— Ну же, открой ротик, — зачерпнув из миски немного овсяной каши, я поднесла ложку к губам Ориаса, упряма тыча ею в плотно сомкнутые зубы. — Давай, что ты, как дите малое?

— Я мог бы и сам поесть…

— Неужели? — наигранно удивленно я посмотрела на забинтованные руки, безвольно лежащие на одеяле. — Пошевели хотя бы пальцем, герой.

Ориас нахмурился и одновременно покраснел, отворачивая голову к окну. Всего лишь три дня, но за это время он сильно истощал и был также бледен, как после самого ранения. Остальные видели в нем все того же сильного воина, не потерявшего боевой дух, но сейчас передо мной сидел простой ослабевший человек, неспособный даже взять в дрожащие пальцы ложку. Сказал ли ему лекарь о том, что он больше не сможет сражаться, как прежде? Навряд ли, но Ориас и сам прекрасно все понимал, глядя на свое серое лицо в отражении. Он тихо говорил, почти ничего не ел и вместе с тем бодро уверял о том, что все в порядке. Что постоянно кровоточащие раны — последствия яда, а ослабевшие руки — явление кратковременное. Так ли это? Конечно, нет. Из-за яда мышцы атрофировались, даже если он восстановит свои силы, на это уйдет слишком много времени. Я не хочу, чтобы он думал только об этом. Быть может, именно сейчас, когда его эпоха сражений зашла за горизонт, он задумается об иных вещах…

— Где Альфинур?

Опустив ложку в миску, я нервно прокашлялась, выдавливая из себя неестественную улыбку, не говоря ни слова. Почему-то, когда речь заходила о нем, я впадала в какую-то растерянность, пытаясь скрыть поднимающиеся из глубин слезы. Он не вернулся, он не мог, его держали где-то, возможно, вновь из-за меня, а я даже не знала где, сидела и ждала, что он постучится в дверь, ласково улыбнется и все мне расскажет.

— Я действительно не знаю, кто это был, Эолин. Прости…

Ориас вновь нахмурился, но послушно приоткрыл рот, позволяя мне ввести туда ложку.

— Как твоя нога?

— Болит, но меньше. Баал на славу постарался, прокусывая её, — маар рассмеялся, но тут же закашлялся. Вскочив со стула, я подала ему воды, но он лишь небрежно махнул рукой, вновь хмуря брови. Эта складка на лбу в последнее время не сходила с его лица.

— Эолин, я понимаю, что ты хочешь помочь, но…Но когда ты не отходишь от меня ни на секунду, я чувствую себя жалким.

Остановившись в метре от кровати, я поставила кувшин с водой на место. Уголки губ непроизвольно дернулись в улыбке. Значит, ты просто не хочешь показывать мне свою слабость? Вновь ты только о себе думаешь, Ориас.

— Но мне все равно, — подойдя к маару, я обхватила его голову руками и прижала к своей груди, поглаживая его по плечу. — Если ты не можешь быть со мной рядом, значит, я буду с тобой.

Он замер. Глубоко и тяжело выдохнул, обдав горячим дыханием кожу, а затем прижался своей худой щекой ко мне, прикрыв глаза. Я ласково улыбнулась, ведь действительно, как маленькое и дорогое мне дитя. Проведя ладонью по синим волосам, я почувствовала легкий поцелуй на руке и еще крепче обняла Ориаса, слыша, как его сердце начинает биться все чаще. Внезапно его голова стала слишком тяжелой, и я несколько отстранилась назад, всматриваясь в его бледное лицо. Он спал. Мирно и беззаботно сопел, пригревшись на груди, провалившись в мир грез за жалкую минуту. Теперь ты для меня гораздо больше, чем просто телохранитель. Ты вновь и вновь спасаешь меня, а я даже не могу тебе сполна отплатить. Пускай, это малое, что я могу сделать, но позволь хотя бы любить тебя в надежде услышать когда-нибудь столь важные слова в ответ. Каким бы сильным ты не был, каким бы немощным не казался, я никогда не отвернусь от тебя. Не только из-за обещания, но и из-за того, что ты дорог мне. Позволь эгоистически думать, что и я дорога тебе.

