— Я буду орать, — предупредила я зачем-то, когда Вит поставил меня на крылечке рядом с дверью. Впрочем, руки не убрал.

— Мы в Москве, ты сама села в мою машину. Все пройдут мимо. Здесь никому ни до кого нет дела.

— Да я уж вижу. Ты наглядно мне это демонстрируешь с самой первой встречи, — выплюнула я и пожалела, что не буквально.

Вместо ответа Вит навалился на меня всем телом, прижав к косяку. В спину врезался острый угол, что мешало вырываться, но спонсору это было только на руку. Я готовилась, ждала поцелуя и предвкушала, как рассеку зубами его губу до крови, но хитрец лишь хмыкнул, выпростал одну руку и вставил ключ в замок, не забывая крепко меня держать. Один раз мне показалось, что он отвлекся, и я попыталась ударить его коленом в пах (ну а что, с такой травмой девицу не поимеешь!), но Астафьев ловко отпрыгнул, выпустив меня. И так же играючи поймал, стоило попытаться просочиться мимо. А дальше все то же самое: новые попытки лягнуть, укусить, вырваться. Черт меня дери, я балерина! У меня сильное, тренированное тело! Откуда у него такие жесткие мышцы, что удерживают на месте, точно куклу?

Едва мы оказались в доме, я сменила тактику: рванула вперед и попыталась найти что-нибудь для самообороны. Удивительно, но вариантов не было вообще. Даже банальной рамки для фотографий! Диван, кресла, телевизор. На глаза попалась игровая приставка, но эту мысль я отмела, потому что Астафьев приближался именно с этой стороны.

— Не подходи! — заорала я, обегая журнальный столик. Ногой толкнула его в сторону спонсора, ударяя краем по коленям. Вит поморщился, а затем опрокинул мешающий предмет мебели. Почти без усилий!

Астафьев рванулся ко мне, а я попыталась сбежать прямо поверх кресла. Не вышло. Он перехватил меня в прыжке, но не удержал равновесие, и мы вместе полетели на диван. Вита придавило моим телом, и то ли от боли, то ли от неожиданности он на мгновение разжал руки. Этого хватило. Я стремглав помчалась к выходу, подергала в темноте запертую дверь. Огляделась, но ключей нигде не было видно. Раздались шаги, и я бросилась по коридору. Куда? Понятия не имела. А затем заметила стальной блеск висящих на рейлинге сковород. Кухня. Просто бинго!

В поисках ножей я распахивала ящики: один за другим. На мгновение замялась, не зная, который выбрать, но потом отругала себя и выхватила нож для мяса. Длинный и узкий. В этот момент в проеме появился Вит, и я отскочила, врезаясь в разделочный стол. Нож выставила по направлению к Астафьеву, да еще перехватила обеими руками для удобства.

Посмотрим, какой ты смелый теперь, герой-любовник. Сердце стучало в ушах, руки подрагивали от напряжения. Безумие, как есть.

— Не подходи.

Я не узнала собственный голос, настолько дико он прозвучал.

— Положи нож. — А вот в интонациях Вита не изменилось ровным счетом ничего.

Он не сомневался, что я не ударю.

— Не подходи, я сказала! — на этот раз голос прозвучал шипением. — Ты сам тоненько намекнул на мою болезнь. Кто знает, что я сделаю.

— Я прекрасно знаю, что ты сделаешь. Ничего, — почти скучающе проговорил он, подходя все ближе и ближе.

Я с ужасом смотрела, как сокращается расстояние между краем лезвия и животом Вита. И я действительно не знала, что сделаю. Я не доверяла себе с тех самых пор, как поняла, каковы мои родители. У одного в анамнезе секс, у другого — кровь. И я боялась и того, и другого. Меня пугала боль и все отношения, основанные на зависимости, даже физической. И вот я вляпалась по самые уши в отношения зависимости, которые причиняют боль. Абсолютное комбо.

