– О! Прекрасная книга! Но не моя. Ее автор – великий Жюль Верн. А я пишу совсем другие книги.

– На китайском языке? – почему-то спросил Алешка.

Чашкин радостно засмеялся.

– Не совсем так. Но понять мои труды сложнее, чем изучить китайский язык. – Нашел чем гордиться. – А эта книга… О!.. Это прекрасная книга! Это гимн разумному труду! Я прочел ее восемь с половиной раз. И уже в зрелом возрасте. И когда узнал, что в нашей школе формируется книжный фонд, сразу же подумал, что такая книга может быть очень полезна для молодежи. И я сразу же поехал за ней на дачу. Вы знаете, где у нас дача? О! Это такое место! Там у нас есть кусочек леса, кусочек поля и пруд…

– Кусочек пруда, – подсказал Алешка.

– О! У нас водятся птицы, рыбки и ромашки! А как красиво называется местность! Чернодубово! Не правда ли, оригинально и таинственно… Впрочем, чаю не желаете ли?

Чаю мы не желали. Мы желали поскорее добраться до этой записки. Но у нас никак не получалось.

– А знаете, что такое Чернодубово? Это легенда. Прекрасная и древняя. Было там в старину крохотное поселение. А вокруг него шелестела листвой столетняя дубовая роща. И однажды в страшную грозу в самый большой и самый многостолетний дуб ударила молния!..

– Самая большая и грозная, – подхватил Алешка.

– О! – вспыхнуло удивление на лице Чашкина. – Откуда это известно? А вам известно, что дуб не сгорел и не рухнул на землю? Он только почернел. И простоял в таком черном виде еще много-много лет.

– На нем даже желуди были черные, – серьезно добавил Алешка.

– О! – засмеялся от радости Чашкин. – А вот и нет! На нем вообще не было ни листьев, ни желудей. Одни черные ветки. Знаменитый дуб, его все боялись. И книга тоже знаменитая. Она, знаете, когда издана? Еще до войны! Эта книга – о! – у нее занимательная история. Она была в школьной библиотеке. А во время войны один мальчуган, это был мой папа, забрал ее домой – школа-то была разорена. Ведь во время войны в ней жили немецкие солдаты. И эта книга положила начало нашей домашней библиотеке. Теперь у нас на даче все стены в книжных полках. Ни у кого в Чернодубове нет такой библиотеки. Хотя наше Чернодубово – знаменитое местечко. У нас даже есть памятник школьному учителю – он во время оккупации помогал партизанам. И еще у нас была прекрасная церковь, самая красивая на всю округу. Жаль, но она почти не сохранилась…

Тут я понял, что до записки мы доберемся – как до того дуба – за двести лет. И поэтому я вынул из книги записку и показал Чашкину:

– Вот, эта бумажка в книге была. Может, она вам нужна? Может, она важная? Научная какая-нибудь, для ваших трудов.

Чашкин без всякого интереса развернул листок, посмотрел и вернул его мне.

– Ерунда какая-то. Это не моя бумажка. Чай будете?

Вопрос был задан так: или пьете чай, или вам пора домой.

Мы уже устали от замечательных домов, знаменитых дубов и кусочков ромашек. Извинились и пошли домой. Чай пить.

– О! – завыл Алешка, подражая Чашкину, когда мы вышли из подъезда. – Какой замечательный врун!

– Почему врун? – не догадался я.

– Потому что! «Восемь с половиной раз в зрелом возрасте перечитывал эту замечательную книгу!» Восемь с половиной раз, Дим!

– Не понял!

Я в самом деле не понял, почему Алешка такого приятного и восторженного человека Чашкина обозвал вруном. Пока Алешка мне не объяснил:

– Светик сказал, что эта бумажка, свернутая в несколько раз, лежала в книге. На сорок первой странице. Как закладка. А замечательный Чашкин, оказывается, ни разу ее не видел. Значит, врет.

– Помедленнее, пожалуйста, – попросил я.

– Дим, – терпеливо объяснил Алешка. – В книге этой пятьсот страниц. Даже если Чашкин прочитал ее не восемь раз, а хотя бы полраза, он бы эту закладку не пропустил!

Пожалуй, он прав.

Когда мы вошли в лифт, Алешка нажал вместо нашего этажа восьмой: так он был задумчив. И я даже заметил, что его палец сначала застрял между кнопками «восемь» и «девять». Будто он искал цифру «восемь с половиной раз в зрелом возрасте».

