— Никита… — одернула его женщина.

— Наташа, — ответила я автоматически.

— Приятно познакомиться, а я Никита, — добродушно представился он, заставляя женщину напрячься сильнее.

— Мы сейчас уйдем, вы можете остаться.

Могу остаться на могиле собственного отца, чтобы почтить его память? Вот спасибо! Неслыханная щедрость.

— Знаете, я не думаю, что это имеет смысл, — выдала я неожиданно для себя.

— Простите? — нахмурилась она.

— Очевидно, что у вас больше прав на посещение этой могилы, ибо я человека, в ней похороненного, совсем не знала.

— Вы не должны так говорить. Он столько времени терпел вашу мать из-за вас и смотрел, как она настраивает вас против него. Не смейте его винить!

Ее речь была сродни пощечине, но я лишь холодно улыбнулась.

— Простите, вы действительно пытаетесь читать мне мораль? Вы?

Она стушевалась и потупилась, осознав абсурдность положения.

— Мам? А что происходит? — растерянно спросил Никита, доверчиво заглядывая в лицо матери.

— Нат, — осторожно позвал меня Эдуард, и я обернулась к нему.

Снова взглянула на могилу отца и поняла, что больше не приду на нее. Я узнала о нем все, что хотела. Его есть кому навещать, есть кому любить. Ну и прекрасно. Даже если его женщина права и родители столько времени не расходились исключительно из-за меня, они были попросту подверженными стереотипам глупцами. И если мать в ее эгоизме оправдывала болезнь, то отец… просто искал способы устроиться потеплее. То, что это приводило к новым и новым скандалам, каждый из которых подрывал здоровье матери и калечил меня, его не волновало. Он утешал себя тем, что все делает правильно, не бросая меня, но можно ли назвать это заботой? Ограждением? Лучше бы ушел, в самом деле. Он дарил надежду матери, мне, этой женщине и даже их общему ребенку. Кого он при этом любил? Хоть одного из нас он любил? Или только себя?

— Ты догадался, что она придет в день смерти отца, — усмехнулась я, захлопывая за собой дверцу машины Эда. — Какая же я дура, даже не подумала о таком простом варианте.

— Люди в принципе простые создания. Слишком сентиментальные. А я старый и видел многих, — пожал он плечами. — Ты в порядке?

— Я не знаю, — ответила я честно и вдруг призналась: — Но мне стыдно.

— За что?

— За наивность.

Он обхватил меня за плечи и сгреб в свои объятия, практически увалив боком на ручник. Сидя в неудобной позе, устроив голову на груди едва знакомого фотографа, я казалась себе ужасно смешной. Опять готова хвататься за соломинку, лишь бы увериться, что любима или была любима.

С каждой новой подробностью об отце я все больше убеждалась, что на всем белом свете не сыскала бы ему лучшего двойника, нежели Вит Астафьев. Этот тоже пытался все делать правильно, якобы кого-то защищая. И у него это получалось точно так же паршиво. Мне следовало распрощаться со всеми ними, чтобы двигаться дальше. И я собиралась это сделать.

— Поехали, Эд. Нечего нам тут делать, — решительно заявила я, поднимаясь с его груди.

— Действительно, тем более что мы приглашены на совершенно потрясающую вечеринку. Будешь моей спутницей?

Я кивнула с большей готовностью, чем можно было ожидать после таких потрясений.

Когда Юра деловито вышел на сцену и заиграл Вивальди, а потом посреди пассажа снял смычок со струн и сказал, что это шутка такая — мол, каждый скрипач ненавидит “Времена года” с ученичества — настроение сразу пошло вверх. Его концерт длился час, начиная с десяти сорока пяти. Как сказал наш скрипач, ему пришлось хорошо поторговаться, дабы обеспечить себе возможность встретить Новый год как следует: расслабившись и с полным бокалом шампанского, а не дрожа перед выходом на сцену. Я его прекрасно понимала: встречать праздник в ожидании своего рода экзамена никто не хочет.

— Спасибо, всем огромное спасибо, — говорил Юра, кланяясь овациям толпы после выступления. — И, пользуясь случаем, хочу похвастаться: со мной здесь сегодня провожают старый год совершенно удивительные новые знакомые, в числе которых прима и премьер театра N. Кстати, я еще не потерял надежду полюбоваться их выступлением в ответ.

