Айен сделала огромные глаза и изготовилась плакать, представив, как лордский пацан вязнет в грязи и тонет, захлёбываясь в коричневой жиже.

— Я пойду, — сказал Дан непререкаемым тоном.

— И я тоже, — сказала Лилька, как самая старшая.

Космея и Ай оставались в шалаше «стеречь» еду от медведя.

Ноги вязли в глинистой почве. Дождь заслонял от них реальность. Пройдя часть пути дети услышали всхлипывания. Мальчишка стоял, обнимая сосну, жмурясь и рыча от страха.

Лилька с силой отняла его руки от дерева.

— Пойдём с нами в убежище.

В шалаш давно, несколько недель как, были принесены одеяла и сменная одежда. Локса раздели донага, вытерли, одели в сухие одежды и укутали в плед лилькиной бабушки. Вещи его выжали от воды и закрепили внутри шалаша наверху. Само строение не мокло, потому что его фундамнтом и внутренним слоем была супер тонкая прочная непромокаемая осиморская ткань, добытая Лилькой и Космеей при аресте легионерами пиратов прошлой зимой. Громкое урчание в животе заставило Локса покраснеть.

Дан протянул мальчишке куриную ногу из снова раскрытого мешка.

— Ешь.

Вот тут-то и выяснилось, кто из них самый голодный.

Ливень шёл всю ночь. Было принято решение ночевать в шалаше, ведь идти сейчас по лесу было очень опасно, тропа слишком мокрая, в глине действительно страшно было сгинуть.

Дети прижались друг к другу, укрылись одним огромным одеялом. Настало время страшилок.

— Когда папа вернулся из Грота, — начала Лилька, — он рассказал такую историю. Когда его сгрузили в воду внутри птицы, было очень темно. Он спрашивал в темноте: «ты слышишь меня, душа?» А она молчала, молчала, да потом как зашипит: «я тебя слышу, человек. Зачем тебе жизнь в этой железке?» «Кто ты, с кем я говорю?» «Я бестелесный дух, коих полным-полно в мире». «Ты разве не душа птицы?» «Нет, но я могу ею стать» папе было очень страшно, он думал, что должен пробудить птицу, а выходит, что он вселяет в механизм живую уже готовую чью-то душу! «Расскажи мне, человек, что есть хорошего в этом мире?» Тогда папа рассказал ей о цветах и пище, о жене и детях, тогда Янка уже родилась, поэтому и про неё тоже рассказал. «Ты хорошо рассказываешь, человек, я хочу увидеть такое счастье». Тогда птица оживала, и будто бы этого разговора и не было!

— Вселять чужие души? Это Шаманизм какой-то, ведь да? — шёпотом добавляла Космея, — тогда я вам расскажу, как однажды я встретила шамана. Я с мамой ходила на местный рыночек. А он шёл навстречу, неся на руках маленькую девочку. Это было после той страшной бури. Увидев меня он остановился, присел на корточки и подозвал меня по имени. Мама была рядом, она его не узнала. Тогда он сказал одними губами: «всё будет хорошо, мне просто нужен ночлег», и упал на землю. Девочку он держал крепко, я заметила, что у малышки были перебинтованы ножки. Тогда шамана разместили в гостевой комнате. Он тогда, оказывается, от голода рухнул. Не ел несколько дней. Всё девочке отдавал. Я видела у него ночью странное.

Все с испугом:

— Что?

— Кинжал с гравировкой Плавучего Причала. Такие кинжалы стали изготавливать только в этом году. А шамана я встретила задолго до этого! Он за один день наколдовал лекарство, вылечил свою дочь, а потом и всех остальных, кто заразился кровавыми язвами.

Даниэль, с сомнением:

— Почему ты решила, что он шаман?

— А потому, что у него куча всяких коробочек, бутылочек и трав было с собой. И он знал моё имя. И Айен тоже. Он играл по ночам на странном инструменте, то ли оргАн, то ли вУрган назывался. Он когда очухался, он напугал Ай, что бросился её обнимать, а потом извинялся, говорил, что по болезни, перепутал со своей девочкой. А та дикая такая была. Ночью у неё вырастали чёрные перья на руках и в голове, и она не признавала никого кроме своего папы, этого шамана. Вроде его звали Дьяни.

— Можно я тоже расскажу? — тихонько сказал лордский мальчишка.

