Умывшись и одевшись с помощью служанок, я спустилась на обед, так как проснулась довольно поздно. В углу начинали пылиться стопки подарков, которые я не успела распаковать. Мне было достаточно того, что от Табриса там ничего не было. Но удивило меня и другое: от матери Валефора среди подарков также ничего не нашлось. Я обедала в одиночестве, довольно грустно, учитывая собственную неуверенность в дальнейших действиях и то, что в родовом замке у меня двое еще не женатых братьев, старшая сестра, что все время проводит в своей комнате и всегда улыбается, и младшая, с которой мы очень близки. Теперь я одна. С мужем, которого не хочу принимать, как мужа, и со слугами, коих в замке пока очень мало.

Весь день я провела в саду. Тщетно потратила свободное время, просто вглядываясь в аккуратный фонтанчик у беседки. Почитала книгу, которая оказалась довольно предсказуемой. Отужинала, и затем направилась в библиотеку вместе с пришедшим ко мне письмом от Совета. Всего в Совете было более сотни участниц, но большинство из них на деле являлось массовкой, наделенной большим статусом. Основу, безусловно, составляли шесть Императриц, их предложения всегда выслушивались, и без них не проходило ни одно важное собрание. Далее шла четверка глав, отвечающих за четыре сферы нашей Империи: военная, политическая, культурная и экономическая. В каждую сферу входило еще по четыре главы, между которыми были перераспределены обязанности, и именно эти главы имели в своем роде реальную власть, возможность что-то изменить, ввести и предложить. Всего их было шестнадцать, и именно они были моей целью. В виду своего статуса, я, перескочив сразу несколько этапов, стала подчиненной одной из глав, что крутилась в культурной сфере. Это была уже пожилая дама из Рубинового Клана, и я знала её еще с детства. Кажется, они дружили с моей матерью. Если я смогу занять её место, то мгновенно стану заметной фигурой.

Это письмо, которое я развернула, сидя в библиотеке, было именно от неё. Она просила меня на следующей неделе навестить сапфировые шахты и оценить условия, в которых живут сосланные туда работники. Не очень приятная работенка, учитывая, что в шахты ссылают или тех, кто такими работами избежал тюрьмы, или неблагополучных. Представляю, в каких условиях они живут. Финансирование на их проживание выделяется скудное, хотя я слышала, что среди тех работников есть множество талантов по работе с драгоценностями. Пришло и другое письмо. От целительницы, что желала осмотреть меня завтра. Это письмо напрягло меня намного больше, ведь обычно такое приглашение приходило тогда, когда целители, подкупленные родственниками, желали убедиться, что первая брачная ночь прошла успешно. Не в плане беременности, а в плане лишения своего целомудрия. Я же была чиста, как едва распустившийся цветок. Быть может, отказаться? Но тогда возникнут слухи, и появится мнение, что молодожены и не живут-то вместе. Моя мама будет в гневе. Она всегда твердила мне о том, как должна настоящая женщина заботиться о своем гареме. Я несла ответственность за всех своих мужей (вариант отсутствия любви почему-то никто никогда не учитывал), за своих защитников, дарующих мне силу и влияние. И, если первых двух мужей всегда выбирала семья, то далее шел бой сердца и разума. Часто знатные дамы избирали мужей, исходя из влюбленности, другие же, руководствовались выгодой.

Я посмотрела на часы. Валефор должен вот-вот вернуться с очередной встречи. Нужно ли мне рассказывать ему о письме? Понимаю, что он мой муж, но я не хочу смотреть в его эгоистичные глаза и терпеть усмешку, которой он непременно меня одарит. «Созрела» или «Влюбилась», да, он определенно скажет мне что-то такое. А я буду молча краснеть, боясь перед ним даже раздеться. Тем не менее, моя семья желает убедиться, что я вступила в полноценную супружескую жизнь…Что же мне делать? От волнения я скомкала в руках присланное мне письмо. Точно! Я просто дам ему прочитать его, и он все поймет. Скажу равнодушным тоном, что у нас нет выбора и что мне, впрочем, все-равно. Затем мы поднимемся в спальню, где, надеюсь, все пройдет быстро и нежно. Да, хорошо, пусть будет так. Рано или поздно это все же придется сделать, поэтому, наверное, нет смысла оттягивать все это.

