Вокруг этого события сложилось много легенд, одна из которых прямо связывала его с деятельностью французских якобинцев,  в ту пору открыто говорили о том, что они собираются уничтожать коронованных особ. При петербургском дворе, как вспоминал секретарь Екатерины II A.M. Грибовский, «распространился слух, что французские демагоги рассылали подобных себе злодеев для покушения на жизнь государей». Передавали, будто мэр Парижа Петион держал пари, что к 1 июня того же 1792 года Екатерины II уже не будет в живых. Однако никаких подтверждений причастности якобинцев к покушению на Густава III не было найдено ни тогда, ни после. Кроме того, герцог Карл и его окружение, придя к власти, постарались скрыть подлинные факты, из-за чего возникла версия о том, что покушение готовила небольшая группа аристократов. Лишь в 50-х годах нашего столетия шведский историк Андерс Ларссон, тщательно изучив ставшее доступным для исследователей многотомное уголовное дело об убийстве Густава III, сумел показать, сколь разветвленным и глубоким был заговор против короля.

Весной и летом 1794 года у лидера якобинцев Робеспьера, установившего во Франции режим террора, положение было не из легких. Крестьяне были недовольны реквизицией продовольствия, рабочие — установленным максимумом заработной платы; собственники возмущались правительственной регламентацией, законами против скупщиков и спекулянтов.

Уже в апреле — мае 1794 года в Конвенте сложилась антиробеспьеристская оппозиция, ядром которой являлись рьяные террористы, чувствовавшие нависшую над ними угрозу, Фуше и Каррье, и в особенности те из них, кто совершил должностные преступления, Тальен, Баррас, Фрерон… Их ближайшее окружение составляли: грубый Бурдон от Уазы, беспощадный и предприимчивый Мерлен из Тионвиля, коварный Лежандр, крупный спекулянт Ровер, вероломный Лекуэнтр Эти люди не рисковали открыто выступать против Робеспьера, получившего прозвище «Неподкупный». Они действовали скрытно, убеждая в личных беседах депутатов, что Робеспьер стремится гильотинировать весь Конвент и установить свою «диктатуру». И этой клевете на Робеспьера верили все, чья репутация была в той или иной степени запятнана, а таких в Конвенте насчитывалось немало.

Раскол произошел и в правительственных комитетах. Против «триумвирата» Робеспьер — Сен-Жюст — Кутон, контролирующего Комитет общественного спасения, все чаще выступали деятели правого крыла Горы [«Гора» — революционно-демократическая группировка в Конвенте, в отличие от «Равнины». Названы по их месту в зале Конвента. Первые занимали верхние скамьи, вторые — нижние.] — Карно, Робер Ленде, Приер из Кот-д'Ор, могущественный финансист Конвента Кам-бон, и представители якобинской «левой» — Колло д'Эрбуа, Билло-Варен, Ва-дье, Амар. И те, и другие обвиняли Робеспьера в стремлении к «диктатуре». Вступив в спор вскоре после казни Дантона на одном из заседаний Комитета общественного спасения с Робеспьером и Сен-Жюстом, Карно бросил им в лицо: «Вы — смешные диктаторы». Билло-Варен также имел в виду Робеспьера, когда говорил 1 флореаля (20 апреля) в Конвенте: «Каждый народ, дорожащий своей свободой, должен остерегаться самих добродетелей тех людей, которые занимают высокие посты… Лукавый Перикл пользовался цветами, которыми украшал его народ, чтобы прикрыть цепи, которые он ковал афинянам».

В этой атмосфере ожесточения, подозрительности, страха, сложившейся тогда в Конвенте и в правительственных комитетах, был принят декрет Куто-на от 22 прериаля. Закон отличался крайней суровостью. За преступления, подлежащие ведению Революционного трибунала, назначалась только смертная казнь. Количество присяжных сокращалось, институт защитников упразднялся Отменялся предварительный допрос подсудимых. Суду предоставлялось право не вызывать свидетелей. Мерилом для вынесения приговора считалась «..совесть судей, руководствующаяся любовью к отечеству».

