Благо, во второй части номера в героине просыпалась злость. Это меня и спасло. Резкий взмах руками — и настроение полностью изменилось. Мне было очень знакомо желание забраться куда повыше и орать на весь мир о том, как сильно я его ненавижу. Его, себя, всех людей. Порывистые жетте и многочисленные «отчаянные» повороты на этот раз были очень кстати, и даже боль в разбитых в кровь ногах странным образом помогала. Неужели балетмейстер разозлил меня специально, вызвав своим напутствием хотя бы половину нужных эмоций?

Номер длился не более двадцати минут, но за это время я почувствовала себя выжатой, как после полноценной репетиции.

Момент заканчивался тем, что Кристина стоит и смотрит вдаль, представляя свое безрадостное, лишенное любви будущее. И я старалась как можно дольше не опускать взгляд на мужчин, оставаясь в образе. Ноги и спина болели от напряжения мышц, а ресницы подрагивали. Что ж, все закончилось, и я стояла на перепутье: я могла либо стать примой, либо скатиться в самый низ пищевой балетной цепочки и начать карьеру с нуля.

— Ну? — самодовольно спросил Адам, первым разрушив магию. И по одному только тону можно было легко понять, что балетмейстер доволен. — Разве у нас нет солистки?

Почти незаметным жестом Адам велел мне стоять на месте и никуда не уходить.

— Это было прекрасно, благодарю, — оправдывая мои страхи, ровно произнес гость.

Колени дрогнули от разочарования, а глаза сами собой метнулись к нему. Вит определенно не выглядел восхищенным или умирающим от неутоленного желания, как предсказывал Адам. Я мысленно выругалась. Что ж, залечу ноги, залижу раны на своем самолюбии и пойду искать себе новую труппу.

— Спасибо за похвалу, — выдавила я через силу, но на улыбку не хватило.

— Адам, — обратился Вит на этот раз к балетмейстеру. — Обсудим дела на неделе.

Кажется, именно так гость отреагировал на Диану и в прошлый раз уже через двадцать минут потребовал заменить солистку. Неужели это случится и со мной? Неужели так ничего и не вышло? Я отказывалась в это верить. Я точно знала, что хороша, что выложилась на свой сегодняшний максимум. Нет, я просто не понимала, как можно остаться после такого выступления на обочине! Да разве он найдет кого-то лучше? Я сумела показать ему эмоции, и не искусственные, выдуманные и отполированные до блеска, а те самые: настоящие, некрасивые, прожитые, однажды превратившие сердце в фарш.

— Конечно, — абсолютно нейтрально отозвался Адам. Должно быть, триумф в его глазах мне померещился. Все мы видим лишь то, что хотим.

Я не выдержала: резко развернулась и направилась к своим вещам вопреки приказу балетмейстера. Постояла, растерянно глядя в стену, и начала развязывать ленты пуантов. Еще ничего не решено, не решено. Они обсудят на неделе и только потом скажут. Мужчины негромко вспоминали каких-то знакомых, но я даже не прислушивалась. Речь была не о постановке, а остальное меня не интересовало. Когда Вит уходил, меня хватило на вежливую улыбку, и только. А когда захлопнулась дверь, я скрутила ленты пуантов и сунула в сумку, намереваясь не доставать их до самой следующей репетиции. От их вида меня неожиданно затошнило, несмотря на почти пустой желудок. Необходимо было пережить это унижение, прежде чем продолжать борьбу за место под солнцем.

— Это все? — спросила я Адама, разыгрывая равнодушие. — Я могу идти?

— Павленюк, это успех, — предвкушающе потер ладони балетмейстер.

Я прищурилась и пристально на него посмотрела: издевается, что ли? Какой успех, если меня вежливо поблагодарили и ушли? Да, для любой другой профессии такая реакция норма, но балеринам принято рукоплескать и дарить букеты. Или спонсор может позволить себе «мерси, я пошел»?

— Я более чем уверен, что все выгорит. Если этот человек примет участие в судьбе нашей труппы, мы будем все кататься в шоколаде. И ты, Павленюк, засверкаешь. — Он схватил меня за плечи и заглянул точно в глаза.

