Но Кэраи неотрывно глядел не на них, а на три фигуры в темном углу комнаты. Мощная, в доспехе — брата, а за ним старик с печальным и жестким лицом, будто вырезанным из дерева.

— Прости, отец, — сказал Кэраи. — Я не справился.

Третья тень молча покачала головой, будто не соглашаясь с ним, тихая и изящная. Мама всегда поддерживала и мужа, и сыновей.

Не слишком хорошее место выдалось для последнего ночлега. Тянуло сыростью — неподалеку был глубокий, залитый водой, недавними дождями овраг, над которым торчали, кривились еловые корни. Хоть и близко текла вода, на ночь ничего не набрали: по дороге не встретили родников, а тут не приблизиться к краю, шаг — и ухнет вниз глинистый пласт, усыпанный мертвыми иглами.

А после разговора вечернего даже монах не вышел бы из защищенного круга. Трудно ему дался давешний переход, если б не уроки, полученные в святых стенах, не смог бы отрешиться от боли и жара. Ладно хоть стрела разбойника оказалась без яда.

— Ты не знал о клинке в Эн-Хо? — спросил Лиани. Он тоже сейчас выглядел нездоровым, словно и его кровь стала слишком горячей для тела.

— Лишь о некой древней реликвии, и не о том, где именно она хранится. Нас, простых братьев, не посвящают в такие дела. — Но он сам указал на клинок… это странно.

— Мне тоже. Если это очередная игра Энори… И откуда бы знал?

— Он мог, все-таки жил в доме, где возможно достать любые сведения, — ответил брат Унно.

— Тогда он способен придумать и красивую сказку. На деле, может, рассчитывает спастись именно через этот клинок.

— Нет, — сказал монах, — гора Огай… нет, такие вещи не подделать, и они и вправду опасней всего для нечисти.

— Тогда, может быть, что-то нас ждет в пути…Он любит забавляться с людьми, думаю, любит и риск. Это было бы отличной забавой — дать нам надежду.

Нээле вздрогнула. Ее губы чуть шевельнулись, впервые за долгое время произнося слова:

— Да… может быть. Но надежда… ты, как мне сказали, готов был дать ее даже твари из пояса…

— У тех, кто погиб из-за него, осталось в лучшем случае посмертие, и то не всегда… — тихо и жестко возразил молодой человек. — И даже если он почему-то решил умереть, и не врет на сей раз, это подарок для всей Хинаи. Но ответ сможет дать только настоятель Эн-Хо. Осталась эта ночь и полдня перехода… — он покосился на брата Унно: — Может, чуть больше, но в день уложимся. Еслинам… Что с тобой? — вмиг оказался подле Нээле, заметив, как изменилось ее лицо. Показалось — еще чуть-чуть и девушка лишится чувств.

— Ничего, — прошептала она, отстраняясь от поддержки.

— Что-то не так? Ты знала его лучше нас — ждать еще какой-то ловушки? Знаешь, какой?

— Нет, я… просто я, оказывается, раньше не думала…

— О чем?

— Так…

Этой ночью они все трое не спали. Где-то неподалеку бродила смерть — в любом из возможных обликов. Разбойники ли, стихия, дикие звери… хотя они вряд ли, Энори не любит лесная хозяйка. И, наконец, самая страшная — в безобидном с виду человеческом облике. Завтра после полудня путники увидят ворота Эн-Хо, брат Унно даже после ранения шел достаточно быстро. Но он так устал, и выглядит плохо, думали молодые люди… а медлить нельзя.

Прислушивались, любой шорох старались понять и истолковать. Треснул сучок…Но нет, ничего. И опять ничего. За пару часов до рассвета стало совсем темно, и вновь их тревожили только лесные звуки, сейчас пугающие даже монаха.

Не говорили и шепотом, пока тишину не нарушила Нээле. Она сидела, не двигаясь, плотно обхватив руками колени, будто корень причудливо изогнулся.

— Кто-то из вас видел песочные часы когда-нибудь? — спросила она, удивив спутников и вопросом, и тем, что заговорила. Описала, чтобы стало понятней. Но оба только слышали о таких.

— Зачем же сейчас вспомнилась заморская диковинка? — у брата Унно даже рана не убавила любопытства, и, кажется, ночь для него слегка отступила. — И где довелось повстречать?

