Но эта ночь была далеко не такой темной, как ожидали. Если бы Пайчадзе не сказал, что она наступила, они, вероятно, продолжали бы считать ее вечером. Ничего похожего на черный мрак, который, казалось бы, должен быть на поверхности планеты, под толстым слоем облачных масс, не наблюдалось. Из окон обсерватории они видели реку, лес на ее берегу и даже могли различить вдали линию порогов. Освещение напоминало земную ночь при свете Луны в первой четверти.

— Теоретические расчеты подтвердились, — сказал Пайчадзе. — Яркость ночного неба Венеры, благодаря близости к Солнцу, в пятьдесят раз сильнее, чем на Земле, и только в пять раз слабее света полной Луны. Мы не ошиблись.

Звездоплаватели готовились к ночной работе. Программа была обширна и разнообразна. Надо было сделать целый ряд точных фотометрических измерений освещенности в различные моменты ночи, составить график изменений нагрева почвы, а также и воздуха на разной высоте и опять-таки в различное время — в начале, середине и в конце ночи. Предстояло заняться интенсивностью падения на планету космических лучей, определением радиометодами внутреннего строения Венеры и бесконечным количеством других не менее важных работ, из которых часть предназначалась на эту ночь, а остальные на следующую. Звездолет должен был находиться на планете двое венерианских суток.

Ни одну из работ нельзя было производить внутри корабля. Приходилось выносить приборы и аппараты на берег и находиться возле них длительное время. Хотя многие процессы могли проходить автоматически, ученые все же дежурили у своих установок, не рискуя оставить их без присмотра. Жители Венеры уже доказали, что относятся враждебно к пришельцам с другой планеты, а ночью в любую минуту кто-нибудь из них мог оказаться вблизи. При огромной физической силе этих существ им ничего не стоит сломать и уничтожить хрупкие аппараты людей.

Все меры предосторожности были приняты. В радиусе ста метров вокруг звездолета берег заливал яркий свет прожекторов. Никто и ничто не могло приблизиться к месту работы, не будучи своевременно замеченным. Каждого члена экипажа, которому нужно было выйти из корабля на берег, всегда сопровождали два товарища, хорошо вооруженные и готовые отразить нападение.

Надо сказать, что никто из ученых не верил, что “черепахи” действительно могут напасть на звездолет. Охрана осуществлялась на всякий случай, больше для очистки совести.

Поиски вездехода Белопольского в глубине озера с очевидностью показали, что свет прожекторов является вполне достаточной защитой. Для органов зрения подводных жителей, привыкших к темноте, этот свет, видимо, был совершенно непереносим.

Грозовые фронты почти не мешали работам. С наступлением ночи они стали появляться все реже и реже и были гораздо слабее, — скорее сильные дожди, и только.

Когда экипаж находился на борту, прожекторы потухали, и прозрачная темнота опускалась на звездолет. Тогда ночные бинокли и лучи радиолокаторов устремлялись на далекую линию порогов. Возле них смутно виднелись штабеля бревен, но никакого движения не удавалось заметить. Вид штабелей не изменялся, и было очевидно, что обитатели озера почему-то не трогают их.

Несколько раз звездоплаватели внезапно зажигали прожектор, направляя луч его света на близкую опушку леса, но и там ничего не обнаруживали.

— Они боятся нашего корабля, — говорил Мельников, — и не рискуют приблизиться к нему. Наше присутствие мешает им производить обычную ночную работу.

Это было более чем вероятно. Исполинский корабль, неведомо как очутившийся на берегу реки, неведомо откуда взявшийся и неизвестно что из себя представлявший, должен был казаться венерианам чем-то таинственным, непонятным и пугающим. Первобытные существа даже отдаленно не могли вообразить истинного назначения этого чудовищно огромного предмета. Он должен был возбуждать в них ужас.

— Неужели, — говорил Второв, — мы так и вернемся на Землю, не имея ни одного снимка “черепахи”. Я никогда не прощу себе этого.