— Давай, — разрешила Лилька.

— Моя мама любила вышивать. Красивые картины на холстах. Иголка в её руках оживала и рисовала горы, уточек, красивых людей. А мой папа часто пил коньяк. Когда он был злой, он брал мамины иголки и втыкал ей в руки, чтобы ей никто их не целовал. Кроме него.

Повисла тишина, после чего Ай громко заревела.

— Это страшно, — сказала Лилька. Ты придумал очень страшную историю, ты получишь утром приз, я конфету припрятала для этого.

— Но я рассказал правду, как и все вы, разве не так? — Удивлённо проговорил Локс.

Повисла тишина.

— Лилька, спой нам песню, — попросила Космея.

И к звуку дождя присоединился детский голосок Лильки, поющей про неловкого белого медвежонка, что пытался уснуть, но лишь собирал приключения на свою мохнатую жопку.

Лильке 6 лет, Космее 5 лет, Айен и Дану по 4 года.

В Аз-Тархани Тётушка занялась воспитанием и образованием племянника. Мальчишка оказался очень способным, но страсть имел к рёву шлифовальных машин, бегал в мастерские смотреть, как местные изготавливают ножи. Тётушка диплом имела медицинский, высший. Работала лекаршей для знатных дам, а увлекалась алхимией. Шутить любила, что мужа своего отравила за измены и обманы, по факту же (чёрт её знает, может, и правда), замужем была всего год, детей не рожала, портрет мужа заказала и повесила в гостиную. И висит он там и сейчас, с растерянной рожей, в нелепой пижаме и тапочках. Проходя мимо портрета тётушка всегда разговаривала с ним в шутливо-ироничном тоне, так что, в общем, Даниэль привык к странному присутствию этого мёртвого мужчины, и, спускаясь по лестнице, слегка кланялся портрету в знак приветствия.

А в маленькой алхимической комнате тётушка скидывала корсет и юбки, надевала простое платье, засучивала рукава и готовила зелья по своим собственным рецептам и заодно учила племянника.

Вскоре мальцу был куплен свой шлифовальный аппарат и отведена специальная комната с террасой для работы с камнями и металлом. Там-то он и выточил себе первые ножи и иглы для метания.

Во снах его определили ходить в школу травников. А наяву дед Виктор, работающий в университете, заприметил талантливого ребёнка, которого и взял под опеку.

Как-то в выходной день мальчик быстро продал все свои ножи на рыночке и услышал звуки циркового балагана.

Люди в клоунских колпаках, одетые в яркие вещи, давали представление.

— Подходите, люди добрые и злые! Своими глазами увидьте, как мир падёт, как сотрутся миры, останется плоская чаша с людскими жизнями!

Звучало жутковато, но народ шёл, заполняя площадь. Дан приткнулся возле сцены, чтобы всё увидеть как можно точнее. Спектакль назывался «Камни Коротейна». На деревянный помост вытащили огромные бутафорские пчелиные соты. Под страшную музыку соты разрезали вдоль и из ячеек с глухим звуком, по мере резки, выпадали кукольные головы.

— И головы правителей падут, когда между мирами границ не будет ни одной.

— Постой, — воззвал клоун куда-то в толпу, — а как же Коротейн, что обещал свои светила отдать для сохраненья мира?

— Он сгинул в вихре снов и не вернулся, — ответил другой клоун, стоящий среди зрителей.

— О нет! Мы все умрём!

Клоун из толпы поднимается на помост.

— Я Коротейн. А знаете ли вы, как камни эти рождены?

(Толпа выкрикивает: нет!)

— Свою любовь я в камни превратил нечянным нелепым колдовством, и совершенно невозвратно. Им вместе, этим слёзам сердца, быть нельзя, взорвётся мир от горечи моей и скорби. Я разбросал по снам осколки, они создали сеть, что держит мир. Пусть даже кто сотрёт границы, эти самоцветы удержат бытие.

Клоун, что стоит на краю сцены:

— Ох, нет! Они же вместе все сейчас! Взорвётся мир! — комично нападает на клоуна Коротейна, отнимает камни и начинает бросать в разные стороны со сцены, зрители визжат.

Коротейн:

— Ты грубиян, невежда! Мою любовь с любовью нужно прятать.

— Но всё же получилось! Мир не рухнет?