Мы с Дэном чуть не подавились от такой новости и переглянулись без энтузиазма, чем заслужили веселый смех Марии — жены Дэна. К слову, она оказалась приятной женщиной и, по собственному признанию, мечтала со мной познакомиться, чтобы уж наверняка не ревновать мужа к новой партнерше. Мол, меня ему предстоит трогать даже чаще, чем ее. Такая искренность меня подкупила, тем более что я не заметила со стороны этой женщины ни малейшей враждебности.

— Но на самом деле я немножко слукавил, — продолжил Юра. — Одним из этих знакомств я дорожу чуть больше. И вы уж простите меня великодушно…

— Я не в твоем вкусе, я понял, — крикнул в ответ находчивый премьер, и все засмеялись. Все, кроме меня, потому что несложно было догадаться, к чему идет речь.

— Наташа. — Юра впился в меня взглядом. — Ты уж меня прости за этот спектакль, но мне издалека и позади микрофона как-то проще и привычнее, да и вообще вы — балерины — удивительно пугающие создания. В общем, вот так трусливо и издалека я решил спросить, вдруг ты согласишься стать моей подружкой в новом году?

Кто-то позади засвистел от предвкушения, а я нервно смяла платье.

— Соглашайся, — услышала я шепот Дэна у самого уха. — Это не замужество, и тебе не помешает отвлечься.

Своеобразная правда в этом имелась: следовало избавляться от Вита Астафьева всеми возможными способами, поэтому я решительно поднялась со стула и направилась к Юре на сцену.

— Мне тоже объявлять в микрофон или как? — придирчиво осмотрев явно нервничающего парня, спросила я.

— Зависит от того, насколько ты покалечишь мое эго, — тем не менее отшутился он.

Я улыбнулась и потянулась, чтобы его поцеловать, но внезапно пакостливый скрипач отпрянул.

— Я же сказал: в Новом году! У нас еще десять минут. — Оценив замешательство на моем лице, он тут же широко улыбнулся и добавил: — Да я шучу.

И поцеловал меня на глазах у всех гостей и персонала.

— Какой дурак откажется встречаться с примой балета? — добавил он самодовольно.

А я мысленно вздохнула. Знавала я одного такого дурака: того, который сделал меня примой и оставил в одиночестве. Но как бы то ни было, мне все удалось, я стала примой балета.

Свершилось.

Спустя четыре года

— Даже и не знаю, с чего начать, — задумчиво протянула Маша, раскладывая передо мной три издания, которые увидели свет с разницей всего в несколько дней. — Хотя, нет, знаю. Начну с простого: глядя на твою задницу на развороте «Плейбоя», я впервые порадовалась, что мой муж оставляет театр.

После такого заявления я чудом не поперхнулась. Да, недавно в моей биографии появилась новая строчка: Наталья Павленюк снялась для мужского журнала, причем не гонорара ради, а поднятия самооценки для.

— Фотошоп, знаешь ли, страшная сила, — подметила я, причем совершенно искренне, но тут же сменила тему: — Слушай, Дэн действительно твердо намерен уйти? И чем он собирается заниматься?

— Нат, — укоризненно посмотрела на меня Маша. — Ты сама понимаешь, что после такого скотского отношения он не может остаться. Ты бы осталась?

Подумав, я отрицательно качнула головой. Дэн уходил прямо посреди сезона — в марте, в связи со скандалом. Он объявил о том, что собирается оставить труппу через сезон-другой, и Адам начал готовить ему замену. Но вместо того, чтобы продвинуть кого-то из наших, балетмейстер вздумал переманить перспективного солиста Мариинского театра, причем предложил ему гонорар выше, чем у нашего все еще действующего премьера! Эта информация каким-то образом просочилась, и Дэн громко хлопнул дверью, оставив нас без ведущей партии. С одной стороны, я его понимала, а с другой — злилась: с кем мне танцевать еще три месяца? Мой друг и партнер идеально сочетал в себе артистизм, техничность и надежность. Глупо было думать, что Адам легко найдет ему замену. В Мариинке отличная школа балета, но второго Дэна там точно не сыскать, а потому я уже высказала балетмейстеру свое «фи». Поссорились. Впрочем, мы бы с Адамом в любом случае нашли из-за чего потявкаться. Как кошка с собакой — в точности про нас.