— Да! — закричала и в ответ услышала отдалённый крик Инги. — Что с ней? Где моя сестра?

— Приезжай туда, где всё началось, Елена. Приезжай одна, — в голосе послышалась усмешка. — Поторопись, иначе она станет одной из нас.

Связь оборвалась и телефон выпал из рук. Приложив пальцы к губам, сдержала всхлипывания.

— Не делай этого.

Обернувшись, увидела бледного, покрытого холодным потом, Лико. Он прислонился к стене, прижимая руки к животу. Всё тело парня сотрясала мелкая дрожь, переходившая в волны едва сдерживаемой трансформации. И над всей этой невыносимой болью его лицо, его взгляд, его душа. Всё, о чём думает — я. Всё, что волнует — я. И это убивало меня изнутри.

— Я не могу бросить её, — прошептала измученно.

— Арман, — едва слышно прохрипел он, — поможет тебе. Вызови его. Елена, не ходи сама — это ловушка.

Я закивала головой, развернулась и, найдя телефон Лико, набрала Армана. Долгие гудки сменились негромким голосом:

— Да?

— На нас напали, — выпалила с ходу, неотрывно глядя на парня. — В Лико стреляли дротиками с аконитом, он плохо выглядит…

— А нападавшие? — сухо и собрано спрашивает мужчина.

— Один мёртв, второго связала, он без сознания. Арман…

— Вы в безопасности?

— Я не знаю! — прикладываю руку ко рту, пытаясь сдержаться. — Арман, я не могу остаться. Я должна найти сестру. Они сказали, что она у них, я слышала крики, её крики, Арман, пожалуйста, я не могу, я…

— Елена!

Он оборвал меня и я заткнулась.

— Дождись меня, Елена. Если ты сейчас бросишь Лико…

Лико полулежал, прислонившись головой к стене и закрыв глаза. Дрожь утихла, трансформация сошла на нет. Вторая стадия ещё не началась, значит концентрация яда минимальна, она должна была только вырубить волка. Он справится. Обязан справиться.

Он заснул. Его сон лёгок и безмятежен. Там нет меня. Проклятой меня, что пришла и разрушила его жизнь.

Арман всё говорил и говорил, но я не слушала, раскручивая спираль событий в голове, понимая, что собираюсь совершить самый глупый поступок в своей жизни.

— Я не могу поступить иначе, — заговорила невпопад и облегчение накрыло с головой. — Прости Арман, но я не могу остаться.

На том конце трубки раздался протяжный вздох, а затем тишина. И уж было подумала, что оборвал связь, когда Арман заговорил:

— Ты помнишь главную фразу, Елена? Что мы делаем, когда наступает ночь?

— Выживаем.

— Так постарайся выжить, Елена Прекрасная, иначе я буду очень разочарован.

***

Выходя из такси и вставая напротив недостроенного здания, приложила руку к глазам, заслоняя их от неожиданно жаркого весеннего солнца. На градуснике плюс двадцать. Май в столице выдался тёплым, почки на деревьях уже набухли, готовые буквально за один день раскрыться яркими салатовыми молодыми листочками. Мимо проезжают машины, люди на велосипедах, дети и взрослые, пёстрые подростки, собаки, кошки, птицы. Шум города, праздничный день в самом разгаре.

Так странно смотреть на это здание, совершенно непохожее на то, каким снилось всего несколько часов назад. Оно выглядит именно так, как запомнила по прошлым визитам. С Артёмом частенько здесь развлекались, заманивая интересных Алхимику людей. Забавно, что никого не потребовалось мучить как когда-то меня.

Собравшись с духом, обошла здание со стороны автострады, дождалась, когда прохожих останется всего несколько человек и перелезла через забор. Поначалу хотела забраться ночью, чтобы иметь хотя бы призрачный шанс найти и вытащить сестру. Но после утренних событий всё изменилось. Фактически выбрасываю белый флаг и сдаюсь. Теперь игра продолжится внутри поля и я не знаю, что он сделает.

Накачает наркотиком? Убьёт сестру в назидании? Убьёт меня? Что он придумает, чтобы отомстить?..

Двери без привычных замков как неприкрытое приглашение — открыты нараспашку. Внутри гуляет ветер, с места на место перелетают сизые голуби, шелест крыльев эхом проносится по залу, а сквозняк выдувает из разбитых окон причудливые трубные стоны. Здесь холодно, стыло и зябко. От плиточного пола тянет влагой и сыростью, серый цвет, разбавленный солнечными лучами, сливает всё в единую массу, в которой сложно разобраться.

