Мужчина нас ждет возле входа в туалет, и вид у него мрачный. Он заглянул внутрь, наверное проверить, не заляпали ли мы раковины и не написали ли на девственно-чистый пол.

— Я же сказал вам: только не долго. Что вы там делали? Купались, что ли?

Я нервно прыснула, но он совсем не шутит.

— Так! Проваливайте отсюда! — он зыркнул в мамину сторону. — Повезло вам, что я полицию не вызвал.

— Спросить номер — это преступление? — возмутилась мама. — Да хоть бы вы мне заплатили, а я в вашем паршивом отеле ни за что не останусь!

Она взяла меня за руку и гордо пошла к выходу, цокая высокими каблуками и размахивая хвостом, а я засеменила рядом.

— Мам, он не будет звонить в полицию, правда? — спросила я.

— Не говори глупостей, Доля. Конечно не будет. Улыбнись, родная. Мы в Робин-хилле! — и она с такой любовью погладила дорожный знак, как будто это была кошка. — Идем!

Дорога дальше перекрыта белым деревянным шлагбаумом, и рядом будка, но, слава богу, там никого. Мы вышли на тротуар жилого квартала Робин-хилл, словно Дороти, шагнувшая из двери своего дома в страну Оз. Позади нас, совсем рядом, оживленное шоссе, а мы уже в другом мире: деревья над головой склонились друг к другу, и во все стороны зелеными дорожками разбегаются густые живые изгороди. Уже запели первые птицы, хотя на рассвет еще не похоже. Здесь очень темно. Я крепко сжала мамину руку.

— Как здесь чудесно, правда? — прошептала она. — Я всегда знала, что Дэнни будет жить в прекрасном месте.

— Ты уверена, что узнаешь его дом?

— Конечно, — ответила мама, но в голосе ее скользнула неуверенность.

Мы идем дальше. Здесь много домов, но почти все они вдалеке, у самого конца длинных гравийных дорожек. А перед нами только высокие ворота на замке. Мама взобралась на них, чтобы лучше рассмотреть дом, и вдруг неожиданно вспыхнул свет. Мама спрыгнула, мы бросились бежать, свернули за угол и спрятались за дерево. Сердце у нас колотилось как сумасшедшее, и мы все ждали, что сейчас послышатся крики бегущих людей и полицейские сирены, но свет просто погас, и снова воцарилась полная тишина.

— Ух, — выдохнула мама и нервно засмеялась.

— Мам, нас примут за грабителей и отправят в тюрьму!

— Доля, хватит. У меня от тебя уже голова болит. Я пытаюсь не падать духом. Я уверена, что Дэнни живет в другом доме. У него же чудесный сад. Я видела на фотках, как он в этом саду с детьми играет. Он ведь такой прекрасный, заботливый отец! Как ты не понимаешь, родная, — вы с ним потеряли столько лет! И я хочу, чтобы он о тебе начал заботиться, хотя бы немного. Сейчас самое время.

— Но, мама…

— Хватит, Доля. Почему ты все время со мной споришь? Я твоя мать и лучше знаю. Идем!

Я молча поплелась за ней. Она опять прихрамывает, но туфли не снимает, чтобы не пачкать ноги, и что-то мычит себе под нос, но так тихо, что не разобрать. Но я все равно сразу же узнала мелодию. Это «Сладкая ты моя доля», моя песня.

Мы брели по зеленым дорожкам мимо огромных домов. Один с большим озером, другой с теннисными кортами. Я шла и представляла Дэнни на веслах в лодке или с теннисной ракеткой. Возле ворот одного из домов на нас залаяла огромная овчарка. Она бы не причинила нам вреда, но мы все равно бросились бежать, испугавшись, что она своим громким лаем всех перебудит.

— Нет, это точно не его дом. Он бы не завел безумного пса, если в доме дети. Эта зверюга сожрала бы Аса на завтрак, — задыхаясь, сказала мама.

Я уже думала, что мы до утра будем шататься по Робин-хиллу и еще не раз пройдем мимо дома Дэнни, не подозревая об этом. И вдруг в конце улицы мы увидели на больших воротах завядшие букеты и плюшевых мишек, а на стене забора неясные росписи и рисунки — издалека в темноте их было не разобрать. И не надо. Без того ясно, что это дело рук преданных фанатов. Вот он, дом Дэнни.

Мама крепко сжала мою руку.

— Мы нашли его, Доля! — Она улыбнулась. — Вот они удивятся, когда откроют нам дверь!

— Мама! Сейчас нам никто не откроет. Слишком рано.

