— Погоди-ка, — сказала я, — ведь Джозеф победил Хэвена в драке.

— Джозефу повезло, — возразил Тревис и показал в сторону драки. — Очень повезло.

Под натиском Ричарда Хэвен свернулся в оборонительный шар у стены, уже не пытался наносить удары, только как-то прикрывался от них, и тут Ричард сделал органически свойственную ему вещь: он отступил. С его точки зрения, драка кончилась. Раз он не собирается убивать Хэвена, то все уже. Но Хэвен по профессии был силовиком мафии, а это другой менталитет.

Голос Ричарда прозвучал устало, но без напряжения:

— Не вставай.

Хэвен встал на колени, мотая головой.

— Не могу.

— Тебе не победить.

— Не важно. Должен встать.

— Не надо, — сказал Ричард.

— Нет, — ответил Хэвен, попытался встать, опираясь на стену, и снова свалился на колени, держась рукой за стену и покачиваясь.

— Не вставай, Хэвен, — сказала я.

— Не могу, — только и бросил он, собираясь для броска.

И метнулся размытой полосой, все еще опасный при всех своих травмах.

Ричард отступил в сторону, подставив ногу, и Хэвен рухнул на пол под тяжестью собственной инерции.

— Ну хватит, — сказал Ричард — и тут сделал ошибку. Он протянул Хэвену руку, чтобы помочь встать.

Я только успела крикнуть «Нет!», даже не очень понимая, кому кричу.

Хэвен ударил ногой, собрав последние силы, — он метил вывихнуть Ричарду колено. Ричард уклонился, но не до конца, колено подломилось, и он рухнул.

Я уже выхватила и навела пистолет, вскочила на ноги. Если бы Хэвен продолжал нападать, я бы его застрелила, но он не стал.

— Все, драка кончилась, — сказала я на всякий случай.

— Ага, — ответил Хэвен искаженным болью голосом. — Теперь — да.

Я смотрела вдоль ствола, а он даже пистолета не видел. И уж точно на него не отреагировал. Мало кто любит, когда на него наставляют пистолет; но если Хэвену это не понравилось, он этого не показал.

— Я думаю, тебе нужно вернуться в Чикаго.

— Почему? Потому что я твоего бойфренда покалечил?

— Нет. Потому что ты побил двоих, которые не дают сдачи. И эта драка тоже была закончена — твой удар тебе ничего не давал.

— Дал то, что он теперь валяется.

Я покачала головой:

— Мы здесь так не играем.

Он лежал на спине, покрытый кровью, слишком усталый — или слишком избитый, — чтобы сесть. И все еще тяжело дышал.

— Скажи мне, какие тут правила, и я их буду выполнять. Спроси Огюстина — я выполняю правила, когда мне их объяснят.

Я спросила, не отводя взгляда от Хэвена:

— Огги, это правда?

— Правда, но надо чертовски хорошо проверить, что он эти правила знает как следует и знает последствия их нарушений.

Уже одно это сказало мне, что надо паковать его и отправлять в Чикаго, но я не могла. Глядя на него, залитого кровью, зная, что он только что сделал с Ричардом и с двумя сопляками-оборотнями, зная все это, я все равно хотела рухнуть на него и по нему всем телом размазаться. Вот блин!

Успокоив дыхание, я навела пистолет ему в лицо, в середину. Глаза его выцвели обратно до синих, они казались почти неестественными в раме окровавленного лица. С трудом проглотив слюну, я расслабилась, встала неподвижно. Заговорила я тихо, но почему-то голос наполнил помещение, будто затихли все.

— Правила такие: ты не трогаешь слабых. Хулиганы мне не нужны. Если ты еще ввяжешься в такую драку, как сегодня, то когда знаешь, что проиграл, — значит проиграл. Последний удар нанести не пытаешься. Эти уличные драки у нас не приняты.

— Ты меня не застрелишь, — сказал он уверенно.

Я почувствовала, что улыбаюсь, и знала, что это та улыбка, от которой у меня самой мурашки по коже, когда я вижу ее в зеркале. Улыбка злобная, говорящая: «Я не просто тебя убью, я это с радостью сделаю».

У него в глазах появилась неуверенность. Отлично.

— Застрелю. Я тебя убью, если придется.

— Ты разве не хочешь меня коснуться? — спросил он несколько с придыханием.

— Хочу, — ответила я. — Хочу раздеться и валяться на тебе, как собака на пахучем. — Я слегка кивнула. — Я ощущаю тягу твоей силы, Хэвен.

