Но потом накатило чувство вины. Я же не хочу избавиться от мамы и папы на самом деле. А вдруг теперь они не вернутся домой, потому что я так плохо подумала? А если они умерли и это моя вина? Я нарисовала в воображении две разные аварии, мама с алой кровью на белом платье, а папа бездыханный лежит на земле, бандана у него съехала набок. Я так живо себе это представила, что меня охватила дрожь. Я, Ас, Конфетка в черных бархатных нарядах плачем над могилой родителей, и с букетов белых роз опадают лепестки…

Но потом хлопнула входная дверь — один из них вернулся. Через два часа дверь хлопнула снова. Двое живых родителей в доме. На следующий день оба спустились только к обеду. Они не говорят друг с другом, но зато болтают с нами и суетятся как сумасшедшие. Конфетка и Ас тут же включились в эту игру. Конфетка села к папе на колени и гоняет гарнир по его тарелке, а Ас забрался к маме и требует, чтобы она его покормила.

— Какой же ты все-таки ребенок, Ас, — презрительно фыркнула Конфетка.

— Я не ребенок! Я Тигрмен, и мне в клетку принесли мяса, — жуя, ответил Ас. — Мама, пойдем в зоопарк смотреть на живых тигров!

— Пойдем, солнышко, конечно, — ответила мама.

Сама она почти ничего не ест и очень бледна.

— Так нечестно. Терпеть не могу зоопарк. Он воняет зверями! — заныла Конфетка.

— Готовая песня, Конфетка. Терпеть — не — могу — зоопарк. Он — воняет — зверями, — запел, кривляясь, папа.

— А я вчера сочинила песню, папа, — сказала я.

— Правда? Не бойся, Конфетка, мы не пойдем в зоопарк.

— А куда пойдем, папа?

— По магазинам! Ведь моей самой лучшей девочке на свете нужно нарядное платье.

Конфетка завизжала от счастья и тут же защебетала о том, какой наряд ей нужен.

Папу моя песня нисколько не заинтересовала. Как и маму.

— Как ты собрался покупать ей платье, если ты вообще в детских вещах не разбираешься? Я завтра с Конфеткой схожу сама.

— Завтра ей в школу. А я съезжу сейчас. Ты же хочешь по магазинам, Конфетка?

— Да! Обожаю магазины! — воскликнула Конфетка и захлопала в ладоши.

— А я не хочу, я их ненавижу! — закричал Ас.

— И не поедешь, маленький Тигрмен, — покачала его мама. — Мы с тобой пойдем в зоопарк смотреть настоящих тигров, львов и смешных обезьянок, и даже на большого толстого слона посмотрим.

Я не хочу ни в зоопарк с Асом, ни по магазинам с Конфеткой. Я хочу остаться дома, но я не могу этого сделать. Мама с папой дали Клаудии выходной в воскресенье вместо выходного в субботу, а Маргарет, приготовив нам обед, ушла к себе. Так что смотреть за мной некому. Я хотела им объяснить, что я сама о себе прекрасно позабочусь, но они и слышать этого не хотят.

— Иди в зоопарк, Солнце. Ты же любишь зверей, — сказал папа.

— Нет, лучше сходи по магазинам, раз папа сегодня решил записаться в стилисты, как Гок Ван[3]. Тебе ведь тоже нужно подобрать платье для дня рождения сестры, — сказала мама.

— Вы просто не хотите брать меня с собой, да? — спросила я.

Я всего лишь озвучила очевидное, но в ответ получила только раздражение.

— Хватит строить из себя героиню трагедии, Солнце, — отрезала мама.

— Не упрямься, детка, — попросил папа. — Поедем со мной по магазинам, купим тебе отличное платье. Что ты кислая такая? Смотри, вот Конфетка умирает от желания поехать, да?

— Да-да-да, потому что ты самый добрый на свете папочка! — закричала она и кинулась его целовать.

Пришлось тащиться с ними по магазинам, и это самый настоящий кошмар. Джон отвез нас в «Хэрродс». Наш «Мерседес» въехал на парковку с черного входа, и мы поднялись в отдел одежды для девочек. Все продавцы тут же узнали папу и забегали вокруг него и засуетились с Конфеткой. А я бы спряталась от всех, пока Конфетка сгребает в охапку все платья с вешалок.

— Солнце, выбери и ты себе что-нибудь, — сказал папа.

Я пытаюсь. Набрала свои любимые цвета — зеленый, синий, фиолетовый, — не особо задумываясь о стиле и о том, как эти вещи сочетаются.

