— Боюсь, что они в это не поверят, и Эргамен — не Ахмек-тэре, у него нет дочери на выданье. Да и ты не согласишься сделать гарем.
— Почему не соглашусь?
— Не знаю, не в твоих правилах, насколько я могу судить со стороны.
— Не суди, и не судим будешь. Впрочем, ты прав, я действительно не люблю гаремы. Лишняя маета. Постоянные ссоры, делёжка благостей от хозяина и тому подобное. Но, разве Эргамену не дорога своя жизнь? Ведь если я возьму его столицу в бою, то буду вынужден казнить его, тогда как при добровольной сдаче я его пощажу и даже отдам ему в прокорм одну из самых богатых провинций его царства.
— То так, но он царь, и давно. Ахмек-тэре был всю жизнь визирем и совсем немного времени царём. Ему проще тебе подчиниться, чем Эргамену. Эргамен просто так не сдастся, к тому же, он может попросить помощи у Египта.
— Попросить помощи у Египта?
— Да. С Египтом он живёт, как кошка с собакой, но там прекрасно понимают, что если ты возьмёшь Куш, то дальше наступит их очередь. И никто не станет ждать, пока ты вновь остановишься на несколько лет и будешь копить свою армию для вторжения в его пределы. За столько веков цивилизованной жизни фараоны Египта научились предрекать многие вещи, а уж очевидное они понимают с полуслова.
— М-да, — сдвинув шлем, я почесал вспотевшую голову и вновь задвинул его на место. — То есть, они готовы ко всему, и мне ещё, возможно, придётся сражаться на два фронта?
— Да.
— Плохо, очень плохо, но объяснимо. Что же, мне надо подумать. И вот если бы у меня оказалось десять планеров, я бы решил эту проблему, но у меня есть только один, как планер, так и его хозяин. Что же, тогда нужно пошевеливаться и не дать Египту прийти на помощь Эргамену.
— Пошевеливайся, — пожал плечами Фобос, — я больше ничем не могу тебе помочь. Всё, что я могу — это только предостеречь тебя от необдуманных поступков и ошибочных действий. Ты редко ошибаешься и потому мне больше нечем тебе помочь и доказать свою преданность и лояльность. Тебе придётся поверить мне на слово.
— Придётся, — кивнул я, — ладно, мы ещё не раз обсудим наше положение и предстоящие действия моего войска. Пока я не вижу повода для огорчения, мы заняли уже несколько провинций почти без сопротивления и успешно идём вперёд. Эргамену придётся трудно, собирая ещё одну армию, если ему действительно не помогут египтяне.
— Будем надеяться, что не помогут, — отозвался Фобос.
— Да, будем надеяться и готовиться к этому морально, — сказал я уже сам себе и вновь повернулся к реке, что неспешно несла свои мутно-жёлтые, даже скорее молочные, воды в сторону столицы царства Куш.
Где-то там меня ждут на поле сражения, и где-то там я получу свою победу и пойду затем на Египет, ибо, зачем тогда затевать всю эту возню, если не стать новым фараоном, то бишь, правителем Египта? Правильно, незачем, и я всё равно добьюсь своего. Время работает пока на меня, так приложим все усилия на благо победы!
И всё же, стоит поспешить. Поэтому придётся идти форсированным маршем вдоль Нила, пока это возможно, а когда он начнёт разливаться, отступить вглубь Африки, чтобы зайти с тыла на Мероэ и осадить её. Хотя… тут я глубоко задумался, может сначала взять Напату и тем самым отрезать Куш от Египта и заодно связать клятвой всех жрецов, что обитают там?
Но в случае заключения союза между Египтом и Кушем, мне придётся оказаться между двух огней и воевать с двумя армиями, а я ведь не военный гений. Да, задачка. Но ничего, каждому ребусу своя разгадка, отгадаем и эту.
На этом наш разговор с Фобосом подошёл к концу, я отвернулся от него, а он всё понял без слов и отошёл назад, а потом и вовсе скрылся из моего поля зрения.
А я вновь стал размышлять, новая информация, полученная от Фобоса, требовала длительного осмысления. Нет, я догадывался, что такой вариант возможен, но как-то особо не задумывался о нем, а зря. Всегда надо предполагать самое худшее и надеяться на лучшее. В этом я оставался пессимистом. Лучше пусть будет стакан наполовину пуст, чем полон, и дальше думать, где взять воды. Дурацкая аллегория, конечно, но и я не философ.
