— Я надеюсь, что он вернется полный дьяволов и они съедят его сердце.

— Вы могли бы отправить девочку туда, настоятельница.

Они стояли в том месте, где тропа начинала свой крутой подъем вверх по развороченным скалам на плато, прорезая себе путь вперед и назад дюжиной крутых поворотов. Более старшая монахиня повернулась к Ноне и указала через лес и поля на западе:

— Морлтаун в пяти милях отсюда. Девочка могла бы стать там полезной, найти работу в поле.

Сестра Яблоко стояла плечом к плечу с Сестрой Сало:

— Первосвященник узнает об этом за один удар сердца. Таксису даже не придется спрашивать.

— Выбирайте сами, настоятельница, с кем сражаться и на какой почве, — сказала Сестра Сало. — Джейкобу очень бы хотелось снова сунуть ноги под монастырский стол. Это будет идеальным оправданием.

— И вы только что украли ее из тюрьмы... — Яблоко нахмурилась, оглядываясь на далекий город.

— Госпожа Меч говорит мне не драться. — Улыбнувшись, настоятельница повернулась, чтобы начать подъем. — А Яблоко говорит, чтобы я не воровала... — Нона последовала за ней. — Вы — монахини. Проявите немного веры.

Последний край солнца припал к горизонту, когда Настоятельница Стекло направилась к необычному лесу каменных колонн, чьи тени протянулись к приближающимся путникам через сотни ярдов камня. Нона последовала за ней, сопровождаемая двумя монахинями, ни одна из которых не запыхалась от долгого подъема, заставившего настоятельницу тяжело дышать. Та, что постарше, Сестра Сало, выглядела так, словно могла карабкаться целый день. Младшая, сестра Яблоко, хоть из приличия слегка порозовела. Нона, закаленная бесконечными кругами в Калтессе, чувствовала, что у нее подкашиваются ноги и мокрая от пота рубашка прилипает к спине, но не жаловалась.

Плато — на самом деле огромная каменная глыба с крутыми откосами — сужалось к перешейку, который вел к широкому выступу. Колонны стояли поперек горловины, от утеса к утесу, дюжины в глубину, десятки в ширину. Настоятельница Стекло шла впереди, находя путь, казалось, наугад. Колонны вокруг них, выше деревьев, тянулись к темнеющему небу. В этом месте царила странная тишина, ветер не находил ничего, что могло бы спеть его мелодию, только шевелил пыль и песок среди башен из резного камня. Ноне это понравилось.

Колонны окаймляли монастырь Сладкого Милосердия с одной стороны, а с другой возвышались два утеса, края которых резко сближались. Главный купол чернел на фоне багрового неба, по обе стороны виднелись еще дюжины хозяйственных построек. Нона последовала за монахинями к сводчатому входу, тяжесть дня лежала на ее плечах, усталость окутала ее своей тупой хваткой, заставляя гнев и печаль отдаляться, превращая их в вещи, которые можно было бы оставить ночи грез.

— Ты там живешь? — Когда они подошли ближе, Нона начала понимать, насколько велик купол. Весь Калтесс поместился бы внутри несколько раз, поставленный сам на себя.

— Это Собор Предка, Нона. Там живет Предок, и больше никто.

— Предок такой большой? — спросила Нона. За ее спиной Сестра Яблоко еле сдержала смех.

— Предок занимает любое место, построенное в его честь. В Истине Предок присутствует в десяти тысячах домашних святилищ, в некоторые из которых даже тебе будет трудно втиснуться, а другие — больше, чем большинство домов. Здесь, на плато, церковь смогла дать Предку более величественный дом — дар императора Персия, третьего этого имени.

Нона молча последовала за ней, плотно сжав губы при мысли о том, что Предок, похоже, очень жаден, занимая так много места, в то время как дети в Калтессе втискивались в любой уголок или щель, которая могла их вместить.

— Это мой дом. — Настоятельница Стекло махнула рукой в сторону массивного каменного здания, вырисовывающегося из сгущающейся тени. — По крайней мере, пока я здесь настоятельница. А еще это дом Малкина. — На ступеньках, свернувшись калачиком, лежал большой серый кот. Настоятельница повернулась к Ноне и двум сестрам. — Сестра Яблоко найдет тебе место для ночлега, а утром тебя представят классу, после чего...

