– Завтра, я надеюсь, – сказала Любаша очень строго, – ваши родители застанут меня в школе. – И гордо удалилась, стуча каблуками. И задрав нос.

– Фиг они ее застанут, – тихо сказал Алешка.

– Почему? – не понял я.

– А откуда они узнают? Мы им не скажем – и все!

Как просто, я бы не догадался так элементарно решить эту проблему. Но это ладно, у меня другой вопрос есть:

– Чем это я оторвал тебя от уроков?

– Это ерунда, Дим. Ты как будто попросил меня сбегать за колой.

– Что?!

– Как будто, Дим. Чего ты испугался? Зато я такое подслушал! Дома расскажу. Нужно нашего Полковника выручать!

Меня нужно выручать! Представляю, что скажет папа, когда узнает, что я Алешку за колой посылал. Никакое «как будто» не спасет.

– А мама зато обрадуется, – продолжил Алешка мою паническую мысль и сказал маминым голосом: – «Надо же, как подросли наши дети! Я и не заметила. Как же время летит. Идите руки мыть».

Дома, когда мы помыли руки и пообедали, Алешка передал мне подслушанный разговор. Причем передал его в таких красках, что я этот разговор до сих пор помню…

Баулин вошел в кабинет директора, как в свой собственный, развалился на стуле, закурил и стал стряхивать пепел в остатки чернильного прибора.

– Долго мне еще ждать? – спросил он директора прищурясь. – На счетчик поставлю.

Семен Михалыч выпрямился во весь свой гвардейский рост и разметал усы в разные стороны.

– Во-первых, попрошу вас не курить, здесь школа, а не кабак…

– Пока – школа. – Баулин загасил об каблук окурок и бросил его на пол. – А, вполне возможно, скоро будет здесь кабак. Гони должок, полковник. А то я тебя в рядовые разжалую.

– Встать! – рявкнул наш бравый полковник. – Кругом! Шагом марш вон из моего кабинета!

Баулин лениво поднялся, усмехнулся:

– Добро, полкан. Я отдал тебе на сохранение кучу баксов. Ты не хочешь их возвращать. Это не по понятиям. Даю тебе три дня. Если не расплатишься, я пришлю к тебе своих ребят. Это для начала. А потом я отберу у тебя школу – у меня есть надежные люди в муниципалитете, они быстро состряпают нужные документы. И вместо школы я устрою здесь шикарный ресторан, со спортзалом, рулеткой и сауной. И назову его в память о своем детстве «Школьные годы». Ты все понял?

Семен Михалыч взял себя в руки и ответил очень спокойно:

– Если ты еще раз появишься здесь, я дам сигнал своему бывшему гвардейскому полку. Там очень бравые и правильные ребята. И от тебя и твоих бандюков останутся только окурки. Кстати, – Семен Михалыч указал рукой на пол, – подбери окурок и пшел вон! Двоечник!

Баулин окурок не подобрал. Усмехнулся и плюнул на пол.

Тут уж Семен Михалыч не стерпел. Показал, на что способен настоящий полковник. Одним прыжком подскочил к Баулину, схватил его за шиворот, развернул и распахнул дверь его лбом. Со страшным стуком.

А потом позвал уборщицу и попросил ее убраться в кабинете и «проветрить помещение».

– А что дальше? – спросил я.

– А дальше он сел за стол, положил свою седую голову на руки и глубоко задумался.

– А…

Но я не успел задать еще один вопрос – пришла мама. И стала спрашивать нас, как мы помыли руки и пообедали.

И опять мы не успели ответить – зазвонил телефон. Алешка схватил трубку и вежливо ответил:

– Здравствуйте еще раз, Любовь Михайловна. Как вы себя чувствуете? Мама? Чья мама? Наша? – Он прикрыл микрофон ладошкой и громко спросил: – Ма, ты дома? – И сказал в трубку: – Мама сейчас подойдет, Любовь Михайловна. Но у нее очень болит голова. А у вас не болит?

Тут мама забрала у него трубку:

– Здравствуйте, Любовь Михайловна. Как вы себя чувствуете? Голова? Чья голова? Моя? Алешка сказал? Нет, больше он ничего не говорил. – Тут мама довольно долго молчала, слушала, а потом сказала: – Да, спасибо. Надо же, как они быстро выросли. Я и не заметила. Как время летит. Идите мыть руки. Нет, это не вам. Спасибо. До свидания.

Она положила трубку и повернулась к нам:

– Где кола?