— Милая, мы больше не можем ждать, — сказала мама и прибавила шагу на своих немилосердных каблучищах. — Не могу больше ждать! Не могу больше ждать!

— Мама, как бы мы с тобой отреагировали, если бы к нам в дверь позвонил кто-то в три часа утра? Они сначала испугаются, а потом разозлятся.

— Но мы же им все объясним, — ответила мама, но уже не так уверенно. — Хотя, быть может, ты права. Подождем до рассвета. И заодно поспим, чтобы выглядеть свежо.

Мы уселись прямо на дорожку и прислонились к стене. Несмотря на холод, эмоции и возбуждение, мы быстро уснули.

Я проснулась рано, хотя полночи не спала. Мама с папой ругались несколько часов кряду. Они так раскричались, что Ас проснулся и заплакал. Я прибежала к нему раньше Клаудии и забрала его из постельки к себе. Конфетка тоже пришла в мою комнату и долго копошилась рядом, толкаясь острыми локотками и коленками и рассыпая мне на лицо длинные волосы.

Кое-как мы устроились на одной кровати, а родители все скандалили. Я накрыла всех нас одеялом с головой. Сначала мы поиграли в медвежью пещеру, и на пару минут они отвлеклись, а потом им стало жарко, и они высунулись из-под одеяла. Мама уже перешла на визг, а папа кричал ей очень, очень грубые слова. Ас начал их повторять, но я прикрыла ему рот рукой:

— Ас, прекрати! Это плохие слова, не говори так.

— Папа же говорит!

— Он делает очень плохо.

— Почему он так злится на маму? — тихо спросил Ас. — Не люблю, когда папа злой.

— Мама плачет, — сказала Конфетка. — Давай пойдем к ним, Солнце?

— Не надо, они разозлятся еще сильней. Тихо.

— Я хочу к маме! — сказал Ас.

— Сейчас можно только ко мне. А ну иди сюда, Ас-астронавт! Давай представим, что ты решил облететь вокруг луны и погулять по звездам.

Я гладила его по взмокшим шелковым волосам, пока он устраивался рядом, и через пару минут Ас ровно задышал, крепко уснув.

— Он не пописал, — прошептала Конфетка. — Наделает тебе в постель.

— Не наделает, — твердо ответила я, хотя подумала, что Конфетка права.

Кровать пока еще сухая, и надо бы его быстро растормошить и посадить на горшок, но если он проснется, то всех перебудит, а сейчас в доме тишина и покой. Конфетка тоже уснула. Раскинулась как морская звезда и заняла почти всю кровать. На веках у нее все те же сиреневые тени. Глядя на сестру, я вздохнула. Это нечестно. Почему я не такая же малышка-милашка? Я бы все на свете отдала, лишь бы стать такой же крошечной хорошенькой блондинкой, как она. Ей совсем не надо думать, как бы всем понравиться. Ее и так все обожают просто потому, что она лапочка. Я нежно перебираю ее длинные локоны и кладу голову рядом с ее головой, чтобы представить, как бы падали на мои плечи длинные светлые волосы.

Конфетка что-то прошептала сквозь сон и оттолкнула меня.

— Вообще-то это моя кровать, — тихо сказала я, но она не пошевелилась.

Я соскользнула с кровати, встала на ноги и потянулась. Потом на цыпочках прошла по ковру и осторожно открыла двери в Город-Гардероб. В моей комнате стоит белый шкаф-купе во всю стену, но я все свои скучные платья, куртки, топики и штаны затолкала в один конец, и теперь больше половины у меня занимает Город-Гардероб.

Все начиналось с кукольного домика. Журнал «Привет, звезды!» подарил его мне, когда Конфетка только родилась. Они делали материал на двенадцать полос про маму с папой и новорожденную дочку. На одной из фотографий мама с Конфеткой (на ней пижамка с зайчиками) в постели, а папа несет маме завтрак на подносе. На другой мама и папа в постели, а Конфетка у них на руках. На третьей мама делает зарядку, а папа укачивает Конфетку. На четвертой мама и папа в нарядных костюмах на большом бархатном диване, а Конфетка в длинной белой крестильной рубашке у мамы на руках. На пятой Конфетка в сказочной люльке, а мама и папа целуют ее перед сном. Я там тоже есть, прижимаю к губам палец, как бы говоря «ш-ш-ш» (не показывая зубы). Фотографы хотели поснимать в моей комнате — я на полу с Конфеткой на руках, а вокруг нас все мои медведи, — но потом решили, что стена в моей комнате белая и пустая, и отправили кого-то в магазин за большим кукольным домиком, который бы закрыл пустое место!