— Ты все это задумал, — голосом, дрожащим от негодования, начала Алина. — А нам ничего не сказал? Почему?!

— Вы бы не одобрили, — честно признался Ньялсага, не сводя глаз с ведьмы.

— Святые ежики, да уж конечно! — возмущенно воскликнул Бахрам.

Глаза Гинзоги метали молнии.

— Говори, что за сделка? — приказала она.

Ньялсага перевел дух, хотя расслабляться было еще рано. Он мельком взглянул на Кемена: тот зорко следил за каждым движением ведьмы.

— Взаимовыгодная. Если коротко: предлагаю мою жизнь в обмен на жизни других и фарфоровый медальон впридачу.

— Что?! — одновременно воскликнули Ява и Алина.

Гинзога коснулась украшения.

— Медальон? Как ты узнал о нем? Как догадался, что это такое?

— Узнал. И еще одно условие: ты уберешься отсюда, никому не причинив вреда. Это вкратце, детали обговорим позже. Согласна?

Гинзога стиснута в кулаке медальон.

— Нет, проклятый заклинатель! Хочешь обмануть меня, как когда-то Хэрвелл?! Сделка невыгодна!

— Как сказать, — философски проговорил Ньялсага, стараясь не двигаться: Кемен прижал лезвие слишком сильно и заклинатель всерьез опасался, что еще немного — и тот зарежет его, не дожидаясь развития событий.

— Ты получишь того, за кем много лет охотится Сумеречный Орден! Когда ты преподнесешь им такой подарок, разве они не захотят отблагодарить тебя? Разве откажутся снять проклятие? Для них это сущая безделица, а для тебя — вопрос жизни и смерти. Жизни и смерти, Гинзога, — он постарался вложить в свой голос побольше издевки. — Не правда ли, забавно звучит, если речь идет о том, кто давно уже мертв?

Он с удовольствием посмотрел на исказившееся от ярости лицо ведьмы и продолжил:

— Ладно, не хочешь, как хочешь. Тогда можешь полюбоваться, как потомок Хэрвелла прикончит меня на твоих глазах. Будет что вспомнить, когда смертельное проклятие настигнет тебя!

Гинзога топнула ногой.

— Лжешь, заклинатель! Твой друг не сделает этого!

— Он мне не друг, — ответил Ньялсага, снова мельком взглянув на Кемена: тот был бледен, но спокоен. — Потому-то и держит сейчас нож у моего горла. Друзья вряд ли смогут убить меня, но потомок Хэрвелла сможет!

— И чего ты добьешься? — выкрикнула Гинзога. — У меня останутся бессмертные!

Она сделала шаг вперед, Ньялсага тут же почувствовал, как что-то теплое поползло по шее. Кровь. Слова у Кемена не расходились с делом.

— Назад, ведьма! — приказал Кемен.

Трефалониус громко проглотил слюну. Глаза его внезапно сделались пустыми и угольно-черными, как недавно, в «Химере».

— Если ты его убьешь… — ведьма сжала кулаки. — Я сделаю так, что ты пожалеешь о том, что на свет родился!

— Ты и так это сделаешь, — ответил Кемен.

Струйка крови поползла за воротник, Ньялсага поморщился.

— Лучше не зли его, Гинзога. Я заставил его поклясться, что он убьет меня, если ты не согласишься на сделку. Не сомневайся: он это сделает. Ты хорошо знала самого Хэрвелла, чтобы понять, что его потомок точно такой же — упертый категоричный фанатик. У него аура цвета огня, если тебе это о чем-то говорит.

Гинзога поспешно шагнула назад.

— Аура? — переспросил Кемен.

— Я их вижу, — пояснил Ньялсага. — Цвет ауры многое может сказать о характере человеке, о его будущем. Ну, и еще кое-что по мелочам.

— Сказки все это, — пробурчал «Бриммский василиск».

— Твоя аура синяя, если тебе интересно, — сообщил заклинатель.

— И что это значит?

— Поиск.

— И чего я ищу? — скептически поинтересовался Лютер.

— Не чего, а кого, — пояснил Ньялсага. — Себя.

В ответ Лютер пробормотал что-то неразборчивое.

— Не хочешь, не верь, дело твое, — Ньялсага снова перевел взгляд на ведьму.

— Продолжим светскую беседу, Гинзога. Гм… значит, говоришь, у тебя останутся бессмертные?

Он мельком глянул на друзей.

