— Почему папа?

— Потому что у нас есть ещё наша гвардия. Да, их немного, всего двести воинов, но этого более, чем достаточно, если вдруг придётся переломить ход битвы. Они сделают всё!

— Да, папа, ты такой мудрый, я так люблю тебя!

— Прожитые годы и власть делают своё дело, Кассиопея, а вечные подковёрные игры и дрязги среди первых вельмож вынуждают постоянно подстраховываться, чтобы собственная голова не слетела с плеч. Ты же помнишь, сколько мне пришлось приложить усилий, чтобы стать царём. Не все согласились с этим, но где они теперь…

— Да, папа. Это ужасно.

— Это жизнь, девочка моя, без прикрас и ореола выдуманных старым греком историй, и тебе уже пора понять это, ведь мне скоро нужно выдавать тебя замуж.

— Я не тороплюсь замуж, отец.

— Я знаю, я тоже не тороплюсь, но не всегда мы можем делать именно то, что захотим, гораздо чаще всё происходит совсем наоборот, и часто не мы тому виною. Судьба пока благосклонна к тебе, но мы не знаем, что нас ждёт за очередным поворотом судьбы. А как чувствует себя твой учитель?

— Он болеет, папа, и мало ходит.

— Но он разговаривает с тобой?

— Да, папа, он по-прежнему учит меня.

— Это самое главное, а всё остальное не важно. Пусть учит.

— Он спрашивает, что нас ждёт?

— Нас ждёт бой, который мы обязательно выиграем.

— Мне кажется, он не верит в нас и боится дикарей.

— Да, я не сомневаюсь, что старый грек боится дикарей, у него ведь есть много рукописей, а они их обязательно уничтожат.

— Да, он говорил, что скопил много мудрости на глиняных табличках.

— Ну, вот видишь! Не беспокойся, занимайся своими делами, твой отец всё решит так, как нужно. Ступай, дочь моя.

— Да, папа, — девушка подошла к отцу и склонила голову, чтобы он мог поцеловать её волосы, после чего повернулась и ушла.

— Ап! Ап, чернозадая скотина, где ты? — орал я во всё горло, дыша чуть ли не огнём, пытаясь найти своего хитрого слугу.

— Где ты, сволочь чёрная⁉

Напрасно я разорялся, сотрясая воздух яростными криками, виновника торжества нигде не наблюдалось. Вроде вот только он ехал позади войска с частью обоза, но потом пропал, как и эта самая часть обоза. Ап явно прятался от меня, потому как знал, что виноват, и я могу его пустить на черные ремни. А чёрные ремни я люблю, это мой любимый цвет, а вот белые, наоборот, не предпочитаю, хотя по опыту знаю, что всем чёрным нравятся белые, а вот белым чёрные нравятся очень редко.

Разыскивал Апа я не просто так. Мы неожиданно оказались без запаса продовольствия, взятого в последнем селении, и куда это всё могло деться, никто мне внятно объяснить не потрудился. Руководил тыловым обеспечением Ап, и с него спрос обязательно будет. Всё это осложнялось тем, что мы сбавили темпы продвижения войска, давая тем самым возможность царю Аксума подготовиться к встрече с нами.

А встреча, и я в этом не сомневаюсь, обещает стать весьма бурной, и чем закончится для обеих сторон, пока неизвестно. И мои солдаты должны оказаться готовы к битве, а еда — это один из главных факторов, который определяет боевой дух солдат, тем более, негров.

Если не найдём еды, то придётся останавливаться, чтобы охотиться и создавать резервы продовольствия, людей -то меньше не становится: в битвах мы пока не участвовали, а по мере движения к нам присоединяются новые бойцы. А им всем жрать надобно, желательно, от пуза.

— Ап, скотина! Найти его! Кто найдёт, того сразу десятником делаю, полусотника — сотником, сотника — в свою охрану забираю.

Услышавшие такую манну африканских небес, все тут же забегали, и буквально через полчаса Ап оказался найден и доставлен пред мои очи, весьма, кстати, грозные и красные, но не от пролитых слёз, а от праведного гнева.

Как только Ап оказался передо мной, не разбираясь, я от души врезал ему кулаком по морде. Ап улетел в сторону, грохнувшись на землю и подняв клубы пыли. Ничего, ещё неделя, и начнётся сезон дождей, а пыль быстро превратится в постоянную грязь. Это ему для профилактики. Ещё вчера Ап жаловался, что у него зуб справа болел, надеюсь, я его вылечил, а то придётся второй раз бить, а мне некогда хреновиной заниматься, воевать пора.