Я ещё раз взглянул на Нил и, тронув верблюда, поехал вперёд. Придётся подгонять свои войска и придумывать, как ускорить пехоту. Повозки соорудить какие-нибудь или всё же плоты. Вон из камыша можно много навязать, то бишь, из папируса. Да, придётся пехоту перевозить по воде, чтобы ускорить продвижение, пока это возможно.
Ну, так и сделаем. На следующий день, увидев подходящее место, я приказал войску остановиться и начать вырубать папирус, чтобы вязать из него плоты. Провозившись весь день, уже на следующий большая часть моей пехоты отплыла на них, а оставшиеся пересели на верблюдов по двое. Скорость передвижения увеличилась в разы. Теперь уже верблюды часто не могли угнаться за людьми, плывущими по Нилу, но так продолжалось недолго, на первом же пороге пришлось останавливаться и перетаскивать плоты.
Верблюды же, отдохнув, пошли дальше. Через два дня нам пришлось прекратить передвижение таким образом из-за того, что мы уткнулись во второй порог. К тому же, пошли дожди, и Нил стал выходить из берегов, чего я не учёл. Пришлось уходить в сторону, делая широкую дугу. И теперь передо мной вновь встал вопрос: идти захватывать Напату или всё же столицу Мероэ?
Я уже давно отправил разведчиков до Напаты, дав задание всё разузнать и посмотреть, нет ли там египетских войск. К тому моменту, когда мои войска успеют подойти к Мероэ, я уже буду знать это точно. И всё же, поразмыслив, я решил брать столицу. Сначала хотел распределить войска, чтобы атаковать сразу два города, но отказался от этой мысли, слишком мало сил и нет других полководцев, кроме меня. А раз так, то тогда идём на Мероэ!
Глава 16
Перед штурмом
Царь Куша пресветлый Эргамен, а кожа у него действительно была очень светлой для Африки, сейчас разговаривал с посланником из Египта Тутрамесом.
Тутрамес, рослый, наголо обритый человек, с весьма жёсткими чертами лица и смуглой, словно опалённой кожей, прибыл в Мероэ только вчера, а сегодня уже был принят царём Куша.
До этого посланником являлся другой, и он увёз личное письмо Эргамена фараону Египта Птолемею I.
Да, Египет вступил в период эллинского правления, и теперь там всем заправляли греки, хоть и с сохранением власти жрецов. Впрочем, Египет не раз переживал крупные нашествия и менял свою династию. Проходило время, и всё вновь становилось на свои места, недаром, до расцвета Египта в долине Нила существовало ещё много различных цивилизаций, но все они рано или поздно погибли, и только Египет по-прежнему существовал.
Эргамен знал, что Египет стал силён именно наёмниками-гоплитами, помимо местных лучников. О том, что сейчас владеют Египтом греки, Фобос Мамбе не сказал, а просто намекнул, думая, что тот и сам об этом знает, а Мамба не знал, а если бы знал, то не полез в Куш так быстро. Как бы там ни было, а Эргамен собрал в кратчайшие сроки новую армию и даже простил Кааса, назначив его начальником копейщиков, но проблему это не решило.
Царь и сам видел, что новая армия оказалась гораздо меньше и гораздо слабее вооружена. Перед тем, как написать письмо в Египет, Эргамен разговаривал с Каасом. Вызвав его во дворец, царь заставил того долго и униженно ждать, и только в конце дня допустил в тронный зал.
Восседая на резном кресле, богато изукрашенном витиеватой резьбой по слоновой кости и дереву, Эргамен вопросил.
— Расскажи, как так получилось, что моя армия, самая сильная за всё время правления, не смогла разбить крохотную армию дикаря?
Каас давно готовился к серьезному разговору, долго ждал, когда царь призовёт его к ответу и поэтому, услышав вопрос, начал отвечать, как по писаному.
— Повелитель, я привёл к тебе больше пяти тысяч воинов и все колесницы, что не достались врагу. Я не командовал войском, а Маал делал всё наперекор мне, поэтому мы и проиграли. Я смог спасти целых пять тысяч воинов, и ещё почти две тысячи собрал позже.