Я постаралась засунуть подальше свой скептицизм и поверить в успех, вот только… дьявол, я слишком буквально восприняла слова Адама о реакции Вита и расстроилась, получив куда более скромный результат. Он даже не коснулся меня. Мог бы руку поцеловать, что ли — такое бывало, но он остался холодным сторонним наблюдателем. А я чертовски хотела его прикосновения, хоть мимолетного.

Иррациональная дура! Тебя ждет карьера примы, ты о ней мечтала с малолетства. Тебе не нужен Вит, не нужно его внимание. Оно только помешает, отвлечет от главного. Лучше бы ему исчезнуть, оставив вместо себя мешок денег.

— Слушай, сотри с лица это унылое выражение, — фыркнул балетмейстер. — Уж поверь моему опыту, он от тебя в восторге.

— Да с чего ты это взял? — огрызнулась я. — Он же… просто поблагодарил, встал и ушел. Немыслимо!

— Девочка, — снисходительно протянул Адам. — Так даже лучше.

Я хотела услышать менее пространный ответ, но поняла, что настойчивость может показаться балетмейстеру слишком подозрительной. Потому я просто закинула сумку на плечо и прикрыла на мгновение глаза, умоляя провидение о том, чтобы балетмейстер был прав. Когда только я успела столь сильно увлечься человеком, которого даже не знала?

У меня был четкий план на вечер: съесть половинку апельсина и уснуть на диване, обложив ноги льдом по самые бедра. Но, заметив около дверей театра Вита, я поняла, что всему этому не суждено сбыться. Он явно кого-то ждал. Наверняка не Адама. С чего бы ему караулить балетмейстера на улице, если тот готов вывернуться наизнанку ради возможности навесить на уши потенциального спонсора еще пару порций лапши? И уж совсем глупо было предполагать, что наш высокопоставленный гость дожидался кого-то из немногочисленного в выходной день персонала театра. Тем не менее, когда я притормозила, гость не сделал попытки заговорить. Дабы не выставлять себя еще большей дурой, я молча окинула его взглядом и направилась в сторону метро, едва не кусая губы от досады. Я уже успела вообразить, что Вит решил сказать мне что-то по поводу выступления, извиниться за холодность или…

Сзади раздались шаги.

— Кажется, я вас расстроил, — заговорил Вит негромко.

Меня тянуло к этому человеку будто невидимыми нитями, и, несмотря на злость и разочарование, я с трудом сохранила прежний темп ходьбы.

— Вы ни при чем, — бросила через плечо.

А что мне было говорить? Что я надеялась сорвать его бесстрастную ледяную маску, но не сумела, и это выбило меня из колеи? Или рассказать, как Адам обещал вышвырнуть меня из труппы, если не получит вожделенный мешок наличности?

— Думал, вы не из тех, кто врет попусту, — ужалил меня Вит.

— Ошиблись.

Пару десятков метров он шел за мной по пятам на расстоянии шага, безумно этим нервируя. Каждую секунду так и подмывало обернуться и проверить, не отстал ли. Я не выдержала у самого спуска в подземный переход. Вит оказался прямо у меня за спиной.

— Послушайте, зачем вы за мной идете? Уж явно не в метро собрались.

— В этом районе плохо с парковками, и мне пришлось оставить машину на противоположной стороне улицы, — насмешливо приподнял он брови.

В этом утверждении было не больше правды, чем в том, что он меня не расстроил.

— И поэтому двадцать минут прождали меня у входа? Думала, вы не из тех, кто врет попусту. Что ж, спорить не буду. Оставляю за вами право на эту таинственность.

Раз Вит не признал, что ждал у театра именно меня, то я была вольна уйти и зализать свои раны в одиночестве. Так и поступила: лавируя в людском потоке с легкостью, привычной для завсегдатая подземки, спустилась по лестнице и направилась ко входу в метрополитен. Преследователь, как ни странно, не отстал. И улизнуть не позволил: стоило сделать шаг к дверям, как он подхватил под локоть и потянул на противоположную сторону улицы. Судя по всему, к машине. Я запоздало сообразила, что могла бы вырваться, но упустила возможность. Впрочем, Вит тоже не спешил освобождать мою руку: так и довел до машины, нахально припаркованной прямо под знаком «остановка запрещена, работает эвакуатор».