У Геннадия Андреевича были все основания быть недовольным собой. Он видел “черепах”, они неподвижно стояли, ярко освещенные светом прожекторов, в его руках находился киноаппарат, более удачных условий съемки нельзя было себе представить, но… ни одного снимка обитателей Венеры!..

Исправить упущение, очевидно, нельзя. Венериане не появятся возле корабля. О том, чтобы попытаться еще раз увидеть их на берегу озера, не могло быть и речи. Мельников, вступивший в командование кораблем, категорически заявил, что не допустит ни одной экскурсии куда бы то ни было. До самого старта на Землю ни один член экипажа не отойдет далеко от корабля.

— Довольно жертв! — сказал он своим товарищам. — Их и так слишком много. С обитателями Венеры познакомимся в следующем рейсе.

Как ни хотелось Второву получить снимки венериан, он должен был признать, что это решение единственно правильное. Экспедиция потеряла четырех человек. Это действительно, слишком много.

Случайность, которую невозможно было предвидеть и предупредить, погубила на Арсене Леонида Орлова. По своей вине, жертвой собственной неосторожности стал Василий Романов. Неизвестно, как Белопольский и Баландин попали в руки венериан и были унесены ими на дно озера. Никаких надежд на их спасение уже не могло быть.

Вездеход исчез бесследно. Князев и Второв восемь раз погружались в озеро на амфибии, но не обнаружили машины. Куда ее могли унести? Это оставалось тайной. После восьмой, бесплодной, попытки Мельников приказал возвращаться на корабль.

— Мы сделали все, что могли, — сказал он, — больше рисковать нельзя. Гроза, прервавшая первый поиск, оказалась, к счастью, слабой и непродолжительной. Но, когда она окончилась, Коржевский и Андреев с ужасом увидели, что их товарища, не успевшего вскочить в машину, нигде нет. Стало очевидно, что Василий Романов был оглушен ударом ливня и смыт в озеро.

— Немедленно найти! — приказал Мельников.

Вездеход-амфибия нисколько не пострадал. Как только началась гроза, Князев погрузился под воду, где уже не могли угрожать ни ливень, ни молнии. Опасения, что на машину нападут “черепахи”, не оправдались. Венериане, которых оба разведчика насчитали на дне больше сотни, панически боялись прожекторов. Как только появлялся свет, они падали на дно, прячась под свои панцири совершенно так же, как делали это в океане. Амфибия могла плавать под водой сколько угодно без всяких опасений.

Узнав о исчезновении Романова, Князев немедленно приблизился к берегу и тщательно обыскал дно. Но молодой геолог исчез так же бесследно, как вездеход Белопольского.

С энергией отчаяния, забыв обо всем, они, сменяя друг друга, искали пропавших товарищей двенадцать часов подряд. Дно озера было обследовано на всем своем протяжении.

Напрасно!.. Ни вездехода, ни тела Романова нигде не было. Озеро оказалось неглубоким. Они видели на его дне огромное количество бревен, лежавших кучами, многочисленные виды водорослей и других растений, но, кроме “черепах”, не заметили ни одного живого существа, ни одной рыбы.

— Спрятать машину там абсолютно негде, — сказал Князев. — Мы не могли не заметить ее.

— Где же она может быть?

— Не знаю. Но в озере ее нет.

Почти одновременная гибель трех товарищей угнетающе подействовала на всех членов экспедиции.

Вечером 24 июля Мельников записал в своем дневнике:

“Последний срок миновал!

До сих пор какое-то неясное чувство говорило мне, что Константин Евгеньевич и его спутник живы. Так хотелось надеяться! Мне казалось, против всякой вероятности, что они вернутся к нам. Сегодня эта призрачная надежда окончательно рухнула. Даже теоретически не на что рассчитывать. Все кончено. Запас кислорода в вездеходе исчерпан. Если они были живы до сих пор, то сейчас, безусловно, мертвы. Им нечем больше дышать! Какая страшная участь…

Я хочу верить (вот до чего дошло!), что “черепахи” сразу сломали стенки машины, разбили стекла окон, умертвили… Слишком ужасно думать, что они жили двое суток без надежды на спасение, во власти свирепых зверей!..