Посылку? Мы не получаем посылок. Я сжала в руке ключ и бросилась к миссис Бриггс. К двери она со своими скрипучими ходунками шла целую вечность. В отверстие для почты я крикнула:

— Это я, миссис Бриггс, Доля, не волнуйтесь!

Но она сначала накинула цепочку и только потом открыла дверь, с подозрением глядя на меня.

— Дети, вы снова не даете мне покоя, — возмущенно сказала она.

— Это я, миссис Бриггс, Доля!

— Ах да, Долли!

Никак не запомнит мое имя.

— А у меня для тебя сюрприз! Пришла посылка на твое имя. У тебя день рождения?

— Был, на прошлой неделе.

— А ты мне ничего не говорила! Я бы написала тебе открытку. Сколько же тебе теперь лет, дорогая?

И еще целую вечность мы говорим о том, что мне уже одиннадцать, а миссис Бриггс восемьдесят семь, хотя больше всего на свете я хочу получить свою посылку! В конце концов она пустила меня, и я забрала у нее в холле бандероль в коричневой бумаге. Смотрю на почерк. Незнакомый. Посылка совсем легкая. Ее можно сдавить, но там точно что-то есть. Слава богу, что почтальон не оставил ее на ступеньках. Ее бы тут же сперли.

Я поблагодарила миссис Бриггс и помчала домой, чтобы открыть посылку, пока никто не видит. Она так тщательно заклеена, что я потеряла терпение и разорвала пакет. В руки мне упала куртка, красивая кожаная куртка, мягкая, как будто котенок, и чудесно сшитая. Это самая красивая на всем белом свете куртка! Я смотрю на нее долго, не выпуская из дрожащих рук, и глазам своим не верю. Я знаю ее! Боже, да ведь это куртка Солнца!

Я аккуратно развернула ее, чтобы примерить, и из нее выпало письмо. Я просунула руки в рукава на шелковой подкладке и натянула куртку. Она оказалась точно впору, как будто сшита на меня. Я подняла письмо. Это от Солнца. Как чудесно! Она поговорила с папой насчет нашей встречи и надеется, что куртка мне как раз.

Я побежала в спальню, любоваться собой в мамином зеркале. Куртка мне действительно как раз, точно впору! Я в ней как звезда! Я схватила мамину расческу и пою в нее как в микрофон. Скорей бы пришла мама! Теперь для нее уже две отличные новости.

Услышав, как в замочной скважине поворачивается ключ, я с криком «Мама, что я тебе сейчас расскажу!» лечу вниз.

— Привет, дорогая! Я пригласила Луэллу к нам на чай.

Вот зараза! Зачем она тут нужна? Я скинула куртку, спрятала ее под подушку и поплелась в гостиную. Луэлла уже уселась в мое кресло и кивнула мне:

— Здравствуй, Доля, как поживаешь?

— Хорошо, спасибо, Луэлла.

Она посмотрела на меня скептически:

— Надеюсь, ты не слишком утруждаешь свою матушку. Она из-за тебя так переживает, так переживает! Подумать только: ты у мамы одна, а хлопот ей от тебя больше, чем от всех моих четырех шалопаев, вместе взятых.

— Доля чудесная девочка. Это я глупая, волнуюсь за нее, — говорит мама. — Пойду поставлю чайник.

Луэлла выразительно посмотрела на меня:

— Это ты должна готовить маме чай, Доля, ты уже взрослая. Мама целый день на ногах, трудится, ухаживает за стариками. А кто поухаживает за мамой, когда она приходит домой?

— Я делаю маме чай. И сейчас тоже сделаю, — со злостью ответила я.

— Не надо, не надо, я сама. Вы лучше тут посидите, поболтайте, — и мама вышла на кухню.

Мне совсем не хочется болтать с Луэллой, да и она, судя по выражению ее лица, не горит желанием.

— Твоя бедная матушка целыми днями вкалывает на износ, — сказала Луэлла. — Ты посмотри на нее — кожа да кости. Я ей говорю: «Слишком много работаешь, девочка, ни секунды передышки. Тебе надо хоть немного жирку набрать, хоть немного расслабиться».

У самой Луэллы жирка предостаточно. Она такая толстая, что еле помещается в моем кресле, и широкий подол ее яркого платья расправлен вокруг нее. Она широко расставила ноги, ступни твердо стоят на полу. Нейлоновые следочки и сандалии смотрятся просто ужасно.

— Как дела в школе, Доля? — спросила она. — Ты хорошо учишься?

