Это сказал Пирс.

— Ты хочешь сказать, что есть львы, убивающие детей прежнего Рекса?

— Я такое видел, — сказал Пирс очень сдавленным голосом.

Я чуть не спросила: «На чьей же стороне ты был в той драке?», но промолчала. В его глазах мелькнуло что-то вроде ужаса — либо он был жертвой, либо делал что-то такое, что преследует его с тех пор. Мне хватает своих кошмаров, Пирсовы мне не нужны.

— Я думаю, поэтому они хотят самого сильного льва из всех, что есть, — сказала я несколько подсевшим голосом.

Страх беременности был еще слишком свежим. Как можно промучиться девять месяцев, отстрадать роды, а потом какой-то чужак убивает твоего ребенка, сперва убив твоего мужа? Я высказала свои мысли вслух:

— Если бы кто-то поступил так со мной, он бы очень недолго прожил.

— Прайды с по-настоящему сильными самками редко захватывают, — сказал Пирс, — потому что иногда все-таки надо спать.

Он почти улыбнулся при этих словах.

Я кивнула:

— Вот так бы я и подумала.

— В вашем местном прайде самки очень слабые, — сказал Огги, все еще ровным голосом мастера, таким, которым мог бы говорить кто угодно. — Жена вашего Рекса слаба, а поскольку самки львов ведут себя как самцы, ему приходится отказывать многим сильным женщинам.

— Ты хочешь сказать, что, если кто-то убьет Джозефа, прайд не особенно станет за него драться?

— Брат его может оказаться проблемой, — ответил Пирс, — но в остальном — да, так.

— Определенно пришлось бы убивать обоих братьев, — сказал Огги, — но после этого прайд остался бы беспомощным.

Он посмотрел на львов у меня за спиной.

Ноэль смотрел на него с выражением тихого ужаса. Зато Тревис сказал:

— Похоже, что ты это уже продумал.

— Вот почему ты привез с собой доминантов, — сказала я. — Намечал, чтобы Пирс или Хэвен захватили местный прайд.

Огги посмотрел на меня пустыми глазами.

— Злобная сволочь.

— Это не я оставил прайд беззащитным, созревшим для захвата. Это он сам.

— Он любит свою жену. Это не преступление, — сказала я.

Огги пожал плечами.

— Анита! — Робкий голос Ноэля привлек к нему мое внимание. Он подполз чуть ближе, протягивая руку, страх был написан на его лице. — Анита, пожалуйста, прошу тебя, попробуй меня.

Я хотела сказать: «Я не дам им обижать тебя и твой народ», но не смогла. Это могло быть неправдой. У нас есть союз со львами, это правда, но если Джозеф действительно так распустил свой прайд, и у львов действительно принято так захватывать прайды, то ни одна другая группа животных не могла вмешаться. Мы могли помогать друг другу, но прямо вмешиваться в иерархическую структуру других групп — не имели права. Если, конечно, не хотели бы слепить огромную супергруппу из разных видов, но оборотни плохо взаимодействуют в межвидовых группах. Слишком много культурных различий.

Но единственный способ отослать Хэвена домой — найти другого льва, который понравится моей львице. Черт, хреново. Ноэль смотрел на меня, протягивая руку. От страха он казался еще моложе и неопытней. Ни одна группа оборотней не может существовать без доминантов — нужны мышцы, сила и еще — сила воли. Если Джозеф действительно действовал так, как сказал Огги, то его прайд был в смертельной опасности. Если не сейчас Хэвен и Пирс, то потом кто-нибудь другой. Конечно, если кто-то из них станет моим полупостоянным pomme de sang, другие львы дважды подумают, прежде чем нападать.

Черт, и мастера вампиров со всей страны, даже тех территорий, где балетная труппа и мимо не проезжала, предлагают кандидатов в pomme de sang. Нам придется принимать потенциальных кандидатов в пищу еще месяцы, когда вся компания разъедется. И уже поступили заявки от групп оборотней, не связанных ни с одним вампиром. Вот когда с тобой начинают заигрывать акулы, тогда и понимаешь, что ты — крупная рыба.

Я сделала единственное, что мне пришло в голову: взяла руку Ноэля и притянула его к себе. Что делать после этого, я толком не знала, но что-нибудь придумаем.