Потом мы отправились в примерочную. Конфетке помогает продавец: снимает и надевает платья по очереди, хотя Конфетка и сама прекрасно может переодеться. Мне тоже предложили помощь, но я в ужасе отказалась, ответив, что справлюсь сама.

Конфетка во всех платьях смотрится потрясающе: и в темно-сиреневом шелковом, и в белом со сборками, прошитыми розовыми лентами, с розовыми джинсиками в обтяжку, и в маленьком бело-голубом платьице-шортах, и в разноцветном, как радуга, платье с пышной юбкой и с желтыми пуговками в форме улыбающихся солнышек. Конфетка с гордостью выбегает из примерочной, хвастаясь папе и продавцам новым нарядом, проходя при этом быстро и покачиваясь, как модель на подиуме. И папа каждый раз ей аплодирует, снова и снова повторяя, какая она красотка. И это правда.

А я в примерочной, наполовину одетая, смотрю на себя в зеркало и вот-вот разревусь в голос.

— Ну что, дорогая, выходи, посмотрим, как ты выглядишь, — позвала меня продавец с другой стороны занавески.

Я и сама прекрасно знаю как. Голубое платье слишком узкое и подчеркивает выпирающий живот, сиреневый топ и короткая юбка смотрятся смешно, потому что я их неправильно надела, а в зеленом у меня лицо зеленое, как будто меня вот-вот стошнит.

Продавцы беспокойно заулыбались. Папа нахмурился:

— Ну да, не совсем… — И всплеснул руками: — Съездишь, в общем, с мамой в магазин, Солнце. Она что-нибудь подберет.

Униженная, я переоделась в старое, пока отец расплачивался за Конфеткины платья. Ей купили все, потому что она во всех одинаково восхитительна. Пока покупки складывают, я слоняюсь по магазину. И вдруг на стойке нежнорозовых и сиреневых аксессуаров я заметила пару сетчатых перчаток.

Беру их в руки. И — в отдел джинсов. Взяла себе черную пару. Нашла черную футболку в тон.

— Папа, папа, пожалуйста, мне вот это! — умоляю я его.

— Солнце! Нам уже пора. Что же ты раньше это не примерила? И что это вообще такое? Кто же на праздник надевает черное?

Я набрала побольше воздуха и произнесла самые тошнотворные на свете слова:

— Я хочу быть похожа на тебя, папа. Ты выглядишь так на обложке альбома «В полночь». Ты там ну очень круто смотришься.

Продавцы посмотрели на меня с умилением и хором выдохнули: «Ах!» Папа изумленно, но с удовольствием посмотрел на меня.

— Не глупи, Солнце, — сказал он, приобнимая меня. — Значит, ты хочешь быть похожей на старика-отца, да? Ладно, беги в примерочную, дорогая.

Я бросаюсь к зеркалам. Слава богу, джинсы мне как раз, а футболка не тоненькая и не в обтяг, так что мой живот надежно спрятан. Я надела перчатки и подняла волосы в хвост. Похожа на папу, ха! Я похожа на Долю! Как две капли воды. Как родные сестры.

Продавец поторапливает меня. Папа посмотрел на меня удивленно и озадаченно сказал:

— Да. Ты права, тебе идет. Только у тебя ведь уже есть такой наряд? Я видел тебя в этих маленьких перчатках, разве нет?

Не меня, папа. Ты видел Долю. Еще одну твою дочь. Но мне нельзя это говорить в присутствии половины работников «Хэрродс».

Конфетка сердито смотрит на меня:

— Это не праздничный выход, Солнце. На мой день рождения ты должна одеться во что-нибудь красивое.

— На моем фоне ты будешь блистать, Конфетка, — ответила я без сожаления.

Дождалась, когда Джон привез нас домой, а Конфетка ушла в свою комнату примерять обновки. Мама с Асом еще в зоопарке. Папа взялся за мобильный.

— Папа!

Я обняла его.

— Папа, спасибо тебе огромное за то, что ты купил мне мой новый наряд.

Он потрепал меня по волосам:

— Не за что, родная. Тебе идет.

— Ты уже видел одного человека в черных джинсах и маленьких черных перчатках.

— Да, самого себя на обложке альбома «В полночь». Сама же сказала. Интересно, получится ли у меня вновь перейти на готику в одежде? Как ты думаешь, мне пойдет?

— Ну конечно, папа! Но я сейчас не тебя имела в виду. Там, на премьере фильма про «Милки Стар», была одна девочка, вспомни.