько часов шла от метро пешком.

- Я в порядке.

- А это что?

Бабли схватил ее наспех забинтованную руку и его глаза полезли на лоб.

- Нет, ты не в порядке!

- Главное, я жива, – ответила Юта.

- Плохи ваши дела, да? – вмешался Сол. Юта посмотрела на Бабли, который взялся разбинтовывать ее руку, стоя на коленях возле дивана.

- Я все рассказал, – буркнул он. – Сол тоже в опасности, раз приютил нас. Я счел необходимым сказать все, как есть.

- Не бойся, я вас не сдам, – быстро вставил Сол.

Он стоял на кухне, облокотившись спиной о столешницу. Юта подумала о том, сколько еще человек должно оказаться в опасности, чтобы спасти ее.

- Я все улажу. Завтра я пойду в библиотеку, найду нормативы по уровню песка, про которые говорил мэр. Это наша лучшая зацепка.

- А потом что? Чем это поможет? Боже! – Бабли размотал бинт и увидел руку Юты.

Девушка скосила глаза вниз. Благодаря мази белые пузыри спали, но ладонь и пальцы были красными, со слезшей кожей. Странно, но боли она не чувствовала.

- Я узнаю, что хотел сообщить людям мэр. Найду доказательства того, что его убили, и разошлю материалы по всем крупнейшим газетам. Нет, я пойду прямо на телевидение, так они не смогут замять это дело.

- Слишком рискованно, – отозвался Сол, Бабли был занят рукой Юты и кажется не слышал, что она сказала.

- Каковы шансы действительно узнать, что хотел сообщить мэр? Да и было ли что говорить? Кто знает, может, пресс-конференция и его убийство вообще не связаны. А даже если и так, каковы твои шансы победить этих людей? Я думаю, тебе надо идти в полицию. По крайней мере они смогут защитить тебя.

- Не думаю, – устало вздохнула Юта. – Сегодня за мной приходили люди из полицейского управления. По крайней мере, такие у них были удостоверения. Никто не поможет мне, кроме меня самой. У меня нет выбора, кроме как сразиться с ними.

А когда Юта говорила о сражении, это не было для нее пустыми словами. Она сражалась с самого детства: за свою независимость, за место в мире, за возможность говорить правду и доносить свою позицию до людей. Даже за право быть той, кем она хочет, и жить так, как считает нужным.

Это была древняя история, которую сама Юта предпочитала не вспоминать. Она не гордилась тем, что тогда сделала, но по-прежнему считала, что поступила верно.

Ее родители погибли а автокатастрофе, когда ей было одиннадцать. Она хорошо помнила, как в школу пришла женщина из комитета по опеке и забрала ее прямо посреди урока, чтобы сообщить, что ее родителей больше нет в живых. После этого Юта попала в интернат, а затем в приемную семью.