— Так… однажды смотрела на них. Был один день…

Нээле достала деревянную флягу:

— Выпейте, чтобы слушать и видеть лучше, и чтобы в сон не клонило.

— Какой уж тут сон… но ты бы легла сама, — Лиани взял флягу, отхлебнул пару глотков, передал брату Унно. И тот глотнул; в ином состоянии, может, и понял бы, что во фляге, сейчас ничего не заметил.

— Я лягу, как чуть посветлеет, — пообещала девушка. — Не хочу, чтобы во сне подстрелили, — и улыбнулась, показывая, что шутит, а не боится.

Питье быстро подействовало.

Нээле пристально смотрела на спящих. Если верно составила зелье… как было правильно рассчитать? Один просто выносливей многих и многих, другой обладает властью над собственным телом. А делала-то и вовсе для себя… Но нет, сон обоих глубок.

Что ж, горящие монастырские палочки защитят их.

Вздохнув, она поднялась.

Трудно было идти без света, почти наощупь, накалываясь на иглы веток лицом и руками. Сперва оглядывалась — за спиной, чуть успокаивая, тепло горели угли костра, но после их света лишь темней становилось, и смотреть назад перестала. Подле оврага ели чуть расступились, показалось небо в мохнатых тучах, полный месяц то ли очень быстро плыл через них, то ли они стремительно неслись мимо. А внизу не было ветра. Только она сама, ели и ночь.

Девушка присела возле оврага, прислушалась. Сердце колотилось как бешеное, неслось где-то там, высоко, с тучами, и так же рвалось на части.

…Может быть, это ложь, впереди очередная ловушка. А может, и нет, и она узнает это лишь в воротах Эн-Хо.

Свет чуть обозначил то, что она держала в руке, а потом всплеск, и невидимая вода забрала это. Сколько ни всматривалась, не смогла ничего увидеть. А потом ощутила, скорее угадала взгляд, будто паутинка легла на затылок и плечи.

Оглянулась — и почти умерла, сердце упало из туч и остановилось. Энори стоял от Нээле в двух шагах; кожа и одежда словно чуть светились, и потому вокруг него было еще темнее.

— Интересно, — сказал, глядя в черноту оврага; может, видел там расходящиеся круги. — И зачем ты это сделала?

Убегать было поздно. Или ее защитит амулет, или… уже ничего, и это вернее. Собрав силы, она ответила:

— Я тебе поверила.

— И что с того? Остальные двое тоже поверили.

— Да.

Он сделал шаг, небольшой, выходя из тьмы. И еще один, но смотрел по-прежнему на воду:

— Там ведь не только стрела? Там и дротик? Как же тебе позволили?

— Они спят…

— Почему? — он стоял совсем рядом с ней.

— Я… — говорить оказалось трудно, куда тяжелей, чем выдать друзей недавно. — Хорошо помню тот день у тебя в доме. Смотрела, как песок пересыпается в колбе… Не могу испытывать это снова.

— Почему? — снова спросил, ничего не добавив, но и так было ясно.

— У меня тогда все же была надежда. А тебе надежду никто не даст.

Он не ответил, тогда Нээле прибавила отчаянно, не в силах больше держаться:

— Теперь ты сможешь уйти.

— Ты сумасшедшая.

— Нет. Может быть. Просто…

— Ахэрээну… — сказал он, и девушка не поняла, к чему это было. Он вспоминает Опору? Да и странно сказал, словно каждый звук разглядывая на просвет.

— Ты вернешься к мальчику? Ведь хотел этого.

Энори качнул головой, произнес медленно, будто обдумывая.

— Нет. Мне теперь нельзя.

— Но как же…

— О нем позаботятся.

— Кто?

А Энори уже стоял на самом краю овражка, не боясь оползня:

— Там глубоко и вода еще течет после ливня, снесет по течению дальше, — голос звучал отстраненно: — С дротика смоет кровь сразу, но стрела освящена и дольше удержит ее. Около суток, пожалуй.

— Невозможно, — почти прошептала. Себе-то зачем она врет? Если брат Унно знает об этом, если он скажет… Лиани может рискнуть, попытаться достать. Снова она приносит беду.

— Иди сюда, — сделал несколько шагов в сторону, поманил. — Здесь, у коряги. Если вдруг… и он погибнет, если спустится в другом месте. Земля еле держится на корнях.