Криспин был слишком взволнован, чтобы хорошенько подумать, прежде чем войти в комнату Йена утром. В результате своей недальновидности он испытал глубокое смущение. Он догадывался, что его брат пользуется всеми преимуществами своего нового положения в отношении восхитительной Бьянки, но никак не ожидал застать их мирно спящими в объятиях друг друга. Но когда он споткнулся об угол дивана и, больно ударившись голенью, тихо выругался, любовники проснулись.

— Прости, Йен, — растерянно развел руками Криспин. — Если бы я предполагал, что ты можешь быть не один, я не позволил бы себе к тебе ворваться.

— Не беспокойтесь, — зевнув, ответила Бьянка. — Я как раз собиралась уходить. Если вы отвернетесь на минуту, я быстро оденусь.

Йен еще не настолько проснулся, чтобы принять участие в разговоре. Он силился найти слова, чтобы протестовать против ее ухода, но Бьянка молниеносно вскочила, набросила на плечи шелковый пеньюар, нежно поцеловала его в лоб и упорхнула, прежде чем он успел открыть рот. Ей не хотелось быть свидетельницей тех разоблачений, с которыми — она не сомневалась — Криспин пожаловал так рано к брату.

— Будь добр, объясни, пожалуйста, что побудило тебя испортить такое чудесное праздное утро? — лениво протянул Йен, но тут же изменил тон, вглядевшись в лицо брата. — У тебя такой вид, будто ты провел на ногах всю ночь. Где ты был?

Криспин изумленно посмотрел на него. Он не мог припомнить, когда в последний раз кто-нибудь проявлял интерес к его ночным похождениям.

— Знаешь, я давно уже вырос из пеленок и не нуждаюсь в твоем надзоре. Как бы ни увлекательны были мои ночные похождения, я пришел не для того, чтобы рассказывать тебе о них. — Он взмахнул перед носом у Йена листком писчей бумаги. — Это принесли сегодня утром, когда я переодевался.

Йену понадобилось несколько секунд, чтобы прочесть письмо, потому что оно было кратким и по существу: «Изабелла Беллоккьо рассказала мне, как прочно вы связаны. Если детали ваших отношений попадут в руки недоброжелателя, ваша жизнь окажется под угрозой. Чтобы избежать этого, я предлагаю вам явиться в малую гостиную Кадоны сегодня вечером ровно в пять. Приходите в маске».

— Прекрасно, — сочувственно взглянул Йен на брата. — Тебя шантажируют. Как ты думаешь, сколько они запросят за то, чтобы сохранить в тайне твою помолвку?

— Я уже дал тебе слово чести, что ни теперь, ни прежде не был связан брачными обязательствами с Изабеллой Беллоккьо, — возмущенно ответил Криспин.

— Ты можешь дать другое объяснение этому письму? — Йен рассмотрел бумагу на свет, стараясь обнаружить какие-нибудь опознавательные знаки.

— Понятия не имею. — Криспин сел на диван, вытянул ноги и откинулся на спинку. — Поэтому и принес его тебе. Еще совсем недавно ты был с ней близок.

— Ты когда-нибудь говорил Изабелле такое, что можно было бы использовать для шантажа?

— Лично я никогда не раскрываю деловых тайн женщинам.

— Если нет подлинных фактов, это не значит, что кто-то не сфабриковал против тебя какой-нибудь преступной клеветы, — спокойно заметил Йен. — Ты знаешь не хуже меня, что сплетня не должна быть правдивой, чтобы стать опасной.

— О, понимаю! — Диванные пружины заскрипели, когда Криспин обрушил на него всю тяжесть своего тела. — Ты хочешь сказать, что, покуда существует слух о помолвке Изабеллы с дворянином, никто из нас не может считать себя в безопасности. Подумать страшно, чем грозит малейший намек на такой скандал нашему состоянию. Сомневаюсь, что королева Елизавета захочет принять меня после того, как до нее дойдет слух о моей помолвке с куртизанкой. Тогда можно будет смело считать наши торговые отношения с Англией разорванными. — Криспин собрался продолжить, как вдруг в дверь постучал Джорджо и получил разрешение войти.

— Огромный человек вернулся, — сообщил он Йену, покосившись на Криспина и стараясь понять, насколько тот в курсе личных дел хозяина. — Он настаивает на встрече с вами. Говорит, что это срочно.

— Вы отвели его в библиотеку?

— Да, с трудом, — кивнул Джорджо.

Йен чуть было не рассмеялся шутке, но вовремя вспомнил, что должен держаться мрачно, и нахмурился. Криспин был погружен в тягостные раздумья о своих собственных проблемах, и Йен решил, что в таком состоянии его нельзя отпускать на встречу в Кадону.

— Без одежды мне будет довольно трудно явиться к пяти сегодня вечером, — добавил он и приказал Джорджо принести маску и широкий плащ.

— Я не могу допустить, чтобы ты пошел вместо меня, — вмешался Криспин.

— Нет, ты идти не можешь, — категорично возразил Йен, сохраняя внешнее хладнокровие, но вкладывая в свои слова всю силу убеждения. — Поскольку ко мне это дело имеет косвенное отношение, я смогу оценить ситуацию более объективно. К тому же, номинально являясь главой дома Арборетти, я считаю своим долгом оградить его от грязных посягательств шантажиста. Я пойду вместо тебя и не стану слушать никаких возражений.

— А что, если они опасны? — предположил Криспин весьма неубедительно.

— По-твоему, мое умение владеть шпагой оставляет желать лучшего? — легко отклонил Йен попытку переубедить брата.

— Нет, конечно. Просто я чувствую, что-то не так… — попытался защититься Криспин.

— Да и выглядишь ты неважно. Почему бы тебе не пойти и не поспать немного? — предложил Йен, поднимаясь.

Криспин не помнил, чтобы его когда-нибудь выставляли за дверь, но иначе поведение брата он расценить не мог.

Посмотрев на братьев, Джорджо подумал, что должен быть благодарен Бьянке не только за то, что она сохранила в тайне его ухаживания за новой горничной Мариной, но и за то, что она вернула всем прежнего Йена, который был скорее противоречивым, чем раздраженным и замкнутым, и иметь дело с которым всегда было в удовольствие, а не в тягость.

Вальдо Вальдоне, наверное, удивился бы мнению Джорджо о том, что Йен стал другим человеком. Общение с ним никогда не было для него в тягость, но и такое слово, как «удовольствие», вряд ли пришло бы ему на ум при виде безукоризненно одетого, бесстрастно-надменного и хладнокровного графа д'Аосто. Если Йен и был потрясен, когда увидел точно такое же письмо, какое показал ему Криспин, если он и терялся в догадках по поводу истинных намерений их автора, то не показал виду. Напротив, его реакция на письмо, которое протянул ему Вальдо, оказалась для гостя неожиданной. Бесстрастный д'Аосто просто сел и кивнул.