237. ПОСЛЕ БОЯ
Портянки сохнут над трубой,
Вся в инее стена…
И, к печке прислонясь спиной,
Спит стоя старшина.
Шепчу: «Товарищ, ты бы лег
И отдохнул, солдат;
Ты накормил как только мог
Вернувшихся назад.
Ты не поверил нам. Ну что ж,
В том нет большой беды.
Метет метель. И не найдешь
На небе ни звезды.
Твоей заботе нет цены,
Ляг между нами, брат.
Они снежком занесены
И не придут назад».
238. «Когда в атаке отгремит „ура“…»
Когда в атаке отгремит «ура»,
В ночи звезда скользнет
по небосводу,—
Мне кажется, что ты еще вчера
Смотрела с моста каменного в воду.
О чем, о чем ты думала в тот миг?
Какие мысли сердце полонили?
Окопы. Ночь. Я ко всему привык,
В разведку мы опять сейчас ходили.
Но как до счастья далеко! Река
Бежит на запад по долине смело,
А то, что шлем прострелен у виска,
Так это ведь обыденное дело.
239. ПЕРЕД ПОДЪЕМОМ
Проснулись, курим, седой
Дым гоним прочь от глаз.
У каждого под головой
В траве — противогаз.
Такое утро, что и сон
Не в сон, как говорят…
Сейчас, наверно, почтальон
Порадует ребят.
Он каску снимет. Голубой
Прижмет к виску платок.
Сверкает солнце над землей,
Как медный котелок.
И слышно, как бежит ручей,
Как листья шелестят,
И с полотенцем на плече
Идет к реке комбат.
А над туманною водой
Такая синь и тишь,
Что, разгоняя дым рукой,
О прожитом грустишь.
240. «Красный крест на сумке цвета хаки…»
Красный крест на сумке цвета хаки,
Где они, твои шестнадцать лет?
До войны с тобой на «ты» не всякий
Говорить осмелился б поэт…
А теперь сидим мы вот и курим,
Под рукой у каждого наган…
Помню, как-то в огненную бурю
Первая моих коснулась ран.
Я не знал тебя тогда, Мария,
Но, прощаясь с жизнью, может быть,
Обнял землю и сказал: «Россия,
Ты ее не можешь позабыть».
Ну, а дальше — белая палата
Да повязки тяжкие в крови,
В темной биографии солдата
Светлая страница о любви.
Что еще? Про ненависть и славу
До зари беседа, а потом
Наизусть читаешь ты «Полтаву»,
Битвы вспоминаешь под Орлом.
Да меня украдкой даришь взглядом,
Дым табачный гонишь от лица…
Так всю ночь. И всё за то, чтоб рядом
Быть со мною вечно. До конца.
241. «Такой, как все, — в треухе, полушубке…»
Такой, как все, — в треухе, полушубке,
Не по годам заросший бородой, —
Шутил солдат. А дым валил из трубки,
И он его отмахивал рукой…
И говорил раздельно и негромко:
«Ну разве, други, в том моя вина,
Что русская беспечная девчонка
В меня под Омском где-то влюблена.
Спасенья нет от писем и открыток,
От самых веских в многоточьях строк…
У юности всегда большой избыток
Душевных чувств, догадок и тревог.
Спасенья нет! А началось всё просто:
Пришла посылка… Экая беда!
Но если б я, примерно, был Матросов,
Тогда понять всё можно без труда.
А то — сапер!..» Все улыбнулись. Мирно
Горел костер. Дул южный ветерок.
Смолистый пень в сугробе, как мортира,
Стоял. И ночь трубила в лунный рог.
Преодолев молчанье, выпив водки,
Он встал: пора! Снег падал с высоты.
Вздохнули все. Но он пошел по тропке
Ломать мостам железные хребты.
242. «Солдатское солнышко — месяц…»
Солдатское солнышко — месяц,
Осенняя черная ночь…
Довольно. Подохнешь без песен,
Не нам воду в ступе толочь.
Любовь стала проще и строже,
А ненависть трижды сильней.
За тех, кто до этого дожил,
Как пили отцы наши, — пей!
Нелегок наш путь, не изведан,
Но кто, мне скажите, когда
Сказал, что приходит победа
В терновом венке без труда?
Нам жить — не тужить! Но без песен
Душа ни к чему не лежит.
Солдатское солнышко — месяц
Над нашей землянкой горит.
БОРИС КОТОВ
