– Дайте-ка мне, – приказал адмирал и выхватил трубку из рук растерявшейся сестры. – Джонс? Нашел ее? Она на линии? Хорошо. Томас, твоя мать. – Он передал телефон Томасу и вернулся к игре.

Мак-Кленнон не знал, что ему делать и что говорить. Они с матерью стали почти чужими друг другу. Она была до мозга костей обитательницей Старой Земли, и они отчаянно ссорились с тех самых пор, как он вступил во флот. Их последняя встреча, как раз перед операцией у сейнеров, закончилась очень печально.

– Мама?

– Томми? Это действительно ты?

– Да.

– Я думала, ты погиб. Когда они явились ко мне в квартиру… Боже, мне сказали, что ты замешан в эту историю с войной. Из-за нее всю планету поставили с ног на голову. Повсюду патрули. Они хватают людей прямо на улицах!

– Да, я имею к этому кое-какое отношение…

Мама ничуть не изменилась. Ему не удавалось вставить ни слова.

– Мне сказали, ты женился. Она хорошая?

– У нас ничего не получилось, но она была очень хорошая. Она бы тебе понравилась.

Он оглядел присутствующих. Казалось, только адмирал догадывался, о чем его спрашивает мать.

Они говорили недолго. С тех пор, как они пошли разными путями, у них осталось мало тем для разговора. Достаточно было того, что, несмотря на все свои различия, они не были безразличны друг другу.

Закончив разговор, Мак-Кленнон передал телефон адмиралу.

– Благодарю вас, сэр.

– Я твой должник, Томас, одно задание за другим. Я отправил вас в ад на целых четыре года. Извиняться не буду. Вы – лучшие. Там и требовались лучшие. Но теперь я могу попытаться загладить свою вину. Я могу попытаться доказать тебе, что не все у тебя отнял… – Казалось, адмирал не может подобрать нужные слова.

– Благодарю вас, сэр.

На этот раз растерянная и смирившаяся сестра сама распахнула дверь. На пороге стоял юноша в черной форме гардемарина.

– Дядя Том?

– Хорст-Иоганн! Боже, приятель, тебя не узнать. Ты вырос на полметра!

К собравшимся присоединился сын Юппа фон Драхова. С тех пор, как его родители расстались, мальчик был ближе к Мак-Кленнону, чем к собственному отцу. Хорст остался на попечении отца и никак не мог простить тому его постоянное отсутствие. Томас никак не мог объяснить себе привязанности парнишки. Мальчик видел отца гораздо чаще, чем его… Он вспомнил о своей матери и подумал, что дети по особой логике судят тот вид взрослых, который называется родителями.

Мак-Кленнон откинулся на подушках и окинул взглядом собравшихся. Кружок небольшой, подумалось ему, зато собрались настоящие друзья. На удивление хорошие друзья, если вспомнить о том, что ему пришлось пережить за последние годы… Друзья, которых, как ему часто казалось, он потерял.

Неужели он действительно так долго отсутствовал, заблудившись где-то в дебрях своего сознания?

Теперь вселенная казалась юной и свежей, созданной специально для него. Даже воспоминания, оставленные звездной рыбой, и надвигающийся из центра рок не могли ее омрачить.

Хорст-Иоганн простился первым, пообещав заглянуть в ближайшие выходные. За ним последовал Маус, которому пора было возвращаться к своим затянувшимся отчетам и рапортам, потом Танни, которая должна была заступить на свой пост на «Марафоне». Она исчезла, шепнув ему на ухо обещание, не оставившее у него сомнений, что его мужское достоинство не атрофировалось за недели в больнице.

Бэкхарт молча сидел на стуле и ждал с терпеливостью каменного изваяния Рамзеса.

– Пора уходить и нам, – объявила Макс через полчаса после ухода Танни. – Грете надо возвращаться к утренним занятиям. Будь умницей. И постарайся не подцепить еще одной блондиночки.

Мак-Кленнон самодовольно ухмыльнулся.

– Ты еще придешь?

– Конечно. Я глаз с тебя не спущу. Больше ты от меня не улизнешь… Да, много воды утекло, Уолтер.

Грета залилась румянцем.

– Спасибо, что пришла. И тебе, Грета. Спасибо. Иди сюда. – Он обнял ее и шепнул:

– Если понадоблюсь, ты знаешь, где меня искать.

– Знаю.

– Очень важно знать, что ты кому-то нужен.

