Когда Нило вернулся с посланием, Бьянка была у Марины, которая укладывала ей волосы. Она провела три часа в нетерпеливом ожидании, пока юноша вернется, поскольку успех или провал задуманного ею полностью зависел от сведений, которые он доставит.

— Проклятие! — воскликнул он, завидев Бьянку. Его неожиданное появление повергло обеих женщин в смятение, от которого первая оправилась Бьянка.

— Нило, это слово недопустимо произносить в обществе дам!

Мальчик с минуту помолчал в задумчивости, а потом кивнул:

— Вы правы. Я не стану так говорить, пока не вырасту таким же высоким, как его светлость.

— Прекрасно. Теперь, когда мы разъяснили этот вопрос, рассказывай, что она сказала, — нетерпеливо потребовала Бьянка.

— Ничего, — с невинным видом отозвался он. — Вернее, это не совсем так. Она сказала: «Подожди здесь, малыш». — Он внимательно смотрел на госпожу, чтобы угадать момент, когда нужно будет прекратить испытывать ее терпение.

— И что? — спросила Бьянка.

— Я стал ждать. — В желудке у него урчало от голода.

— И? — произнесла Бьянка таким угрожающим тоном, что Нило стало ясно: если он немедленно не даст требуемый ответ, то может распроститься с едой навсегда.

— Она вернулась и дала мне вот это. — Он залез под тунику.

Бьянка выхватила у него письмо, торопливо сломала восковую печать и дрожащими от волнения пальцами развернула белый лист, на котором оказалось всего две строчки. Крупный, размашистый почерк на надушенной бумаге вызвал в памяти образ его обладательницы. «Дорогая, все, чем я владею, в твоем распоряжении. С большой радостью помогу тебе, чем смогу».

Она согласилась, и, значит, план можно приводить в действие. Бьянка не могла понять, обрадована она или напугана, а времени разобраться в своих чувствах у нее не было. Часы пробили восемь, когда она пришла в себя от волнения. Простившись с Мариной и Цезарем, она велела Нило пойти на кухню, съесть что-нибудь и немного обсохнуть, а затем явиться к ней в комнату.

Ожидая его, она достала из ящика письменного стола шесть кремовых конвертов и в последний раз внимательно их осмотрела. Она отдавала себе отчет в том, что, отправив их, сожжет за собой все мосты. Но выбора у нее не было.

Больше всего ее тревожила судьба мальчика. Он вскоре появился, розовощекий и улыбающийся после сытного обеда у кухонного очага, однако его улыбка тут же улетучилась при виде строгого лица госпожи.

Нило поклонился, и Бьянка вручила ему конверты. Ее голос показался ему неузнаваемо чужим:

— Ты должен доставить все шесть конвертов сегодня вечером. Но сделать это необходимо так, чтобы тебя не выследили и не узнали. Для этого тебе придется действовать со всем проворством и хитроумием, на какое ты способен. Все, кому ты доставишь письма, очень расстроятся, а один из этих людей станет даже опасным.

Нило кивнул и тщательно осмотрел конверты. С одной стороны они были скреплены массивной восковой печатью с незнакомым гербом, с другой — рукой Бьянки был написан адрес, причем она постаралась, как могла, изменить почерк. Нило старательно прочитал адреса, и один из них привлек его внимание. Он вскинул глаза на Бьянку и протянул ей конверт:

— Госпожа, вы уверены, что не ошиблись? Здесь написано…

— Да, я знаю, — перебила она его. — Доставить это письмо будет труднее всего. Но оно едва ли не самое важное. Ты должен быть уверен, что письмо попало в руки адресату, и еще более уверен, что тебя не узнали.

Мальчик аккуратно спрятал письма под туникой и низко, церемонно поклонился.

— Будь осторожен, — сказала она своим прежним, ласковым голосом. — Мне бы не хотелось, чтобы ты попал в беду.

За трогательными пожеланиями они не сразу заметили, что давно уже не одни. Йен стоял в противоположном углу комнаты и с интересом наблюдал, как Бьянка отдает своему слуге какие-то распоряжения, сопровождая их резкими, чересчур эмоциональными жестами. Наконец ему надоело, что никто не обращает на него внимания. Он кашлянул и направился к ним.

— Надеюсь, синьор, вы не сделали предложения руки и сердца моей даме? — серьезно обратился он к Нило.

— Нет, милорд, — потупился юноша. — Я не сделаю этого, во всяком случае, до тех пор, пока не вырасту таким высоким, как вы, и не смогу вслух произносить слово «проклятие».

— Ну, к счастью, это произойдет не очень скоро. — Йен уже перестал удивляться способности своей нареченной притягивать к себе безумцев. — А пока, если позволите, я хотел бы пригласить ее на обед.

Нило с достоинством кивнул, не осмеливаясь поднять глаза. Йен взял Бьянку под руку.

Она искоса поглядывала на него, стараясь вспомнить, за что рассердилась на него сегодня днем — да и как вообще на него можно сердиться! Он был великолепен. Манжеты и ворот серебристо-голубой шелковой рубашки, которая так шла к его глазам, изящно выбивались из-под расшитой бархатной куртки. Она застегивалась двумя бриллиантовыми пряжками и доходила до талии, позволяя беспрепятственно любоваться его мускулистыми ягодицами, обтянутыми серебристо-черными бархатными лосинами. Бьянка почувствовала, как участилось ее дыхание, когда она прикоснулась к нему и позволила увести себя из комнаты.

Они спустились по первой лестнице, а затем Йен потянул ее к маленькой двери, которую Бьянка до сих пор не замечала. За дверью оказалась ярко освещенная свечами лестница, достаточно широкая, чтобы они могли подниматься по ней рука об руку. Она была оформлена в антично романском стиле, популярном в начале столетия: алые стены, фриз с изображением игривых сатиров и пышнотелых селянок. Бьянку потрясло и восхитило убранство, и Йену пришлось едва ли не силой тащить ее за собой наверх, пообещав, что самое интересное впереди.

Когда Йен распахнул перед ней дверь и пропустил вперед, она убедилась, что он не лукавил. Какая-то магическая сила перенесла их из дождливого ноябрьского вечера в залитый весенним светом прекрасный романский садик. Стены комнаты словно растворились, превратив ее в цветущий павильон. Бьянке казалось, что она вдыхает свежий аромат жасмина и слышит шелест листвы, тронутой теплым бризом.