- Ты – Гвирн? – спросила Юта.

– Ты знаешь мое имя? – С восхищением проговорил мужчина. – Как я и сказал, ты быстро учишься.

Юта поймала себя на том, что непроизвольно улыбается ему в ответ.

– Я слышала, как люди говорят о тебе, – ответила она.

– И что же они говорят, хорошее или плохое? – с подкупающей улыбкой спросил Гвирн.

– Хватает и того и другого.

– Что ж, не верь всему, о чем болтают атлурги, – небрежно взмахнув рукой в сторону толпы, проговорил мужчина.

– Чему именно я не должна верить: хорошему или плохому?

Глаза Гвирна наигранно сощурились. Он пристально посмотрел на Юту, чуть склонив голову набок, а затем произнес:

– Не верь ни тому, ни другому. Я хочу, чтобы у тебя была возможность составить собственное мнение.

Совершенно не стесняясь, - почему-то условности с Гвирном казались излишними, - Юта рассматривала его открытое лицо. Она только познакомилась с ним, но журналист должен уметь составить непредвзятое мнение о человеке, основываясь лишь на одной кратковременной встрече.

И то, что Юта могла бы сказать о Гвирне – этот человек умел расположить к себе с первого взгляда. Он заставил ее улыбаться чуть ли не впервые с тех пор, как она попала в Утегат. Ей было легко говорить с ним, он казался приятным и проницательным собеседником. А взор его теплых, вдумчивых глаз очаровывал и помимо воли приковывал к себе.

Из раздумий Юту вывело ощущение тяжелого взгляда, горячей ладонью опустившегося на плечи. Она вздрогнула и поняла, что Корт смотрит на нее. Его ярко-синие глаза сейчас были темны, и всего на мгновенье ей показалось, что в них промелькнул гнев. Но это, должно быть, показалось.

В круге, очищенном от людей, появился Арагон, и церемония погребения началась.

Сначала Арагон произнес небольшую речь. Он говорил о периоде правления Туррага, как о спокойном и тихом времени, принесшем Утегату мир и процветание. Говорил о долге каждого атлурга и необходимости сплоченности народа. А затем немного о воле богов, решивших забрать Канга к себе раньше срока. В целом, речь была сдержанной и немногословной, как и сами атлурги.

Затем гурнас начал произносить что-то на языке наури – Юта узнала его звучание. Она не понимала ни слова, но речь Арагона полностью захватила ее. Его голос был словно плот, подхваченный безудержной рекой языка наури. То плавно скользящий по его гладкой поверхности, то внезапно подхваченный бурлящим течением. А потом река неожиданно вздыбливалась жестокими порогами, и плот грозил разбиться в каждую секунду.

Пока гурнас нараспев произносил свою речь, в круге появился еще один атлург. На нем был такой же халат, как и на Арагоне, только одноцветный, без бордовых полос на рукавах и подоле. В руках он нес неглубокую чашу. Атлург опустился на колени рядом с телом Канга. Он взял длинную белую полоску ткани и обмакнул в жидкость, налитую в чаше. Затем наложил намокшую ткань на предплечья Туррага, полностью закрывая татуировки. Он повторил процедуру с другой рукой и незаметно растворился среди толпы.

Слушая переливы голоса Арагона, неожиданно обретшего силу и глубину, Юта будто погрузилась в транс. Она словно плыла по волнам, следуя за голосом гурнаса, за каждым его поворотом и изгибом. И когда ей казалось, что она почти достигла невидимой цели, что за следующим поворотом ей откроется нечто небывалое и грандиозное, голос Арагона оборвался.

Юта почувствовала, как очнулась, рывком вернувшись к реальности. В зале Кутх царила абсолютная тишина. Люди не издавали ни звука, даже вездесущий шорох песка на минуту прервался. Мир затаил дыхание. В этой абсолютной тишине гурнас подошел к Кангу и поочередно снял с его рук полоски белой ткани.

Минуту ничего не происходило, даже время, казалось, замерло в ожидании. А потом татуировки на руках Туррага начали искриться. Свечение исходило из под кожи, становясь все сильнее и сильнее. По рукам словно плыл жидкий огонь, символы переливались всеми оттенками от оранжево-красного до огненно-золотого.

