— Дыши! Дыши! Делай вдох! Это больно и трудно, но ты должен, раз я тебя вытащил!

Через гул он слышал речь, но не понимал значения слов, ему надавали пощёчин, заглянули в бледный его лик квадратным и суровым лицом человека «при исполнении». Расплывчатые образы ещё немного тревожили его сознание, но очень скоро пришла счастливая пустота.

Очнулся на больничной кровати. Ему ставили капельницы. Волосы отросли ниже плеч, в больничной рубахе и светло-серых штанах он сам себе кого-то напоминал, но не мог вспомнить окончательно. При таких попытках начинала раскалываться голова, и он бросил эти муки. Есть такой инстинкт — выживать. «И раз уж так случилось, что я жив, то надо жить, так желает Путь».

Через несколько дней смог вставать. На него смотрели, как на диковинку, он понял, что он «вернувшийся с того света», говорить пока не мог, мышцы не работали, ходить было тяжело, передвигался с костылями.

«Я умер и снова живу. Это всё, что мне известно о себе. Я не хотел жить, это тоже очевидно. Сейчас я здесь, но даже не знаю своего имени». Он всматривался в зеркале в свои жёлтые глаза и не помнил даже своего лица, это так странно, когда не узнаёшь отражение в зеркале.

Откуда в больнице столько пострадавших: от пожаров, с увечьями, сошедшие с ума? Что это за место?

Как-то парень смог дойти до первого этажа. Дождавшись, когда двери распахнутся для медсестёр, он сделал шаги наружу. Светлый крохотный остров со всех сторон был окружён водой, совершенно чёрной и пугающей. Тревога подкралась к сердцу, вроде как он должен был узнать что-то, но не мог. Остров? Опасная вода?

На короткой набережной сидели парни с русалочьими хвостами. Они и были Спасателями. Такие прекрасные, словно нарисованные маслом, двое плескались хвостами, сидя на светлом парапете. Третий лежал на животе, подперев голову руками.

— Парень! Ты счастливчик! Выжить в Чёрных Водах Тьмы — это невероятная сила духа и удача по судьбе должны быть, — заговорил один чудесный, повиливая хвостом.

Нежные цвета чешуек поражали воображение, парень попытался вспомнить названия, и голова загудела от наплыва букв.

«Зеленовато-серый, как полынь, охровый, как степь, молочно-голубой, как первое молоко кормящей женщины, светло-алый, как малиновое мороженое, розовато-жёлтый, как рассвет, лимонный, как туфельки девочки». Пришлось замотать головой, чтобы прекратить мыслительный поток, от которого запульсировали виски.

Дан спросил жестами:

«А вы… как вы…туда ныряете?»

Парни переглянулись.

— Мы рождены этой пучиной. Но и нас она желает вернуть на дно. А мы вот, балуемся. Решили, а не спасти ли нам людей, тонущих в наших водах?

«Те, все в больнице… тоже тонули?»

— Нет, что ты…есть же Негорящие, например, они спасают из пламени, или Ловцы, которые останавливают тех, кто забыл, как приземляться. Ты ведь первый, кого мы смогли спасти! Обычно, те, кто выбирает Пучину, слишком верят сами себе, и достаточно упёрты, чтобы вести себя к разрушению. Но ты… словно бы часть тебя не хотела этого, будто ты сам себя обманул в какой-то момент, а сейчас не знаешь, где твоя истина.

Больница стояла среди бескрайних чёрных вод, на круглом острове, и занимала почти всю его площадь. Только не заставляйте меня считать её этажи, я так давно видела её во сне, что сейчас точно посчитаю неправильно! Окна выходили во все стороны, но само здание совершенно целиком поросло плющом, и то, что кирпич её белый, было видно лишь если приблизиться к стене.

Даниэль смотрел в черноту вод, горизонт тонул во тьме, как и дно. Отыскать ответы было необходимо.

Утро. Снова свет. Так медленно. Просыпаться каждый день, двигать пальцами ног. Заставлять себя дышать. Брать костыли и идти вниз. Никаких лифтов! Только лестницы. Заходить на каждый этаж. Смотреть, прислонясь к стене, как бегут медсестрички с носилками. Принимать свою немощность. Чувствовать себя чахлым, каждый свой час выбивать у смерти. Дан уставал, едва оказавшись у дверей своей же палаты, пройдя всего четыре шага. А уж спуститься на несколько этажей без лифта, наблюдая за действием на каждом этаже, превозмогая отсутствие сил, — это было, пожалуй, геройство.