Подождав, когда Ап придёт в чувство, я хотел снова ему зарядить в табло, но передумал, глядя, как его правый глаз начинает опухать. Да, на чёрной коже не увидишь синяков, но ничего, кому надо, тот увидит, а остальным всё равно.

— Куда делись ослы с крупой и водой? — рявкнул я на него, всем видом показывая, как я зол и как хочу закопать его прямо живьём в землю.

В ответ послышалось какое-то невнятное мемеканье, тем более удивительное, что продукты казалось невозможным ни продать, ни съесть самостоятельно. Слишком их было много. Меня вообще удивило, что они смогли пропасть, и тем не менее — это факт.

— Отвечай, если не хочешь, чтобы я отдал твою душу богам Африки.

— На нас напали, — выдавил из себя Ап, решившись на правдивый ответ.

— Кто напал?

— Воины из последнего селения.

— Точно⁈ А может, ты врёшь мне? — и я показательно достал кинжал и начал им шурудить в маленьком мешочке с зельем. Ап напрягся, прекрасно понимая, чем это ему грозит. Корчиться в мучениях, разрываясь от боли, ему очень не хотелось, да и я, честно говоря, совсем не собирался причинять ему боль. Просто дело в том, что дикари или малокультурные люди не понимают ничего, кроме силы, у них как будто отсутствуют предупреждения о возможных последствиях собственных поступков.

Поэтому требуется подкреплять свои слова и угрозы делами, причем, активными, а не пассивными. В этой связи вспомнился случай про мексиканскую мафию. В одном мелком мексиканском городке кто-то кинул местный картель на деньги и исчез, боевики картеля приехали убивать кидал, да не нашли их. Обыскали всю Мексику и всё равно не нашли, видимо, те успели свалить в другую страну.

И вот тут имидж, как в той рекламе, стал ничто, а жажда крови — всё, и они убили несколько человек, носивших фамилии этих кидал. Убили ради устрашения, реализовав, таким образом, наказание. Ну, а в древнем мире и, конкретно, в Африке, всё гораздо хлеще, тут целые деревни уничтожают, чтобы покарать виновных, и не очень, а то и народы. Так что, меры принимать надо быстро, а то не поймут, да и время не ждёт.

— Говори правду, Ап!

— А, мм, а… мои люди сбежали вместе с ослами и поклажей, а их подговорили двое из селения, что увязались вместе с нами. Меня тоже уговаривали, но я не поддался на уговоры, тогда они меня захотели убить, но я смог убежать от них.

— Гм, — сказать, что меня ошарашила услышанная информация, значит, покривить душой, и в то же время я весьма удивился. Всё же, измена — это нечто другое, но воины в обоз шли далеко не лучшие и, как оказалось, среди них ещё и нашлись изменники. Ну, что же, тем хуже для них.

— Что-то мне кажется, ты не договариваешь… Уж больно легко все согласились.

Ап опять замялся, и я почти вынул кинжал из ножен, когда он окончательно «раскололся».

— К ним прискакало подкрепление, и ночью они увели своих ослов, а вместе с ними продукты, я побоялся тебе говорить, потому что почти все ушли с ними, а кто не ушёл, того убили, я еле спасся.

— Почему ты сразу мне не сказал о том, что нас предали?

— Я боялся, что ты убьёшь меня за это.

— Я убил бы не тебя, а их.

— Я не успел дойти до тебя и рассказать, как меня нашли и привели к тебе. Я далеко убежал.

Я поморщился, всё ясно: испугался так, что бежал без оглядки с десяток километров, а пока опомнился, пока назад дорогу нашёл да вернулся, его и сами стали искать. Вот же… Ну, да ладно, сейчас мы найдём изменщиков, и на что эти ослы надеялись⁈

— Галор! Галор! — начал я орать, ища нужного мне человека.

На мой зов явился молодой, но уже опытный воин, один из тех, кто присоединился ко мне в прибрежном племени. Он даже успел побывать в плену у кочевников, но не сломался, а казалось, стал ещё сильнее. Его довольно симпатичное лицо с тонкими чертами было обезображено длинным шрамом от удара меча, что рассёк ему нос и щёку. Шрам пересекал всё лицо, делая его более жестоким. К этому воину я давно присматривался, сделав его сначала десятником, потом полусотником и, наконец, сотником. Возможно, что он станет одним из тех, кого я назначу своим военачальником.