Не отпуская моей руки, Калест потянул меня дальше. Из небольшого коридора с полкой для обуви и крючками для верхней одежды мы попали в одно-единственное помещение. Оно совмещало в себе и кухню, и гостиную, и столовую. Было относительно небольшим, но очень уютным под светом, исходящим от пылающего камина.

Посреди этой комнаты находился сервированный для ужина стол – не так, как во дворце или ресторации, а гораздо проще, скромнее – по-домашнему. Несколько свечей занимали подсвечники – они освещали другие участки комнаты: деревянный пол, мягкие шкуры, кухонный гарнитур и кресло, стоящее у вытянутого к потолку книжного шкафа.

Мне с первого взгляда понравился этот уютный домик. Он словно был местом, куда можно ненадолго сбежать от суеты будней, но...

Это было еще не все. В воздухе витал аромат жареного мяса и цветов. Здесь было столько букетов, что я даже сосчитать их не могла. Они занимали все свободное пространство у стен, десятки ваз, и запах – будто летним днем ты лежишь в самом центре поляны под ярким солнцем и просто наслаждаешься тишиной, одним-единственным незабываемым мгновением.

– Нингарок тут нет. Я все помню, – похвалил себя Калест, выглядя ну слишком довольным.

Только меня не обманешь. Я видела, что он нервничает. Тревога засела в самой глубине его глаз, и скрывать ее от меня у него уже не получалось. Я слишком хорошо узнала того, кого когда-то считала своим врагом.

Но торопить не стала. Знала: он все скажет сам. Тогда, когда придет время.

Ощущала себя странно наедине с парнем. Да, в моей спальне во дворце мы тоже были одни, но я всегда знала, что за стенкой находятся другие студенты, а сам дворец полон народу. Здесь же были только мы вдвоем.

– Очень вкусно, – проговорила я, уминая за обе щеки жареное мясо под ягодным соусом.

Свежие овощи горкой лежали на тарелке, добавляя пикантные нотки мясу.

– Рад, что тебе нравится. Я сам готовил.

– Сам?! – я так удивилась, что даже жевать перестала, на время откладывая приборы. – Никогда бы не подумала, что ты умеешь готовить.

– Пришлось научиться. Несколько раз нас отправляли в пустые земли, где толком никто не жил. Конечно, когда ты по-настоящему голоден, можно и камень съесть, но я предпочел не травиться, а изучить несколько простых рецептов. А ты умеешь готовить?

– Не так хорошо, как ты, – смутилась я, вспоминая свои первые кулинарные творения под руководством мамы. – Мы зачастую нигде надолго не останавливались с мамой, поэтому ничего требующего времени никогда не готовили. Но что-то простое я вполне могу сделать. Например, запечь овощи в горшочках или сварить похлебку на костре. А еще могу испечь пирожков. Правда, мамины пирожки всегда получаются вкуснее.

– Нужно будет как-нибудь сравнить. Уверен, что твои пирожки ничуть не хуже. Наелась?

– О да. Если я съем еще хотя бы кусочек, из-за стола тебе меня придется выносить.

– Ну, это как раз не проблема.

Поднявшись, Калест и правда обошел стол и рывком поднял меня на руки. Я смеялась, пока он кружил меня по комнате. Рядом с ним мне было так легко и свободно, что я забывала обо всем на свете. Дышала полной грудью, хоть и ощущала некоторую тяжесть, сковавшую сердце.

Переместив меня на мягкие шкуры к камину, Лест забрал со стола бокалы и бутылку фруктовой настойки. Сладкая на вкус, она согревала и дарила едва ощутимую легкость, позволяла расслабиться хоть ненадолго.

Разлегшись рядом, парень подгреб меня себе под бок. Я слушала размеренный стук его сердца, прижимаясь к его груди, и мне было уютно. Я словно чувствовала себя дома. Не так, как в академии, где обрела свой первый настоящий дом, а немного иначе. Из академии я могла уйти в любой момент, покидать же это место мне не хотелось совершенно.

– Мел, выходи за меня? – раздалось неожиданно мне в макушку.

– Куда? – опешила я.

– Замуж, – усмехнулся он мне в волосы, чуть сильнее сжимая талию.

Я промолчала. Предложение оказалось настолько внезапным, что говорить на эту тему сейчас я попросту была не готова. Ведьмы в принципе редко выходили замуж. Для того чтобы иметь дочерей, официальный брак им был не нужен, а потому я никогда не рассматривала себя чужой женой даже в мыслях.