— Останутся… но Ордену гораздо важней я. Им нужен Соранг, а кроме меня никто не знает, как его вызвать! И, Гинзога, — в голосе Ньялсаги появилась вкрадчивость. — Что будет, если те-кто-в-сумерках узнают, что заклинатель, тот самый, который умел призывать волшебный ветер, погиб по твоей вине? Думаешь, они простят тебе мою смерть? Нет! Они отомстят тебе и отомстят жестоко. Например, добавят кое-что к твоему проклятью. Они могут, ты знаешь!

Гинзога с досадой прикусила губу.

Целую вечность мертвая ведьма хранила зловещее молчание, потом устремила ледяной взгляд на Кемена.

— Опусти меч, потомок Хэрвелла, — прорычала она.

Кемен не шелохнулся.

— Опусти меч! — рявкнула ведьма. — Я согласна!

Ньялсага, помедлив, кивнул и Кемен опустил оружие. Заклинатель вытер ладонью кровь с шеи.

— А теперь, Гинзога, поговорим о деталях.

… Вечер уступил место ночи. С моря медленно ползла сизая клубящаяся мгла, захватывая сначала берег, затем — набережную и город, а потом — и весь белый свет.

Гинзога пристально смотрела на людей, поглаживая арбалет. Дядюшка Фю и Трефалониус поглядывали то на нее, то на скрывшийся за белой пеленой город. Мунго-лис ковырял песок носком башмака, а призрачный рыцарь Харгал сидел на коне, неподвижный, точно изваяние.

Неожиданно ведьма улыбнулась, точно вспомнила что-то приятное.

— Хорошо, заклинатель, — медленно проговорила она, не сводя с него прищуренных глаз. — Стало быть, ты хочешь заключить сделку: себя в обмен на жизни других? Если я соглашусь, ты по своей воле присоединишься к моей Своре, отдашь себя в мою полную власть?

Слова Гинзоги прозвучали в ушах Ньялсаги похоронным маршем.

— Да, — ответил он и будто наяву услышал стук, с которым опускается на плаху топор палача.

Мертвая ведьма довольно усмехнулась.

— Будь, как пожелаешь, — сладко промолвила она. — Я согласна на сделку. Заключим же наше соглашение!

Ньялсага насторожился: уж больно ласково зазвучал вдруг ее голос.

— Будь начеку, — шепнул он Кемену. — Она что-то задумала!

— Правила тебе известны, — продолжала Гинзога, глянув на Трефалониуса. Вампир-стряпчий солидно кивнул. — Произнеси клятву вслух!

Говорят, что перед смертью вся жизнь проносится у человека перед глазами. Так ли это, никто сказать не может: умершие держат в тайне свои секреты. Но перед мысленным взором Ньялсаги и впрямь пронеслась вся жизнь, только не прошлая, а будущая. Лицо главного чародея Сумеречного Ордена появилось перед его глазами: во взоре мага сияло торжество и злорадство. Ньялсага тряхнул головой, отогняя страшное видение и произнес все, что полагается.

Откуда-то издалека донесся голос Алины.

— Взгляни, — тихо сказала она.

Ньялсага опустил взгляд: на тыльной стороне ладони медленно проступала серебристая печать Своры. Точно такая же имелась у Трефалониуса, дядюшки Фю и Мунго-лиса.

Гинзога подхватила юбки и прошлась по песку. Мертвая ведьма снова была решительна, уверена в себе и смертельно опасна.

— Теперь, — негромко проговорила она. — Когда ты, заклинатель, в моих руках, я хочу сообщить кое-что.

Она покачала головой.

— Самонадеянные глупцы! Кому-кому, а мне известно о сделках гораздо больше, чем вам!

— К чему ты клонишь? — насторожился Ньялсага.

Гинзога щелкнула пальцами.

— Трефалониус!

Вампир-стряпчий приблизился и с поклоном подал ведьме деревянный лакированный футляр для свитков.

Затем стряпчий скромно отступил в сторону, бросил взгляд на шею Ньялсаги со следами засохшей крови и быстро облизнулся.

— Что это? — Кемен кивнул на футляр.

Гинзога, не торопясь, вынула свернутый в трубку старый пожелтевший пергамент.

— Весьма интересный документ, — любезно отозвалась ведьма. — И касается он тебя, потомок Хэрвелла!

— Меня? Какой документ?

— Сейчас узнаешь. Прежде позволь поведать вам одну историю…

Гинзога вернула пустой футляр Трефалониусу и осторожно развернула ветхий пергаментный лист.

— Много лет назад, когда люди почему-то решили, что мир должен принадлежать только им, они объявили войну другим существам: вампирам, призракам, химерам и ламиям…