– Знаю. Я приду в субботу. Когда женщины ушли, Бэкхарт еще несколько минут сидел молча.

– А вас не хватятся в конторе? – спросил наконец Мак-Кленнон.

– Я не такой незаменимый, как мне казалось, Томас. Я возвращаюсь после шестимесячной операции и обнаруживаю, что у них все схвачено и никаких проблем на горизонте.

– Что у вас на уме?

– На самом деле, я уже сказал это, лучше, наверное, не получится. Мне жаль, что пришлось так с тобой поступить.

– Вы сожалеете, но во второй раз сделали бы то же самое.

– Если придется. Но не думаю, что надо будет. Теперь, черт возьми, у нас затишье. Все внимание приковано к войне.

– А мы сможем извлечь какой-нибудь прок из Звездного Рубежа? Или из той информации, которую мне дали рыбы?

– Ну, насчет рыбы я не знаю. Она только доказывает, что у нас есть надежда. А Звездный Рубеж… Наши друзья-сейнеры занялись им вплотную. Планетка – настоящий заповедник военных технологий будущего. Некоторые самые простые системы можно будет использовать уже в следующей стычке.

– Боги мертвы. Да здравствуют боги, – сказал Мак-Кленнон про себя.

– Что?

– Да так, чепуха.

– Давным-давно, в другой жизни, я обещал тебе отпуск. А вместо этого послал на флот Пейна. На этот раз я посылаю тебя домой. Я уже передал в Приют, чтобы подготовили для вас дом. Бери с собой Мауса.

– Мауса?

– Маус вытаскивал тебя, когда становилось жарко. Теперь твоя очередь. Он на грани срыва. Сангарийцев нет, а его с детства питала именно ненависть к ним.

– Да. Понимаю.

Оказалось, чтобы покончить с операцией и передать дело в трибунал, потребовались целые горы писанины. С трибуналом удалось покончить, просто выступив с показаниями. Томас дал необходимые объяснения, все прошло гладко, без всяких проблем. Казалось, психотехи починили его так, что он стал лучше своего исходного варианта. Работал он как вол, и у него еще оставались силы носиться с одной дружеской вечеринки на другую. Он вспоминал о Маусе, о тех днях, когда казалось, что Шторм бывает одновременно в десятке мест, занимается сотней дел и проектов одновременно.

Теперь Маус превратился в свою противоположность. Он ничего не мог довести до конца.

В конце концов все закончилось. «Марафон» принял их на борт и доставил на тихий мир Циньяна, названный Приютом за то, что стал домом для миллионов ушедших в отставку гражданских служащих и командного состава служб.

Но Танни Ловенталь это путешествие могло показаться унылым.

Возвращение домой. Последняя операция дала ему немного денег, немного марок и монет для коллекции, несколько старых и новых воспоминаний и перемирие с самим собой. Почему-то этого было недостаточно.

Но он обрел своих друзей, людей, которых ему так долго недоставало. Откуда же это разочарование?

На душе оставался один рубец, который психиатрам так и не удалось до конца залечить.

Он не мог забыть Эми.

Они ведь так и не порвали по-настоящему. Они так и не сказали «конец». Они просто пошли разными путями.

Он любил, чтобы все было расставлено по полочкам.

Шло время. Лето Циньяна превратилось в осень. Осень постепенно перешла в зиму. Маус с Мак-Кленноном играли в шахматы и ждали, становились все ближе, и наконец Маус рассказал всю историю своего прошлого, поведал о причинах своей ненависти к сангарийцам. Мак-Кленнон старался мягко поддержать друга, не дать ему окончательно скатиться в пропасть, потом все так же мягко начал помогать ему подняться на ноги.

Решение трибунала, постоянно откладываемое, не становилось ближе.

На Циньяне совсем не чувствовалось, что идет война. Луна Командная в шесть раз увеличила свой флот и начала строить новые корабли, но во всем остальном жизнь в Конфедерации текла как прежде.

Время от времени наведывалась Танни. Макс и Грета тоже о нем не забывали.

И все же…

Иногда, по ночам, когда темное зимнее небо было пугающе прозрачным, Мак-Кленнон откладывал в сторону коллекцию марок, коробку с монетами или роман, который начал писать, и выходил на веранду. Вздрагивая от холода, он смотрел на звезды, бледно светившиеся неземными созвездиями, и воображал огромные корабли, похожие на стальные летающие джунгли. Он думал о стадах золотых драконов и о прожившем миллионы лет звере, которого он научил шутить.