Сердце колотится так громко, что ничего не слышу и не вижу, только сжимаю и разжимаю ладони, представляя себе бескрайние леса, тишину, спокойствие и безмятежность. Пытаюсь вспомнить, что скрывается за такими словами, но в памяти почти ничего не осталось.

Я на открытом пространстве как подарок, раскрытые ладонями вверх руки показывают, что в них ничего нет. Но никто не идёт навстречу. Будто здесь, кроме птиц и ветра, никого нет.

Не дождавшись ответа, успокоившись и раз сто обшарив взглядом комплекс, направилась к лестнице. Возможно ждут… в той комнате? В той самой комнате, где когда-то сковали наручниками и где когда-то переспала с Артёмом. Там меня лишили будущего. Там умерла моя юность.

Поднимаясь по лестнице без перил, с провалами, в которых виднелись железки, арматура и нижние пролёты, всё думала, что же будет дальше. Что ещё должно случиться, чтобы я действительно сломалась и сдалась? Ведь сейчас я как эта лестница, вся разбитая, изломанная, искорёженная, но всё ещё каменная. Сколько потребуется времени на то, чтобы рухнуть вниз?..

Последний пролёт, а вот и дощечка. Новая, чуть шире прежней.

— Ты так всех девушек испытываешь или только мою смелость проверяешь?..

И в этот раз не задумываясь быстро пересекаю её и оказываюсь на последнем этаже. Здесь пусто, как и везде, а дверь в ту комнату приоткрыта, видна стенка с граффити, в котором зашифровано слово неон. Это место пережило много обращений, став чем-то вроде святилища для неонизированных. Боже, какое жуткое слово.

Толкаю дверь, а там она.

— Инга! — вырывается из горла радостный вопль и я врываюсь внутрь.

Девушка привязана наручниками к стулу, голова опущена вперёд, волосы скрывают лицо, кажется, что она спит или без сознания. Падаю перед ней на колени, обхватываю за плечи, приподнимая голову, повторяя как мантру:

— Инга! Боже, что они с тобой сделали?!

Она просыпается, качает головой, а затем открывает глаза. Моя безумная надежда исчезла как дым. Время встало, отдалённо слышу, как что-то падает на землю, а затем сестра быстрым и резким движением всаживает инсулиновый шприц мне в шею. Не сопротивляюсь, просто смотрю на неё, вижу мрачное торжество в её глазах, вижу чуждое, злое, вижу его.

И когда содержимое шприца начинает действовать, сестра кладёт мою голову к себе на колени, приговаривая:

— Добро пожаловать домой, Елена. Мы все так скучали по тебе!

О камни острые разбиться,

Спрыгнув в пропасть.

И не тебе решать — жить

И сдаться без борьбы.

Иль биться за свободу,

Как бьются на арене — рабы.

Я — не твоя, злодей. Прости.

Со всех сторон надвигается шёпот. Как тени по стенам ползают отражения душ. В полной темноте, только брызги в разные стороны и эхо возвращается снова и снова. А голоса то тише, то громче, но слов всё ещё не разобрать. Только интонации. Требовательные, мучительные, жёсткие, как по костям ножом, разрезать сухожилия, взрезать кожу. Добраться до основ. И вновь, и вновь, по кругу и опять.

— Елена, Елена, Елена…

Напрягаясь изо всех сил слышу теперь отчётливо… собственное имя. На разные лады, на разные мотивы, на разные порывы. А затем шёпот сменяется криком и это уже как вопль банши — слишком громко, слишком страшно, слишком близко. До глубины.

— Елена, Елена, Елена!

Я падаю в воду.

***

И просыпаюсь в выстуженной из-за открытых окон комнате. От боли в голове всё вокруг белоснежное, до самой кромки ножей, острое, ледяное, потерявшее цвет. Белый отступает, превращаясь в серый. Казённая мебель: покрытая уже облупившейся краской кровать, прикроватная тумбочка, гранёный стакан, доверху наполненный водой, под потолком, в углах которого свисает паутина, лампочка без абажура, напольная плитка, серо-белая по грудь покрыла стены, местами битая, местами заменённая на голубую и зелёную. В углу умывальник, рама с остатками от зеркала — и не увидеть отражения, только грязь, а рядом унитаз без сиденья, с другой стороны стойка с металлическими вешалками. И окно, большое-большое, зарешёченное, а за ним — горы.