Не теряя времени, я отдал приказ, и через пару минут все лучники, стоящие на стенах, принялись засыпать ядовитыми стрелами спешащих к нам всадников, целясь только в верблюдов. Может, конечно, попали в кого-то из людей, но чисто случайно. Стрелы летели, впивались в тела и убивали верблюдов. Конечно, это происходило не сразу, но когда атака полностью захлебнулась, а практически все верблюды оказались ранены, тогда и обнаружилось, что они стали один за другим умирать.

Кто-то из животных успел выйти из боя, кто-то нет, но все всадники внезапно оказались безлошадными, если можно так выразиться, и соответственно, лёгкой добычей для моих людей.

— Мечники, вперёд! — отдал я очередной приказ, и мечники, выскочившие из-за спин копьеносцев, бросились добивать бывших всадников. Всё это привело к тому, что атака по всему периметру захлебнулась, и финикийцы стали спешно окатываться назад, вместе с примкнувшими к ним кушитами. Их даже стали преследовать мои мечники, но, попав под ливень стрел, быстро охладели и вернулись назад, за спины копьеносцев.

Возникла небольшая передышка, а время, между тем, уже близилось к вечеру. Битва началась слишком поздно, и теперь могла перейти в ночное время. Я посмотрел вдаль, пытаясь разгадать планы финикийцев, но понял только то, что им не хочется продолжать бой, и на сегодня сражение окончено. Действительно, атаковать повторно им не имело особого смысла, если только они вдруг не решат, что пора бы ввести в бой гоплитов.

Я оглядел место сражения: вокруг, куда не посмотри, высились горы трупов, как людей, так и животных. Первые ряды стояли на буром песке, что впитывал в себя кровь, в основном, вражескую, потому как копейщики оказались самыми живучими, чего не скажешь о мечниках и стрелках. Многие пращники погибли, как и почти все мои всадники, но и все пустынные туареги тоже полегли, или оказались спешены.

Сейчас, чтобы меня преследовать, им придётся собирать новых, что вряд ли быстро получится, и дело теперь за пехотой. Я отчётливо видел, что мои воины устали, и им требуется отдых. А некоторые, очевидно, пожалели, что ввязались в эту авантюрную войну, но теперь отступать уже поздно.

Пока я думал, как обеспечить отдых воинам и что вообще делать дальше, особенно ночью, в атаку двинулись гоплиты. Несколько минут я молча смотрел, как они медленно, но верно, идут в атаку и, быстро приняв решение, отдал приказ на отступление в город. В конце концов, чего тут думать, когда мы стоим на стенах, а они внизу.

Ворота открыли и первыми в него вошли те, кто отходил от зелья берсерка и смог выжить, дальше мечники и пельтасты, последними стали отступать копейщики. Увидев это, гоплиты ускорили шаг, но успели только попасть под огонь стрел и камней, который мои бойцы вели со стены. Ворота закрылись, надёжно отгородив нас от вражеской армии, а той ещё пришлось отступать, теряя людей.

Сражение окончательно затихло, а вскоре опустились сумерки, покрыв своим тёмным плащом павших в жестокой битве. Выставив часовых на стенах, я отправился осматривать раненых и проверять, где и как отдыхают мои воины. Ночью на нас нападать не станут, да если и нападут, то получат в ответ. Сумасшедших среди них нет, я думаю, а если и есть, то я совершу благое дело, навеки избавив от них этот суровый мир.

К тому же, к утру, если не убрать трупы, они начнут разлагаться, и даже по этой причине атака ворот и стен окажется затруднена, правда, только с этой стороны. Да… Ночь и вправду прошла довольно спокойно, несмотря на несколько попыток обстрелов, и я даже успел отдохнуть, крепко заснув на несколько часов.

К утру я знал точное количество воинов, что остались со мной. В общей сложности, в строю насчитывалось около полутора тысяч воинов, и ещё можно добавить пару сотен, что пропали без вести, из числа лучников-дромадариев. В город они не вернулись и, видимо, подались по домам или бродили где-нибудь поблизости. Что же, я их понимаю.