Я пожала плечами.

— На неприятности не нарываешься?

Вот это наглость! Ее сыновья, близнецы Адам и Дэнтон, только в третьем классе, но их знает вся начальная школа: вечно они что-нибудь устроят. В мамином присутствии, взявшись за руки, они хлопают глазками и все отрицают, как будто на них наговаривают, а сами хулиганят будь здоров. На прошлой неделе спрятались в мусорнике на колесиках и прыгнули на одну из поварих — с ней чуть удар не случился, а на позапрошлой из кабинета третьеклассников стащили мышей-песчанок и выпустили девочкам в туалет. Среднего сына Луэллы, Джейкоба, члена банды Быстрых, боятся все, хотя ему только девять. Старшая, двенадцатилетняя Шери, учится в седьмом классе. Вместе с одноклассницей они надевают на улицу такие обтягивающие топики и такие короткие юбки, что выглядят на все шестнадцать, как будто ищут приключений, а не идут прогуляться.

Но Луэлла всего этого не знает. Она видит своих деток, одетых с иголочки в то, что она одобрила: школьная форма, воскресные наряды на службу, белые носочки, сверкающая обувь.

— Неприятностей в школе у меня не бывает, — ответила я.

Мне ужасно хочется рассказать ей, что мистер Робертс и миссис Эвери сегодня говорили обо мне как о чудо-девочке, но ничего до мамы я ей рассказывать не хочу.

Мама, мама, вернись к нам. Сколько она там будет готовить этот чай? Луэлла во все глаза осматривает нашу гостиную и обнюхивает каждый угол. Кивнув на постеры с Дэнни, она покачала головой.

— Твоя мама и Дэнни! И что она в нем нашла! Такой лохматый! Старый! Раз уж ей нравятся старики, то почему бы не влюбиться в Клиффа? Он так хорошо одевается, — сказала она. — И зачем столько плакатов? Купила бы красивых картинок на блошином рынке, стало бы уютней.

— А нам уютно и так, — ответила я, хотя они мне самой не нравятся. Но Луэлла мне нравится еще меньше. И все-таки я не удержалась и спросила: — А вы посмотрите на него внимательней, Луэлла. Как по-вашему, на кого он похож?

Я выпятила подбородок и склонила голову точно так же, как Дэнни.

Мне хочется, чтобы она хлопнула по толстой коленке и воскликнула:

— Вот это да! Доля, да он же копия ты!

А я тут же кинусь это отрицать. Правду о нем мы никому не говорим, тем более Луэлле. Но она мой намек не поняла.

— Он похож на старого волосатого рокера, — пренебрежительно ответила Луэлла. — Я даже не помню его песен.

— Хотите, поставлю диск? — поддразнила я. — И сделаю погромче.

— Нет уж, спасибо! Мне слишком дорог мой слух, — ответила она. — И тебе советую слушать что-нибудь другое. Вот приходи лучше в церковь в воскресенье и послушай, как поет хор. Дрожь пробирает.

— Мы не ходим в церковь.

— А зря! Тебе полезно. Там можно со многими подружиться и тебе, и маме. Вам надо чаще бывать на людях. Плохо, что у вас ни друзей, ни родных.

— У нас есть мы. И нам хорошо, — с вызовом ответила я.

Так бы и выпихнула ее из моего кресла. Какое она имеет право заявляться в наш дом и критиковать нас? Я в бешенстве вышла на поиски мамы. Она на кухне. Чайник давно закипел, но мама забыла про чай, стоит у мойки и кусает губы.

— Мама?

Она чуть не подпрыгнула, снова поставила чайник на огонь, покидала в чашки чайные пакетики. Как только чайник закипел, она прошептала:

— Ты нагрубила Луэлле?

— Это она мне нагрубила!

— Тише, услышит! Пожалуйста, постарайся. Она очень хорошая и всегда готова мне помочь.

— Это еще не значит, что я обязана ее любить.

— Доля, прекращай!

Мама такая грустная, что у меня разрывается сердце.

— Я хочу тебе кое-что рассказать, мам. У меня две новости, — выпалила я.

— Какие?

— Нет, давай она сначала уйдет, и я тебе расскажу в подробностях.

Мама вздохнула. Терпеть не могу, когда она вот так резко набирает в легкие воздух. Тут же резко выступают скулы, которые вот-вот прорвут кожу. Она такая худенькая, что проступает череп.

Я взяла коробку с печеньем и намазала масло на фруктовый хлеб.

— Ты проголодалась, солнышко? — спросила мама.