На одном девочка лет семи, в халате медсестры, пыталась самостоятельно утащить бабульку на носилках. Бросив взгляд в сторону тщедушного на костылях у лестницы, девчонка вздохнула и подозвала его на помощь.

Но нести всё же не пришлось.

— Я буду рожать прямо сейчас! — закричала бабушка.

Ничего не происходило. Руки Дана покрылись холодным потом, он опустился на пол, рядом устроилась маленькая медсестричка.

Девочка заглянула под юбки старушки и сообщила:

— Бабушка, у вас родился прекрасный мальчик!

— Как мальчик? — испугалась та, — я ждала девочку.

И с блаженной улыбкой начала рассыпаться в пепел.

Девчонка устало села на пол, вытянув ноги.

Даниэль ошарашено смотрел на исчезающую последней шевелящуюся синюю пуповину.

— Просто многие старые женщины запуганы на всю жизнь, что не родили мальчиков. Их обижали за это мужья, родственники, да и вообще, совершенно чужие люди. Не сын, значит никто. И девочки — никто у них, понимаешь? У них зарплаты ниже, а товары для них дороже, одёжка без карманов и туалеты неудобные. Эта почтенная Леди даже умирая, захотела родить сына. Какие жуткие миры существуют, возмутительно. Возможно, где-то в лабиринтах Локаций этот малыш сейчас родился, совсем один, как вечная мечта и идЭя, — объяснила девочка, снимая повязку с головы.

— Я так устала, пойдём в буфет есть булочки с абрикосовым джемом?

Девчонка взяла его за руку, один костыль упал и так и остался лежать, а он ушёл, опираясь на второй костыль и маленькую подругу.

Она рассказывала про больницу, истории выздоровлений и смертей. Она — проводник душ на «тот свет», где бы он ни был. Когда она смеётся, в душе расцветают незабудки. Когда она берёт его за руку, он отчаянно хочет жить.

По-прежнему речь ему не давалась. Зато он начал улыбаться, и теперь каждый день ждал, когда прибежит маленькая медсестра и они вместе пойдут в буфет. Она приносила ему карандаши и бумагу и рисовала смешных человечков. Она рассказывала, что у Русалов нет попы, поэтому им не сделать клизму, если понадобится, рассказывала, что если горевшего человека гладить по телу и внушать любовь к себе, то человек нарастит кожу и выздоровеет, что если обнимать человека каждый день, то в нём будет больше счастья.

Однажды она не пришла.

Даниэль уже бегом спустился вниз и показал русалкам её портрет, нарисованный им утром цветными карандашами.

— Говорят, что она пропала из списка учениц, вроде как потерялась. Эта девочка, Ася, такая смешная и суровая! Всё мерила у нас температуру и искала… зад.

Русалы захихикали, а Даниэль ощутил во рту вкус крови, прикусив губу.

Это имя. Ася. Щекотало нёбо и сжигало сердце.

В голове замелькали какие-то кадры, словно кто-то перематывал кино. Девочка ревёт в тёмном шалаше, убегает от него по цветочному полю, он обнимает девушку, падающую в пропасть, она убегает от него по осеннему лесу и смеётся, потом они ныряют в горы листьев.

«Я схожу с ума. Моя голова сейчас лопнет».

Со всех сил Даниэль ударился о стену больницы и закричал.

****

Город, залитый полгода Солнцем, а потом полгода Водой. Необычная Локация, о которой Айен только слышала. Город выстроен из булыжников, и улицы выглядели, словно длинные запутанные коридоры лабиринта с высокими стенами. Очень жарко.

Непонятно, где трактиры. Люди словно бы существовали без домов, в постоянном движении по этим коридорам. «Если не найду воду, то будет очень худо», — подумала Леди, присев под стеной. Рядом сидел старичок.

— Дедушка, мне нужно найти…

И тут вместо «попить» она сказала: «Дана».

Как это вышло?

Дедушка выждал минуту и закряхтел:

— Вот и верно, зачем придумывать себе не главные цели? Ведь тебе нужно его найти, и это истинная твоя причина, зачем ты здесь. У нас собирается отряд, идущий навстречу Великой Воде, тебе нужно с ними. Твой Дан — это же Мастер, который сделал нам тропу к городу Снега, и тропу к Воде. Мы очень благодарны ему. Его дом сейчас там, где затопила огромная Волна. Не боишься?