Когда я состроила в голове идеальный вариант событий, в библиотеку заглянула старшая немолодая служанка по имени Цейхан, известив о том, что мой муж прибыл домой. Я вежливо попросила её позвать его в библиотеку. Да, тут будет проще. Здесь никого нет, и здесь я отчего-то чувствую себя спокойнее. Надо принять уставший и равнодушный вид. Словно я была занята весь день. Выпрями спину, поправь волосы, открой письмо от главы, будто занимаешься изучением содержимого, а письмо от лекаря на край стола. Да, вот так. Отлично.

Он зашел без стука, и я обернулась лишь тогда, когда он встал рядом со столом, хотя я и отчетливо слышала его тяжелые шаги. Его распущенные волнистые волосы были разбросаны по плечам, черные одеяния скрывали стройную красивую фигуру с широкими плечами и узкими бедрами. Он как всегда был в черном, и на его лице была предсказуемая маска спокойствия. Первый муж совершенно ничего мне не сказал, молча стоял у стола, смотря прямо на меня. Я видела, как его зрачки, что были отчетливо видны в красной радужке, бродили по моим глазам, губам и ключицам. Он смотрел на меня так в первую брачную ночь, но это был лишь взгляд. За эти три дня он даже ко мне не прикоснулся. И я была ему действительно благодарна. Я бы хотела когда-нибудь извиниться за то, что он не смог жениться на той, кого любил или любит, пускай я даже представить не могу, что этот сухарь на подобное способен. Завидую ему. Уж он-то точно никогда не страдал от любви.

Я молча, подражая его поведению, протянула письмо от лекаря. Он без вопросов и удивления взял протянутую бумагу. Честно скажу, я даже не дышала в тот момент. Вслушивалась в его равномерное дыхание и в шуршание письма, когда Валефор мял его своими длинными пальцами. Его глаза блуждали по написанному и замерли на последней строчке. Давай же, подними свою бровь, как ты обычно делаешь, хмыкни и согласись. Я даже готова стерпеть насмешку, но лишь бы ты не молчал. Не заставляй меня произносить это самой. Все это меня слишком смущает. Если бы не письмо, я бы так и продолжала беречь свое целомудрие до неизвестно какого момента.

Валефор молча свернул письмо, положив его на стол. Я, стараясь держать свой невозмутимый вид, также отложила пергамент, который держала в пальцах. А он молчал. Делал то, чего я боялась больше всего. Ну же, скажи хоть что-нибудь…Хотя бы то, что сильно устал, и мы сделаем это перед сном. Да скажи хотя бы, что ты сам этого не хочешь и не будешь, так мне будет даже проще и легче! Почему же ты просто молчишь и смотришь? Или мама была права, и мужчины совершенно не понимают намеков, пока им не скажешь прямым текстом?

Он прокашлялся, внезапно ослабил воротник черной рубашки. Я встала с кресла. Можно ли этот жест рассматривать как согласие? Или сколько мне в ином случае ждать еще? Значит, все идет так, как я запланировала, и сейчас мне просто стоит подняться в спальню? Хорошо. Я очень волнуюсь, но в темноте, среди мягких перин чувствуешь себя немного защищенной, пускай это лишь и самоубеждение. На деле я не просто волнуюсь, мне даже немного страшно. Возлечь с мужчиной, с которым ты почти не знакома и который не вызывает в душе никаких чувств…

Я медленно пошла в сторону двери, а через мгновение услышала громкий стук. Громкий стук собственного тела о письменный стол, на котором я лежала, прижав в защитном инстинктивном жесте к ключицам руки. Я ведь толком и не поняла ничего, лишь почувствовала боль в лопатках и холодные пальцы на бедрах, пока он не навис сверху. Прямо здесь? Сейчас? Так грубо и жестоко при свете свечей? С возможностью, что сюда может кто-то зайти? Мне стало так неловко и страшно, что я попыталась встать и оттолкнуть Валефора руками, но он грубо откинул меня назад, задирая подол платья еще выше и подходя почти вплотную.

— Н-не…