Спать мы легли рано, мама даже удивилась. Но это Алешка предложил, на всякий случай.

– А то папа, когда с работы придет, еще начнет про колу расспрашивать. Тебе это надо, Дим?

Мне – не надо. Мне и колы не надо. Не я это «как будто» придумал.

– Мам, – грустно пожаловался Алешка, – мы очень устали сегодня. У меня диктант был на «согласные и несогласные». А у Димы…

– А Дима весь день по палаткам бегал, да? – спросила мама.

– Никуда он не бегал, – сказал Алешка. – Любаша пошутила.

Мама приложила ладонь к его лбу – нет ли температуры? Она всегда, когда Алешка немного завирался, подозревала, что он не совсем здоров.

– Ладно, – сказала мама, – ложись спать. Завтра увидимся, в школе.

– Зачем? – Алешка сник. – Давай лучше дома повидаемся.

Мама вздохнула:

– Вы слишком быстро растете. Я за вами не успеваю. Завтра мне Любаша все про тебя расскажет.

Алешка еще больше помрачнел:

– Думаешь, что-нибудь хорошее услышишь?

– Уверена!

Алешка вздохнул:

– Тогда лучше не ходи.

Мама покачала головой и вышла из комнаты.

– Это все ерунда, Дим. Я ведь тебе не все рассказал. Раньше я догадывался, куда деньги делись, а теперь точно знаю.

– Куда?

– Они снова у Баулина. Он их нарочно у Полковника пристроил, на время. Спрятал, в общем. Чтобы долги не платить и чтобы милиция их не нашла. Потом он их украл из сейфа. А теперь обратно требует. Вот гад, да?

– Откуда тебе это известно?

– Что он гад? Да ты только посмотри на него!

– Я не про это. Я про деньги.

– А я, Дим, разговор слышал. Случайно.

Ага, так я и поверил. Случайно.

– Когда наш Полковник вышиб дверь этим Баулиным, я поскорее выскочил в коридор. Спустился на второй этаж. Смотрю: Артоша уже возле Баулина вертится: «Ну как, Валечка? Уговорил нашего солдафона?» Баулин был злой, как голодная собака, и все ко лбу свой железный портсигар прижимал, чтобы шишка не выросла. «Тетя Лида, – сказал он, – отстань. Не до тебя мне сейчас». – «Ты все такой же грубиян. – Она сильно обиделась. – Я столько для тебя сделала. И ключи тебе достала, и деньги твои…» – «Тише ты! – говорит он ей. – Ты их приготовь, я тебе позвоню. И отстегни там себе, как договаривались…» Но тут, Дим, наша уборщица появилась, и они замолкли. А знаешь, что Артоша хотела сказать? Не знаешь! А я знаю. Она хотела сказать, что деньги Валечкины она прячет. У себя дома.

– Почему у себя дома?

– Ну не у нас же, Дим!

Да, тут возразить трудно. В нашем доме деньги точно не прячутся. Они у нас вообще дома не задерживаются.

– Я знаешь, чего придумал, Дим? Обалдеть! – Алешка перебрался ко мне на тахту и зашептал мне в ухо. Потом вернулся к себе и гордо спросил: – Обалдеть?

Обалдеть, я не стал спорить.

– А клад?

– Сначала клад. Потом деньги. Время у нас есть.

Тут вошла мама и сказала сердито:

– Кто-то жаловался, что очень устал от «согласных и несогласных». Кто-то очень хочет спать. Но кто-то очень много болтает.

– И этот кто-то – не я! – Алешка натянул одеяло до ушей. – Я уже давно сплю. Это Димка во сне бормочет. Он, мам, скоро опять на экскурсию поедет. И меня возьмет.

– Спокойной ночи, – сказала мама.

Алешка меня достал. Каждую переменку прибегает и дергает за рукав:

– Дим! Пора ехать! За кладом! Пока он в чужие руки не попал. Мне будет обидно, а ты будешь виноват.

– Отстань! – отмахивался я. – Нет там никакого клада. Одни ядовитые грибы и меридианы.

– Там подвал, Дим! А в подвале «Ня» – несгораемый ящик.

– Какой ящик? – спросила неожиданно появившаяся Пенкина.

– Несгораемый! – злорадно выдал Алешка. – А в нем – золото и брильянты!

– Я с вами! Ужасно люблю брильянты. Особенно золотые.

– Иди отсюда! – сказал я.

– Грубиян! – сказала Пенкина. И отошла.

– Ты соображаешь? – набросился я на Алешку. – Теперь про твой клад вся школа узнает.