Положив маара на подушку, я попыталась уйти, но поняла, что он во сне продолжает сжимать мою руку. И я не смогла её выдернуть. Настолько крепкой и горячей была его слабая, некогда не двигающаяся ладонь…

Сидя в старом кабинете, я смотрела в окно, держа руки на животе. Маленькая часть меня. Маленькая часть его. Словно и не со мной вовсе происходит…Сколько дней этому малышу, силой проложившему дорогу к своей жизни? Всего лишь неделя, но я чувствую его крохотный магический поток, согревающий низ живота. Моя маленькая радость, что дарит страх. Я боюсь. Материнство казалось мне таким далеким, что я никогда не задумывалась о том, каково быть мамой. Каждый день не несет в себе хороших вестей, ты появился в тяжелое и смутное время, малыш. Стоит ли впускать тебя в этот мир, наполненный ложью и смертью? Смогу ли я подарить тебе улыбку, если не могу подарить её мужьям? Мне страшно. За тебя. И за себя. За то, что дорогие мне люди исчезают или слабеют, что скоро я могу потерять все, что гарантировало мне счастливую и богатую жизнь, что ты, получив опасную кровавую смесь, станешь новой мишенью этого несправедливого мира, где тех, кто любит, убивают сразу. Что мне делать? Ты не скажешь…Никто мне не скажет…

— Госпожа… — сморгнув слезу, я повернулась к двери, в которой стоял Барбатос. Увидев мое лицо, он неуверенно сделал шаг вперед. — Могу ли я…

— Конечно, присаживайся. Какие новости?

Командир потоптался на месте, после сев в кресло напротив. Его хмурое лицо не обещало благих вестей. Впрочем, за последнее время я уже привыкла к этому…

— Наши разведчики смогли выяснить местоположение господина Альфинура…

— Где он!? — вырвалось у меня из груди так громко, что я даже вскочила со стула.

— Госпожа, — Барбатос медленно поднялся, так осторожно, будто боялся, что я сбегу, — прошу вас, вы еще восстанавливаетесь, поберегите силы.

— Где он, Барбатос, прошу, скажи мне!

— В горах орлов.

— Но…Это же…Это…Целый месяц, чтобы до туда…

— Госпожа, — оборотень аккуратно обогнул стол, — какой-то мощный маг применил телепорт, чтобы перенести вашего мужа в горы. Мы уже выслали туда вооруженный отряд. Они применят свиток телепорта.

— Вооруженный?..

Барбатос прижал уши к голове.

— Альфинур — потомок главы фениксов, неудивительно, что феникс захотел вернуть свое дитя, и…

— Альфинур кто? — в глазах темнело. Кто потомок? Куда вернуть? Я не понимала уже совершенно ничего…

— Так он не рассказал вам…Альфинур — союз орлицы и главы фениксов. Но, когда фениксы покинули те горы, глава не знал о том, что орлица беременна, а та разродилась двойней, и…

— О, Небеса…Мне все равно! Где Альфинур?

— Если фениксы узнают, что орлы обрубили их детям крылья, начнется новая война. Мы не знаем, зачем они похитили вашего мужа, если он однокрылый. Тем более мы не знаем, зачем главе фениксов внезапно потребовались дети. Можно лишь предположить, что орлы хотят каким-то образом вернуть господину крыло, чтобы отдать Альфинура затем фениксам, но…

Я понимала, что падаю. Маленький сгусток энергии внезапно разбушевался, и перед глазами померкло. Больно не было. Сильные руки схватили меня прежде, чем я упала на пол. Его похитили, его держат в плену, чтобы затем отдать в другой плен. Мне все равно. Глава фениксов? Да пусть хоть их божество. Я не отдам Альфинура никому.

Но я так устала…Почему бороться за свое счастье так сложно…

Что мне делать, папа?

Из наблюдений старого дворецкого

— Прошу, Валефор, она должна бежать!

Госпожа Фирюэль, укутанная в плащ, со слезами на глазах впивалась в руку господина. Позади нее, понурив голову, стоял младший сын Изумрудной Императрицы. Теперь было понятно, с помощью кого эта девушка смогла сбежать из дворца.

— Я понимаю, но…все, что ты говоришь, кажется слишком нереальным, — натянув свой аристократический образ, Валефор скрестил перед собой пальцы. Так он делал всегда, когда начинал нервничать. — Иараль не может быть беременна. Все знают о её бесплодии.