Свечение все усиливалось, пока символы не начали буквально гореть, словно охваченные пламенем. Оно перемещалось по рукам Туррага, вырываясь из-под кожи брызгами искр. А потом, так же внезапно, все прекратилось.

За секунду пламя, пожиравшее предплечья Туррага, сошло на нет, и Юта с изумлением обнаружила, что татуировки, украшавшие руки Канга, исчезли. На их месте остался лишь еле заметный белесый след, в остальном же руки Канга не пострадали.

По рядам атлургов прошел вздох, будто вздохнул сам Зал Кутх. Время тоже ожило и снова потекло привычным руслом. Люди, затаившие дыхание, задвигались и снова начали тихонько переговариваться.Только Юта все еще не могла придти в себя, завороженная увиденным. Тихий голос произнес ей на ухо:

- Ты знаешь смысл этой церемонии?

Это был Гвирн, все еще стоящий рядом. Юта, наконец, оторвала взгляд от Канга и отрицательно мотнула головой.

Мужчина наклонился ближе, чтобы больше никто его не слышал.

- Первые знаки наносятся атлургам еще в детстве. Они обозначают имя ребенка и принадлежность к какому-то клану. В нашем случае, к Утегату. У каждого в этом городе есть такой символ. – Гвирн вытянул руку и указал на один из знаков, напомнивший Юте дерево с раскидистыми ветвями. – По мере взросления, на протяжении всей жизни, добавляются новые знаки – это то, что отличает человека от всех других, что определяет его.

А когда атлург умирает, его знаки должны быть стерты. Для этого на татуировки наносится специальный раствор, который выжигает символы изнутри. Это делается для того, чтобы после смерти человека Бог Смерти – Руг – узнал, кто к нему пожаловал. Когда знаки исчезают здесь, то проявляются на том свете, и Руг может прочесть их.

Здесь же человек теряет личность, становится одним из народа. В смерти каждому прощаются все грехи, даже если он был убийцей. Бог Смерти рассудит его и накажет согласно его грехам, в соответствии с тем, что сказано на знаках. А здесь, на земле, после смерти все равны. Человек обращается в прах, становится никем, одним из предков народа, - тем же, кем был, когда пришел на этот свет.

Юта стояла молча, не в силах ничего ответить. Впервые она подумала, что верования атлургов были прекрасны. Было в этом что-то волнующее, тронувшее ее до глубины души, пробудившее такие ее уголки, о существовании которых Юта и не подозревала.

Гурнас снова сказал что-то на наури, а потом вновь появился второй атлург, прислуживавший ему во время церемонии. Он снова нес в руках чашу, но на этот раз более глубокую. В нее был насыпан песок. Негромко произнося что-то, Арагон взял по горсти песка и насыпал в глаза и рот Туррага.

- Это чтобы после смерти человек мог увидеть Руга и поговорить с ним. – Снова наклонился к Юте Гвирн.

На этом церемония подошла к концу. Несколько атлургов взяли носилки и понесли тело Канга к выходу. Как Юта уже знала, атлурги не хоронили своих покойников – не так, как в Лиатрасе, - они не закапывали и не сжигали их. Они просто выносили тело на поверхность и оставляли в пустыне, а солнца и песок заканчивали дело. Очень быстро оно оказывалось занесено песком, возвращаясь туда, откуда пришло.

Все желающие могли последовать за процессией, уносившей тело Канга на поверхность, но Юта не чувствовала в себе сил на это. Неожиданные переживания выжали ее досуха. Сама не желая того, она не могла не думать о том, кого не смогла похоронить. Конечно, о нем позаботились родители и друзья. Но она так и не сказала «до свиданья», не попросила прощения, не посмотрела в последний раз на любимое лицо.

И вдруг это оказалось неожиданно тяжело. Пустота, которую она заставила на время отступить, вновь поселилась в груди, и Юта не чувствовала в себе сил бороться с ней. Не сегодня. Она поискала глазами Корта с Ледой, но они куда-то ушли, как всегда занятые делами Утегата.

Дождавшись, когда основная толпа схлынет, она направилась к выходу из Зала Кутх.

- Церемония утомила тебя? – раздался сзади голос, и обернувшись Юта увидела Гвирна. Она потеряла его в толпе после окончания церемонии, но к ее удивлению он нашел ее.