Декретом от 5 апреля 1793 года было установлено, что членов Конвента можно предавать суду Революционного трибунала лишь по обвинительному акту самого Конвента. И этот порядок строго соблюдался. В законе 22 прериаля такой статьи не было, что больше всего обеспокоило антиробеспьеристскую оппозицию.

В Конвенте произошла ожесточенная перепалка. Депутат Рюан потребовал отсрочки принятия декрета, заявляя, что в противном случае он застрелится. Робеспьер выступал дважды и добился немедленного вотирования декрета. Однако на заседании 23 прериаля, на котором члены Комитета общественного спасения не присутствовали, Бурдон от Уазы все же настоял на принятии дополнительной статьи к декрету, подтверждавшей исключительное право Конвента предавать суду Революционного трибунала своих членов.

В этот же день, 23 прериаля, на заседании Комитета общественного спасения Билло-Варен обвинил Робеспьера в желании гильотинировать весь Конвент, а затем в запальчивости воскликнул: «Я знаю, кто ты? Ты — контрреволюционер!».

На заседании Конвента 24 прериаля Робеспьер и Кутон обвинили Бурдона от Уазы и его друзей в интригах, угрожающих отечеству, и добились отмены дополнительной статьи к декрету, принятой накануне Грозный декрет от 22 прериаля вошел в силу в той редакции, в какой он был предложен Кутоном.

С начала июля 1794 года Робеспьер перестал посещать заседания Комитета общественного спасения — из-за сильных разногласий с его большинством. Это лишь укрепило позиции его противников. «Он дал нам время договориться о том, как свалить его», заявил впоследствии Билло-Варен.

С принятием декрета от 22 прериаля началась самая неприглядная страница в истории якобинского терроризма. Число казней резко возросло, а сами они приняли совершенно хаотичный характер.

В конце концов и Робеспьер, который был главным идейным вдохновителем терроризма, понял, что те, кто должен был бояться террора, сумели использовать его в своих целях они злорадно потирали руки, наблюдая усиление террора, так как надеялись, что гнев его жертв и негодование народа вскоре обрушатся на самого Робеспьера. Неподкупный стал осуждать разгул террора, но было уже поздно. Терроризм незаметно из чрезвычайной меры перерос в повседневную практику, превратившись в инструмент расправы с неугодными лицами, способ грабежа, личного обогащения и всяческих злоупотреблений.

4-5 термидора (22-23 июля) на совместном заседании правительственных комитетов была предпринята последняя попытка примирения. Одному из организаторов побед революционной армии над интервентами, стороннику Робеспьера, Сен-Жюсту предложили сделать в Конвенте доклад об общем положении республики.

Предваряя доклад Сен-Жюста, Робеспьер выступил 8 термидора (26 июля) в Конвенте с большой речью, в которой бросил вызов всем своим врагам как справа, так и слева. Неподкупный утверждал, что против свободы создан заговор, что своей силой этот заговор обязан преступной коалиции, интригующей в самом Конвенте, что эта коалиция имеет сообщников в Комитете общей безопасности и во всех бюро этого комитета, где они господствуют… что в этот заговор входят и члены Комитета общественного спасения, что созданная таким образом коалиция стремится погубить патриотов и родину.

В заключение Робеспьер потребовал: «Наказать изменников, обновить все бюро Комитета общей безопасности, очистить этот комитет и подчинить его Комитету общественного спасения, очистить и самый Комитет общественного спасения, установить единство правительства под верховной властью Национального конвента. сокрушить все клики и воздвигнуть на их развалинах мощь справедливости и свободы».

Робеспьеру предложили назвать депутатов, которым он не доверял. Он отказался. То, что Робеспьер не назвал имена руководителей заговора, было его врагам как раз на руку. Расплывчатость угроз вождя якобинцев объединяла против него значительное количество депутатов, опасавшихся за свою жизнь, и способствовала созданию против него сильного большинства.