В этом бою я потерял около половины своих бойцов. Правда, не самых лучших, самые опытные, что и понятно, выжили. Зато воинам, оставшимся в живых, перешли доспехи от мёртвых, как врагов, так и их товарищей, и теперь каждый из них щеголял в кожаной или льняной броне с бронзовыми или медными бляшками, и у каждого на голове красовался шлем. С таким войском я мог прорваться сквозь любой строй.

Единственное, чего мне не хватало, так это стрел, их запас сильно уменьшился, а собирать их внизу не представлялось возможным. Впрочем, рано утром, пользуясь тем, что вблизи стен никого из врагов не наблюдалось, я выпустил несколько небольших отрядов охотников за оружием.

Выскочив из ворот, они быстро стали рыскать среди трупов, обирая мёртвых и временами добивая живых врагов, кто не успел уползти ночью и лежал среди мёртвых. Это заметили во вражеском лагере и протрубили атаку.

Эргамен с неудовольствием смотрел на поле битвы, которое осталось непонятно за кем. Он потерял в бесплодной атаке большую часть своих сил и теперь попросту не знал, что делать. Всё зависело сейчас только от финикийцев и наёмных греческих гоплитов.

С другой стороны, он восхитился полководческим талантом царя Аксума, который практически полностью уничтожил орды пустынных всадников, оставив их без верблюдов. Конечно, какая-то часть из них выжила и пересела на вьючных животных, но их осталось так мало, что на дальнейший исход они больше повлиять не могли. Судя по всему, их выжившие остались здесь только потому, что рассчитывали получить хоть что-то, а уйти, значит, потерять всё. А ну как выиграют финикийцы⁈

Финикийцы, также потерявшие много людей, сохранили часть воинов благодаря тому, что не бросили в бой сразу всех, и у них остались самые боеспособные войска из числа гоплитов и элитных лучников. Эргамен не знал, насколько в целом уменьшилось его войско, но судя по пехоте, у них ещё оставалось, как минимум, тысяч пять воинов. Этого должно хватить на штурм города, ведь Егэр тоже понес большие потери.

С такими мыслями Эргамен пошёл к командующему наёмной греческой пехотой Эрастону, обнаружив того на совещании с финикийцами и их предводителем. Эргамен пришёл в самый разгар совещания, на которое его почему-то даже не позвали.

— Нужно атаковать ночью, пока Егэр и его воины отдыхают, — настаивал финикиец.

— Мы не пойдём на штурм стен ночью. Стены не так высоки, и мы вполне можем на них залезть, но ночной штурм не даст нам ничего, кроме огромных потерь. Прошлой ночью мы оказались атакованы противником, и он стрелял так, как будто дело происходило днём, и в этот раз может оказаться ровно также. Я предлагаю дать отдохнуть нашим воинам, а с утра начать штурм с другой стороны города, — ответил на это Эрастон.

— Мы лишились всех всадников и боевых слонов из-за того, что ты, Эрастон, не отправил своевременно в бой своих лучших воинов. А ведь победа могла остаться за нами, и сейчас не пришлось бы думать: атаковать ночью или днём.

— Мои воины слишком ценны, чтобы так просто ими разбрасываться. Все, чего мы могли добиться от такого маневра — это бегства противника за стены. Они бы успели скрыться, и нам пришлось стучаться в закрытые двери, среди трупов и по колено в крови. Нет, сегодня мы не смогли сделать то, что задумали, а вот завтра сможем.

На это финикиец стал долго ругаться и препираться с ним, пока его не остановил один из жрецов.

— Мы проведём обряд, совместно со жрецами Куша, и завтра даруем удачу воинам. Они победят, — провозгласил он.

Финикиец зло зыркнул на него и уступил.

— Завтра штурм!

— Завтра штурм, — подтвердил Эрастон, на том разговор закончился.

Эргамен успел перехватить Эрастона до того, как тот ушёл.

— Что ты намерен предпринять? — на правах былого работодателя задал он ему вопрос.

— Только что приплыли осадные машины, к утру их соберут и развернут. Аксумцам придётся несладко, я разрушу город, и они вынуждены будут сдаться.

— Моя столица! — схватившись за голову, воскликнул Эргамен.