– Так ты согласна?

– Я... не знаю, – честно призналась я.

Подтянув меня к себе повыше так, чтобы наши лица оказались напротив, Калест коварно улыбнулся и... Поцеловал меня. Не ответить на этот сумасшедший поцелуй оказалось невозможно. Я пылала, плавилась в его руках. Дыхание сбилось, стало тяжелым, будто чужим. Жар расходился волнами по телу там, где мягко или с напором проходилась его ладонь. Веки закрылись непроизвольно, легкая щекотка охватила солнечное сплетение и...

– Ты выйдешь за меня?

– Нет, – в ужасе выдохнула я, наконец-то осознав, что он серьезно.

Второй поцелуй оказался не в пример напористее. Он сносил любые преграды, лишал разума. Кончиками пальцев Лест щекотал мое запястье, ладонью сминал ткань теплого платья, обжигал колено, закованное в чулок.

Когда его губы переместились на мою шею, а пальцы нащупали кромку чулка, я застонала, но испугаться не успела. Водоворот страсти, опасного желания затягивал меня все сильнее. Мне хотелось прекратить, остановиться, сделать глубокий вдох и подумать, но...

В то же время думать не хотелось совершенно.

– Ты выйдешь за меня? – его шепот обволакивал, не позволяя уловить сути слов.

– М-м-м... – простонала я, окончательно теряя связь с реальностью.

Кожа пылала. Каждое прикосновение, каждый поцелуй я ощущала так остро. Словно десятки молний пронзали меня там, где путешествовали его губы и ладонь. Страх. Где-то там внутри страх оседал снежной пылью, но его умело вытесняли, заставляя забыть обо всем на свете, даже о своем имени.

– Я очень рад, что ты согласна, – будто сквозь толщу воды донеслись до меня его слова.

Не отрывался от моих губ ни на мгновение. Ни тогда, когда поднял на руки и поднялся сам. Ни тогда, когда пересекал помещение, чтобы спиной открыть одну из двух дверей. Ни тогда, когда опускал меня на подушки.

Нависал, удерживая вес на локтях. Целовал так дико, так неистово, будто от этих поцелуев зависели наши жизни. Будто эти поцелуи могли стать последними.

Пуговица за пуговицей. С каждой расстегнутой пуговицей платья я все больше осознавала, к чему мы стремимся, но противостоять, отказаться была не в силах. Признаться самой себе в том, что и я хочу этого не меньше, оказалось сложно. Было страшно. Чувствовала себя будто над пропастью, за которой стоит неизвестность, но поцелуи успокаивали, каждое мягкое касание успокаивало, словно бы говорило не волноваться.

Синие глаза затягивали, будто в бездну.

– Ничего не бойся, – шептали чужие губы.

– Не боюсь, – едва размыкались мои.

Поцелуи – их было так много в эту ночь. Его губы нашли каждый сантиметр моего тела, его ладони изучили каждый изгиб, запомнили каждую родинку. Я умирала в его руках, горела в тесных объятиях, превращалась в пепел и словно бы возрождалась из него подобно фениксам.

Широкие плечи, рельефный живот, каменная грудь. Я старалась запомнить как можно больше, заметить каждый шрам, каждую светлую полоску. Даже предполагать не хотела, что это были за раны, раз ему, целителю, оказалось неподвластно заживить их без следа.

Так и уснула в его объятиях с этими мыслями, пригревшись на горячем плече, а проснулась в полном одиночестве под светом единственной свечи. Полоска рассвета разрезала тусклое серое небо. Сев, я попыталась понять, что чувствую. Легкая тяжесть сковывала низ живота, но в целом я ощущала себя... счастливой.

Правда, из-за мужской рубашки, в которую по какой-то причине оказалась облачена, я не сразу увидела изменившийся золотой браслет на запястье. Тонкое тройное плетение создавало уникальный рисунок, намекающий всем и каждому на то, что я помолвлена.

А ведь я даже согласия не давала! Или давала?

Стыд опалил щеки от воспоминаний о прошедшей ночи. Подобравшись к узкому зеркалу, стоящему в деревянной раме у стены, я пробежалась по себе взглядом. Взъерошенная после сна, с припухшими губами, но глаза... Глаза горели.