Сразу после того, как исчез в пустоте пространства “СССР-КС3”, Белопольский попросил Второва попытаться увеличить скорость “фаэтонца” до возможного предела.

Попытка удалась, а ее результат превзошел все самые оптимистические ожидания.

Корабль послушно полетел с ускорением, которое Белопольский определил в двадцать четыре метра в секунду за секунду. Оно продолжалось один час сорок девять и четырнадцать сотых секунды, и снова наступила невесомость. Нетрудно было вычислить, что скорость звездолета достигла ста двадцати километров в секунду.

Очевидно, это был “потолок” корабля. Больше чем вдвое он превосходил предел скорости земных звездолетов. Теперь, если ничего не случится, они достигнут Цереры меньше чем за один месяц. Это был огромный выигрыш во времени.

Белопольский не сомневался, что все обсерватории Земли продолжают наблюдать за “фаэтонцем”. Следит за ним и Сергей Александрович Камов. Ему сразу станет известно, что кольцевой корабль увеличил скорость, и он сделает отсюда нужные выводы.

Как хорошо чувствовать себя не одинокими, тесно связанными с родиной, хотя бы зрительно!

Несколько дней Белопольский занимался расчетом пути. Он не мог еще видеть Цереру в относительно слабый инструмент, но он хорошо знал, где она находилась в момент их расставания с “СССР-КС3”. Знал все элементы ее орбиты и свое собственное место в космосе. Этого было вполне достаточно.

На четвертые сутки он попросил Второва немного изменить направление полета, и успевший хорошо натренироваться инженер уверенно выполнил его указания.

“Фаэтонец” слушался Второва “беспрекословно”.

— Мне кажется, — сказал Геннадий Андреевич, — что мы могли бы опуститься прямо на Луне, минуя Цереру. Корабль очень послушен.

— Не обольщайтесь! — ответил Белопольский. — Одно дело маневрировать в пустоте, а совсем другое — спуск. Здесь можно исправить ошибку, а там она приведет к гибели корабля.

То же самое говорил Мельников. Второва поразило полное совпадение — слово в слово! Значит, это так и есть. Незачем было высказывать свое мнение. Эти люди знают что делают.

Среди вещей, погруженных на “фаэтонец”, они обнаружили несколько книг и очень обрадовались этой находке. Кто позаботился об этом?..

Полет протекал томительно однообразно. Книги оказались весьма кстати. Чтобы не покончить с ними слишком скоро, Второв и Коржевский читали вслух, по очереди.

Белопольский не нуждался ни в каких развлечениях. Часами и сутками он занимался доступными ему наблюдениями, вися у телескопа или производил вычисления. В мире астрономии и математики он чувствовал себя прекрасно.

Шли дни.

И вот позади осталась орбита Марса. Близок пояс астероидов обломков погибшего Фаэтона. Корабль три раза за два дня изменил направление полета, уклоняясь от встречи с мелкими, но для него достаточно крупными обломками. Очевидно, их было много, несущихся по путям, неизвестным астрономам. Ведь за орбитой Марса тело диаметром в десятки метров недоступно для наблюдения с Земли.

Для Белопольского наступила горячая пора. Как не хватало ему счетной машины! Но его математический ум сам работал подобно машине. Раз за разом он вычислял новый маршрут и с помощью Второва исправлял путь корабля.

До, можно было уверенно сказать, что только он один из всего экипажа “СССР-КС3” мог вести “фаэтонец” в таких условиях.

Церера была уже хорошо видна. Даже невооруженным глазом можно было заметить крохотную звездочку, которая буквально по часам увеличивала свой блеск.

Звездолет подлетал к цели.

Своеобразный новогодний подарок преподнес науке итальянский астроном Пиацци. В ночь на 1 января 1801 года он открыл первую из малых планет — Цереру, оказавшуюся впоследствии самой крупной. Ее диаметр — семьсот семьдесят километров, а масса составляет одну восьмитысячную массы Земли. Планета очень ярка, и это заставляет думать, что она состоит из хорошо отражающих свет минералов, а возможно, и металлов. Церера движется по почти правильной круговой орбите, и ее скорость движения составляет около двадцати километров в секунду.