– Что-то он мне не нравится, – пробормотал Алешка, – этот Чернодуб.

И вдруг даже вздрогнул после этих слов, вытащил из книги записку и уставился на нее, как на морского змея.

В общем, засела эта бумажка, как заноза в самом неудобном месте. Теперь, пока не разгадаем эту загадку, Алешка не успокоится. И мне покоя не даст.

Вечером папа приехал с работы не один, а со своим сотрудником. Они закрылись в кабинете, посовещались там и пришли к нам на кухню пить чай и кофе.

– Это дядя Костя, – сказал папа. – Эксперт-криминалист из нашей команды. Он раскрывает невидимые следы.

Дядя Костя был еще очень молодой, но очень серьезный.

– А вот мы сейчас проверим, – сказала мама, ухватив Алешку за руку, – какой дядя Костя специалист. Вот что здесь за невидимые следы?

Дядя Костя серьезно и вдумчиво рассмотрел Алешкину ладонь и произнес:

– Особых следов не обнаружено. Несомненно, этот человек мыл руки. Не далее как три дня назад. – Алешка, пораженный, согласно кивнул. Дядя Костя поднес его ладонь к носу, понюхал. – Да, следов немного. Паста от авторучки, пластилин, жвачка «Дирол», пистолетная гильза…

– А тротил? – спросил папа. – Взрывчаткой не пахнет?

Дядя Костя еще раз потянул носом:

– Легкий запах старой бумаги.

– Понятно, – сказала мама. – Нашел клад старинных бумажных денег. Поделился бы.

– Ему самому мало, – сказал папа.

– А пятеркой за диктант не пахнет? – Нашла что спрашивать.

– Пятерки у него все впереди, – ответил дядя Костя.

– В старости, – сказал Алешка и спрятал руку за спину.

Мы сели пить чай, и дядя Костя стал очень интересно рассказывать про умную науку криминалистику. Он не хвалился, он гордился. Ну, про всякие отпечатки пальцев мы и без него знали. Оказывается, бывают и отпечатки уха. Одного жулика именно так и изобличили: он прижимался ухом к двери квартиры, которую собирался ограбить, – слушал, пусто в доме или нет. Оказывается, в криминалистике есть и такая наука – одорология. Она изучает запахи. У каждого человека свой, единственный и неповторимый, запах, который индивидуален, как и отпечатки пальцев. Ученые-криминалисты научились этот запах «отбирать» и консервировать.

И он много еще чего рассказывал, все я, конечно, не запомнил, но вот про экспертизы почерка его рассказ очень даже нас поразил. Оказывается, по почерку можно узнать про человека все: мужчина он или женщина, возраст, образование, где родился, где учился, профессия, характер; даже иногда специалисты-графологи могут дать описание внешности.

Алешка слушал очень внимательно. А потом сказал:

– Вы, дядя Костя, преувеличиваете.

Я сразу понял, что Алешка сказал это не зря. С расчетом. И расчет оправдался. Дядя Костя даже немного обиделся за свою науку. И добавил:

– У нас есть такая техника, что мы можем прочитать зачеркнутый текст, стертый карандашный след, даже сожженную бумагу можем прочитать.

– Ну, конечно. – Алешка позвякивал ложечкой в чашке. – С такими приборами и я что хочешь прочитаю. Хоть на научном китайском языке.

Дядя Костя если и обиделся, то виду не показал. Папа нахмурился, а мама налила гостю еще чая.

– Дядя Костя, а если я вам какую-нибудь бумажку покажу, вы расскажете про нее? – Только бы рулон туалетной бумаги не притащил! – С одного взгляда, без всяких приборов?

И Алешка принес из комнаты эту надоевшую нам записку.

Дядя Костя взял ее, развернул, изучил рисунок, пожал плечами:

– Ничего особенного. Так… Бумага: листок из школьной тетради примерно сороковых годов. Бумага хорошо сохранилась, даже на сгибах. По всей вероятности, она пролежала между страницами книги очень долгое время. Так… Схема и надписи выполнены химическим карандашом…

– Это еще что за прикол? – перебил его Алешка. – Фломастер такой?

– Я знаю, – сказала мама. – У моей мамы был такой карандаш. Его послюнишь, и он пишет, как ручка чернилами.