Глава сорок третья

От Ноэля пахло страхом. Пищей от него пахло, но не пищей для ardeur’а. Пахло мясом, которое еще не перестало дергаться. Я толкнула его на пол, задрала рубашку ему до плеч, уставилась на обнаженные грудь и живот. Он дышал так часто, так глубоко, что живот поднимался и опускался. И я опустила рот к этой бледной и мягкой коже, но не вплотную, а так близко, что мое дыхание отражалось от него теплым, а с этим теплым дыханием пришел его аромат — сильнее, гуще. Я даже глаза закрыла, но я слишком погрузилась в разум зверя, чтобы зрение могло сильно помочь или помешать. Главное было в запахе его тела, в звуке его дыхания и биений сердца. Я прильнула ухом к его груди и слышала этот лихорадочный стук, такой ясный, с таким чудесным испугом. Приложив руку к его животу, я наслаждалась его движением, его дыханием.

— Дыши медленнее, Ноэль, — посоветовал Мика, — а то голова закружится.

— Не могу, — произнес Ноэль, задыхаясь. — Она не о сексе думает.

— Если ты ведешь себя как еда, то ты еда и есть.

Это сказал Тревис, стоящий за нами.

Я легла на пол, положив голову Ноэлю на сердце, рука ловила движения дышащего живота, такого мягкого… нежного…

От этой мысли мое лицо прильнуло к нему, скользнуло вниз, до грудины, до верхнего края живота. Так близко, что видно было, как он поднимается и опускается, щекой ощущалось. Я подняла лицо и поцеловала его в живот.

Он дернулся, будто я его укусила, и восхитительно хныкнул.

Я погрузила рот в мягкую, податливую плоть живота, забрала в рот сколько могла, не пуская кровь. Укусила сильно и глубоко, и мне вся моя сила воли понадобилась, чтобы оторваться от этой плоти, оставив ее целой.

Оторвалась и поползла боком, пока меня стена не остановила. Ощущение этой теплой и нежной плоти наполняло мне рот. Я ощущала ее — та память чувств, что еще долго будет преследовать.

— Скажи что-нибудь, Анита, — донесся спокойный голос Мики.

Я трясла головой.

— Еда, — прошептала я. — Всего лишь еда.

— Ноэль — всего лишь еда, — повторил Мика.

Я кивнула, не открывая глаз.

— Встань, Ноэль, — недовольно и сердито велел Тревис.

— Прости, — выговорил Ноэль.

Я наконец открыла глаза, увидела, как он поправляет рубашку. И никому не глядит в глаза, как после провала.

— Все в порядке, Ноэль. Огги и Пирс правы: Джозеф принимает только нижних.

— Он не нижний, — сказал Натэниел. — Иначе ему был бы приятен укус и опасность. Может быть, этого хватило бы, чтобы переключить тебя с еды на секс. — Натэниел пожал плечами. — Он слишком… правильный.

Когда-то я бы поспорила…

— Я бы попросил об одолжении, — сказал Тревис.

Мы посмотрели на него.

— Ты не могла бы подойти ко мне, чтобы мне к тебе не ползти?

Я вспомнила, что забыла спросить.

— У тебя перелом руки — самая серьезная травма?

— Трещины в двух ребрах, может, небольшой перелом. Доктор Лилиан сказала, что без рентгена сказать трудно. Сотрясения нет — слишком, наверное, твердолобый.

Он попытался улыбнуться и почти смог это сделать.

Я поползла к нему — Мика отодвинулся, давая мне дорогу. Натэниел пополз рядом со мной, и я обернулась к нему.

— Вряд ли Тревису нужна будет компания.

— Я единственный в твоей коллекции подчиненный, все прочие — доминанты.

Это заставило меня остановиться и подумать, даже сесть на пятки.

— Дамиан не мастер.

— Нет, но подчиненный он потому, что у него не хватает силы доминировать. А я — потому что мне так нравится.

Я нахмурилась:

— Если ты к чему-то ведешь, говори.

— Спроси его, есть ли в прайде кто-нибудь, кто сильно свингует, как я.

Я подумала обо всех этих мужчинах. Может быть, Натэниел прав? И у всех личность доминантная, кроме него? Ричард — ого, Ашер — да, Жан-Клод — еще как да, Мика — да, Джейсон… Джейсон — нет.

— Джейсон, — сказала я.