— Если ты меня убьешь, ее не будет.

— Значит, не будет. Я свои правила не нарушаю, Хэвен, ни ради похоти, ни ради власти, ни ради любви. — Мне скоро надо будет либо его застрелить, либо опустить пистолет. Важный совет по безопасности: если собираешься произнести длинную угрожающую речь, выбери стойку поудобнее для стрельбы. Руки у меня еще не дрожали, но скоро могли начать. — Спроси моих мужчин. Я своих правил не нарушаю.

Он задумался. Подумал, не броситься ли на пол, чтобы добраться до меня.

— Не надо, Хэвен.

— Что не надо?

— На меня бросаться. Не проверяй. Я просто спущу курок.

— Зачем? Я тебе вреда не сделаю. Я только попытаюсь забрать пистолет.

— Застрелю, потому что сейчас у нас момент ясности. Ты либо будешь жить согласно моим правилам, либо погибнешь согласно им же.

— Не верю я тебе, — сказал он.

Я медленно выпустила воздух, а стойку для стрельбы с двух рук нетрудно поддерживать. Вдруг я собралась, оказалась готова. Я погружалась в потрескивающую белизну, в которой я убиваю. Не знаю, какие у меня при этом бывают глаза, но, какие бы они ни были, Хэвен их увидел. Лицо его переменилось, перестало быть таким самоуверенным. Он напрягся, мышцы его стянуло, и он лег тихо на пол, очень неподвижно, опасаясь нечаянного резкого движения. Хорошо.

— Или по-моему, или никак, — сказала я, выдавливая слова, потому что воздух из легких я выпустила, чтобы иметь возможность стрелять.

Он облизнул губы и тихо сказал, стараясь ничем, кроме губ, не шевелить:

— По-твоему.

— Если я уберу пистолет, ты попытаешься на меня напасть?

— Нет.

— Почему? — спросила я, все еще глядя на него поверх ствола.

— Ты меня убьешь.

— Ты в этом уверен?

Что-то мелькнуло в его глазах — боль, страх, что-то близкое ко всему этому.

— Я знаю это выражение у тебя на лице. Знаю, потому что у меня бывает такое же. Ты меня убьешь, а я тебя убивать не хочу. Мне не выиграть, поэтому я не играю.

Я еще миг продолжала на него смотреть, думая, не спустить ли курок. Во-первых, потому что я была к этому готова. Во-вторых, потому что я не сомневалась: с ним беды не оберешься. Но все-таки я опустила пистолет и попятилась, пока не оказалась от него достаточно далеко. И спиной к нему не поворачивалась. Руку я ему не протянула, и никто не протянул.

Я опустилась на колено возле Ричарда. Пистолет уже не смотрел на Хэвена, но в кобуру я его еще не убрала. Мы были для этого недостаточно далеко от сраженного льва-оборотня. Сказать, что я ему не доверяла, значило бы сильно преуменьшить. Самое страшное в том, что я, даже зная, что он мерзкий тип, что пытался изувечить Ричарда только из злобы, зная это все, я все равно еще хотела его трогать. Хотела подойти слизывать кровь с его ран. Но этот образ у меня в голове, как я слизываю с него кровь, был не мой — не моей человеческой сути. Он принадлежал огромной золотистой львице, лижущей его раны. Я замотала головой, прогоняя образ.

И посмотрела на Ричарда. Он держался за ногу, ладони возле колена, но не касался его, будто это было очень больно. Плохо. Я снова посмотрела на Хэвена — не хотелось, чтобы он встал, пока я этого не вижу. Если я его застрелю, то лучше не потому, что он застал меня врасплох и сработал отточенный годами автоматизм. Нет, если так, пусть это будет намеренно.

— Что с коленом? — спросила я.

— Не выбито, но болит.

— Клодия! — позвала я.

Она подошла к нам.

— Нужен врач. — Я вспомнила руку Тревиса. — Может быть, не только ему.

— Доктор Лилиан уже едет.

Доктор Лилиан была крысолюдом и самым популярным врачом у местных оборотней — на экстренные случаи, о которых никому не хотелось сообщать.

— Отлично. — Я подавила желание на нее посмотреть и не отводила взгляда от Хэвена. Он ничего не делал, кроме как лежал с открытыми ранами, сочащимися кровью, но мне хотелось уверенности — а это значило, что на него надо смотреть. — Ребята, не хотите отработать свою зарплату и проследить, чтобы он больше ничего не натворил?