Белопольский принял решение опуститься на Цереру по тому же плану, который был осуществлен при посадке “СССР-КС3” на Венеру, — зайти на орбиту позади планеты и догонять ее. При этом маневре должно было окончательно выясниться, во всем ли послушен Второву звездолет и насколько точно он выполняет мысленные приказы. Если подход к Церере удастся, то можно будет надеяться на благополучное “приземление”.

Даже с помощью прекрасно оборудованного пульта управления “СССР-КС3” подобный маневр требовал большого труда и исключительной точности. А здесь придется не самому управлять, а каждый раз действовать через Второва, так объясняя ему нужный, угол поворота, чтобы молодой инженер мог, отчетливо представив его в воображении, мысленно повернуть звездолет и без малейшей ошибки.

У Константина Евгеньевича невольно возникали сомнения. В точности работы механизмов корабля он не сомневался, несколько раз он видел, как они реагируют на “приказы”. Но вот четкость мысли Второва?..

“Если бы я сам, непосредственно, мог принимать решения и приводить их в исполнение”, — думал он.

Но это было невозможно.

Он понимал, что все они рискуют жизнью. Если от удара о поверхность Цереры треснет корпус корабля, смерть будет мгновенна, — на Церере нет атмосферы.

Но жребий был брошен месяц назад на борту “СССР-КС3”, и ничего не оставалось, как испытать на практике “орлом” или “решкой” он ляжет. “Орел” — жизнь и спасение звездолета, “решка” — смерть и разбитый корабль. Белопольский поделился с Коржевским своими мыслями. Биолог ответил коротко: “Я это знаю”. Со Второвым никто не говорил на подобные темы, — его спокойствие и уверенность в себе были важнее всего. Белопольский думал, что Второв не сознает величины опасности, но он ошибался.

Геннадий Андреевич испытал всю тяжесть первых дней совместного с Мельниковым полета на “фаэтонце”. Он давно понял, что за непринужденной легкостью посадки “СССР-КС3” на Арсену, а затем на Венеру стоят труд, искусство и смертельная опасность. Урок падения на Венеру не прошел даром. Он понял, что космос не шутит. И он хорошо знал, на что идут они трое и чем рискуют. На Венере он был еще новичком, многого не понимающим и на многое смотрящим несколько легкомысленно: теперь он превратился в звездоплавателя. Десять незабываемых дней — и от прежнего Второва ничего не осталось. Он прошел школу пустого пространства.

И, отчетливо сознавая, что именно от него, в конечном счете, зависят жизнь товарищей и спасение корабля, Второв собрал свои нервы в тугой клубок, готовясь как автомат исполнять все, что прикажет ему Белопольский. У него не было ни страха, ни сомнений. Он говорил себе: “Я должен!”.

И он и Коржевский были уверены в своем командире, в его знаниях и опытности.

Экипаж кольцевого корабля был готов к труднейшему маневру, и все, казалось, говорило в пользу благополучного конца.

Все!.. Кроме одного, самого главного, самого решающего… Но они даже не подозревали, как близка была грозная и неотвратимая опасность.

Фатальная ошибка была совершена месяц назад, совершена совместно Мельниковым и Белопольским.

Можно ли было обвинить их в этом? Человек — это только человек, не более. Он не машина и подвержен ошибкам. На решения, принимаемые людьми, влияют предшествующие факты и впечатления. Мельников и Белопольский были “загипнотизированы” могуществом фаэтонской техники. И они упустили из виду, что фаэтонцы тоже не более как люди. Их техника — это техника людей, другой не бывает в природе, и ее мощь не беспредельна.

Об этом они забыли.

На Земле “фаэтонский гипноз” не был так силен. Там не знали всех подробностей десятидневной эпопеи Мельникова и Второва. И сразу заметили опасность.

Но было уже поздно и ничего нельзя было исправить.

На сообщение Мельникова Камов ответил короткой радиограммой, которая, будь она известна Белопольскому, заставила бы его немедленно повернуть назад: “Откуда вам известно, что запасы энергии на “фаэтонце” достаточны для подобного полета? Камов”.