— Классу? — Нона моргнула. В деревне Нана Эвен проводила занятия каждый седьмой день, обучая старших детей числам и тому подобному. Нона пыталась подслушивать, но большие ее прогнали, как будто их дурацкие числа были секретом, слишком важным для ее ушей.

— Ты здесь, чтобы поступить в монастырь, Нона. — Тень скрывала лицо настоятельницы, но, возможно, там была улыбка. — Если хочешь. А это означает жить здесь и учиться всему тому, что нужно знать сестре. Занятия проводятся каждый день, кроме седьмого. — Она повернулась и пошла прочь.

— Пойдем, Нона. — Сестра Яблоко протянула руку. Нона смотрела на нее, не уверенная, хочет ли женщина чего-то от нее. Через мгновение Яблоко снова прижала руку к боку и двинулась дальше, огибая купол. Сестра Сало последовала за ней, ее одеяние развевалось вокруг ее ног.

Темнота поглотила плато позади них, там бродил ветер. Нона оглянулась на тропинку, по которой ее привели монахини, — теперь колонны были невидимы. Жар подъема покинул ее, и ветер Коридора пробежал острыми пальцами по ее рубашке из Калтесса, забирая все оставшееся тепло. Он нес в себе оттенок соли — возможно, море, хотя оно лежало так далеко. Нона вздрогнула, обхватила себя руками и последовала за монахинями.

Позади купола виднелось длинное низкое здание, похожее на хвост съежившейся сони. Сестра Яблоко остановилась у крепкой двери под козырьком черепичной крыши. На крюке висел фонарь, дававший монахине достаточно света, чтобы она могла подобрать железный ключ, который она вынула из рясы, к замочной скважине в дверном замке.

Сестра Яблоко сняла фонарь с крючка и поправила капюшон:

— Это кельи монахинь. — Она продолжала говорить тихо.

— Клетки! — Нона сделала шаг назад.

— Не тюремные. — Сестра Яблоко улыбнулась, потом нахмурилась. — Ну, по правде говоря, очень похоже, но они чистые и на дверях нет замков. — Она шагнула в дверной проем. — Сегодня ты будешь спать здесь. Если ты будешь учиться усердно и хорошо, то лет через десять сможешь вернуться сюда еще на одну ночь.

Дверь вела в длинный коридор. Луч фонаря Сестры Яблоко осветил проход, который тянулся до черной двери, ведущей в купол. Слева и справа, повторяясь через каждые несколько ярдов, две круглые двери охраняли монашеские кельи. Сестра Яблоко шла, мягко ступая. Сестра Сало молча повернулась, когда они миновали третью пару и вошла в темноту левой кельи. Черная дверь в конце коридора привлекла внимание Ноны. Что-то в ней.

Пройдя восемнадцать дверей, примерно половину длины коридора, Сестра Яблоко остановилась и толкнула дверь справа. Она наклонилась, взяла свечу из ящика на стене и зажгла ее от фонаря.

— Ты будешь спать здесь. На тюфяке — постельное белье и одеяло. Я зайду за тобой утром. — Она протянула свечу Ноне. — Только не разжигай никакой огонь.

Нона смотрела, как Сестра Яблоко возвращается к главному входу, и с ее уходом свет стал меркнуть. Наконец монахиня вошла в одну из келий рядом с Сестрой Сало, оставив Нону в ее собственном маленьком мерцающем озерце света. Тишина, которая отступила вместе с тенями, теперь вернулась, более глубокая и густая, чем когда-либо знала Нона. Она стояла, удерживаемая ее полнотой. Никакого звука. Ни стона ветра. Ни скрипа бревен, ни шелеста листьев. Ни шороха крыс, ни отдаленных жалоб сов. Ничего.

Дверь в конце коридора привлекла ее внимание, хотя темнота скрывала ее. Воспоминание об этой двери, черной и отполированной, прижалось словно палец между глаз. Ноги хотели унести ее туда, а руки — прижаться к гладкому дереву и ощутить вблизи огромную и дремлющую... полноту... которая лежала за ним.

Где-то в нескольких кельях позади женщина кашлянула во сне, нарушая тишину и странность происходящего. Освободившись от паралича и принуждения, Нона подняла руку, чтобы заслонить пламя свечи, и вошла в узкую комнату, к которой привела ее Сестра Яблоко.