А ведь казалось — миновало. По крайней мере в одном из двух. Секс… я отлично помнила свой первый раз. И второй, впрочем, тоже. Не будучи наивной дурочкой, знала, что впервые это будет просто до звездочек больно. И так и было. Но на второй раз я возлагала определенные надежды. Однако не запомнила ничего, кроме возни, незнакомого тепла, дискомфорта и недоумения. Целых две минуты парень надо мной совершал возвратно-поступательные движения (да, именно так скучно, что я вспомнила курс физики). Еще он странно дергался, обливаясь потом, закрыв глаза и благоговейно закусив губу. А потом внутри меня его отросток (уж простите, но по-другому не назову) напрягся, лицо некрасиво исказилось и изо рта начали вырываться совсем не мужественные звуки. Еще секунд двадцать, и он обмяк, придавив меня к матрасу. Весь липкий и потный, просто фу. Я не выдержала и спихнула его, брезгливо вытерев ладони о простынь. А он сказал: «прости, детка, я тяжелый. Но это было потрясающе». Его слова шокировали меня больше остального. Потрясающе? Что он нашел потрясающего? Или бывает еще хуже? Под его протестующие вопли я встала, оделась, вышла за порог и кинула номер бездарного любовника в черный список. Так я узнала, что нимфомания меня миновала.

Но что творилось со мной сейчас? Что? Я спуталась с почти женатым человеком, и ладно бы не знала о его скорой свадьбе, но ведь знаю и ничего не могу с собой поделать. Это же неуважение к самой себе. Совсем как… как с мамой! И все равно часть меня дрожала, желая поддаться, утонуть, раствориться в запретном. Шаг за грань, после которой ничего не будет как прежде. Не тронутая чувствами, я жила в своем полудетском мирке, боясь попасть в мир, где жили родители. В этот омут уничтожающих личность отношений, из которого не выбраться… Меня отделяло от этого мира лезвие ножа, упирающееся в живот Вита.

— Давай же, — сказал он без тени страха и сомнения.

Он чуть развернулся, не позволяя лезвию соскользнуть. Мы оба как завороженные следили за танцем кончика ножа, вычерчивавшего узоры по ткани. Пока тот не оказался прямо под одной из пуговиц сорочки. Многозначительно: стоило чуть дернуться, и… Вит медленно обхватил лезвие ладонью. Осознав, что все это было отвлекающим маневром, я инстинктивно дернула нож к себе и только потом поняла, что натворила. Ругань, грохот, окровавленный нож шмякнулся об пол, и Астафьев пнул его ногой, явно опасаясь, что я доберусь до оружия снова. От осознания, что причинила боль человеку, я почувствовала слабость в коленях и схватилась за сзади стоявший разделочный стол. Буквально повисла на нем. Все тело колотило от потрясения, от вида капель крови на светлой плитке. Боже… В голове пронеслись события пятилетней давности. Воющая мама, стекло, кровь отца, ковром устлавшая пол. Растревоженные болезненные воспоминания размыли реальность, и я перестала понимать, где нахожусь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Спокойно, — услышала я голос Вита. Теперь он разговаривал со мной, как с сумасшедшей. — Это просто порез. Неглубокий.

Я осоловело уставилась на него и моргнула. Что? Столько крови, по моей вине…

— Тихо, — раздался его голос снова, и я нервно дернула головой, в самом деле чувствуя себя ненормальной.

Вит осторожно приблизился и заключил меня в объятия. Я крепко вцепилась пальцами в его рубашку. Говорить не могла, думала бессвязно, напрочь забыла о том, что совсем недавно бежала от этого человека. Хотелось, напротив, доверчиво прильнуть щекой к крепкой груди. Руки и ноги были ватные, разум застлало дурманом. Все как-то странно отодвинулось, сместилось от мысли, что я чуть не причинила вред любимому человеку. Что я сделала? Зачем? Я хотела его напугать, а уж никак не ранить. Так начинается болезнь? Или нет?

— Тебе больно? — спросила зачем-то.

— Почти нет, — солгала жертва моего безумия, не моргнув глазом.

Мы оба знали, что больно. Но Вит уже тянул вверх мой подбородок, заставляя смотреть в глаза. Я отклонилась, попыталась отодвинуть его, но руки плохо слушались, а от мысли сделать ему еще больнее слабели колени. Утешение совсем не походило на таковое, потому что в бедро мне упиралась твердая выпуклость. Это было столь же горько, сколь упоительно. Вопреки всему меня дико заводила власть над этим человеком. Увлекшись борьбой с самой собой, я пропустила момент, когда проиграла настоящую войну.