— А этот Гомункул, который вас всех «крышует», он что, разбираться не будет? — поинтересовался Краб. — Это же его бандитская обязанность — разбираться, кто прав, кто не прав.

— Подумай сам, я один, а их трое, — ответил Львович, — зачем ему ссориться с тремя, даже если они не правы? Легче меня раздавить. Да и по бумагам они так хитро все провели, что я кругом теперь должен. Я просто хотел с ними сегодня все обсудить, а вышла драка. Что я вообще наделал? Теперь ведь точно Гомункул своих головорезов пришлет, чтобы они с тобой разобрались. Ты же авторитетного человека ударил. Слушай, давай я тебе денег дам и ты уедешь? Нет, вообще-то пока тебе уезжать нельзя. Но ты не бойся, я попробую тебя выгородить перед бойцами Гомункула. Меня их бригадир Веня очень уважает.

Краб заметил, как ловко переложил Львович со своих узких плеч груз ответственности за случившееся на Краба. Как будто Краб сам пришел в этот ресторан и сам драку с усатым затеял. Крабу вообще до Ромы Валидола дела никакого не было. А Арсений Львович-то оказался хитрец, к нему в общей бане спиной лучше не поворачиваться. Сначала хотел Краба сплавить на родину, а потом подумал, что, если он уедет, тогда ему самому придется ответ держать перед Гомункулом, и решил вид сделать, будто ему судьба Краба интересна, что он якобы за него заступится. Но на самом деле-то решил Краба в жертву принести. Все-таки какой-то этот Львович бестолковый и двуличный. Недаром, наверное, эта троица из ресторана решила его сжить со свету. Гомункула и его бригадира Веню с молодцами, вооруженными бейсбольными битами, Краб не боялся. Он понимал, что он, как и задумывал, все глубже влезает в структуру «пиратского» бизнеса. И Рома Валидол, и даже Гомункул — это все отнюдь не вершина пирамиды.

— Пришлет твой Гомункул головорезов, — спокойно произнес Краб, — встретим, поговорим. Я юлить не буду, скажу все, как было.

— Скажешь, что я не говорил тебе усатого бить? — заглянул ему в глаза Львович. — Что ты сам, а?

— Нет проблем, — ответил Краб. Остановку по имени «Арсений Львович» Краб уже проехал.

Татьяна, выйдя из студии и сев в свой «Лексус», решила поехать домой. Но по дороге ее осенила одна дельная мысль. Однажды вместе с Бальганом она заезжала на квартиру к звукооператору Святогору, когда он подхватил грипп, оглох и пару недель не мог работать в студии. Они привозили ему фруктов, макарон, полуфабрикатов и лекарств.

Татьяна помнила, что соседом Святогора в их коммунальной двухкомнатной квартире был тихий выпивоха по имени Гриша, в ранней молодости футболист «Спартака», из-за травмы голени вынужденный оставить большой спорт и преподавать физкультуру в школе и из-за собственной порушенной в молодости карьеры очень страдающий. Было Грише где-то немного за сорок, но из-за пристрастия к пьянству выглядел он на все шестьдесят пять. Из школы его не выгоняли по той причине, что пил он исключительно дома, а на работе показывал всем пример трезвости и здорового образа жизни. Иногда срывался, правда, и выпивал в каморке физкультурников тайком, но если директриса его застукивала на месте преступления, то в последующие дни своей старательностью и трудолюбием в деле уборки территории вокруг школы Гриша искупал свою вину полностью.

Лично знакома с Гришей Татьяна не была, потому что, когда Бальган и Татьяна навещали Святогора, учитель физкультуры валялся в пьяном виде на пороге своей комнаты. Информацию о соседе звукооператора Таня почерпнула у Бальгана, спросив, чьи это ноги в рваных носках торчат из соседней комнаты в квартире Святогора. Бальган ответил, что это учитель физкультуры Гриша, и добавил, что еще задолго до появления в Москве Татьяны ему пришлось как-то поехать на разборки домой к Святогору. Оказалось, пару лет назад сосед Гриша, впав в дикий запой в дни школьных каникул, в один из редких визитов звукооператора на свою жилплощадь отказался пускать Святогора к себе домой, обзывал его из-за двери агентом мирового сионизма и лидером трансвеститов.

Бальгану с двумя знакомыми бандитами среднего уровня — как бы его «крышей» — пришлось приехать и после долгих переговоров высадить дверь, а потом внятно объяснить Григорию, кто есть кто. Гриша попытался оказать сопротивление, но был моментально избит. После этого случая он затих, стал более уважительно относиться к Святогору и больше не обзывал его обидными прозвищами. И судя по всему, никак не препятствовал проживанию в коммунальной квартире неожиданной невесты Святогора — Анжелики. Хотя препятствовал или нет — как раз это сейчас и предстояло узнать Татьяне. Жил звукооператор в пределах Садового кольца и, несмотря на увещевания Бальгана переехать с доплатой в отдельную квартиру, наотрез отказывался, мотивируя свой отказ тем, что он в этом дворе вырос, в нем, мол, и умрет.

Татьяна поднялась по широкой лестнице на третий этаж, нашла нужную квартиру и позвонила в дверь. Мужчина с брюшком в вытянутых спортивных штанах и в майке открыл дверь, прищурил глаза с тяжелыми мешками под веками и спросил:

— Ты к кому? К Егору, что ли?

— Нет, — растерялась Татьяна, — я к Святогору, звукооператору. Он здесь живет?

— Никакой Святогор здесь не живет, — ответил мужчина, нахмурившись, но дверь закрывать не спешил, разглядывая Татьяну.

— Но вроде бы именно здесь я была у него, когда он болел гриппом, — растерянно сказала Татьяна, разглядывая обшарпанную дверь и подъезд.

— Я его переименовал из Святогора в Егора, — сообщил мужчина, — имя Святогор этому задохлику не подходит. Какой он Святогор? Святогор — это богатырь, а этот так — сопля на палочке. Для меня он Егор. Но его все равно нет дома.

Татьяне пришлось согласиться с фактом переименования. Ну переименовал так переименовал, пусть будет Егор. А то, что Святогора нет дома, — она знала, она только что оставила его в студии.

— А вы, наверное, Гриша? — уточнила Татьяна,

— Для кого Гриша, а для кого и Григорий Иванович, — хмуро уточнил сосед Святогора, косясь на торчащее из сумки Татьяны горлышко бутылки коньяка.

Татьяна сказала, что хочет поговорить с ним по поводу невесты его соседа, Анжелики. Татьяна специально приоткрыла сумку так, чтобы торчало горлышко бутылки коньяка, которую она принесла с собой, и Гриша не смог этого не заметить. Сосед подтянул спортивные штаны и пригласил Татьяну войти. Они прошли на кухню, и тогда Гриша поинтересовался, кто она такая. Татьяна ответила, что она коллега Святогора по работе, а Гриша сказал, что он где-то видел ее лицо, даже предположил, будто она у него училась в школе и ходила на уроки физкультуры. Татьяна не стала раскрывать свое инкогнито, а просто сказала, что он обознался.

После двух выпитых рюмок Григорий Иваныч, как он сам попросил себя называть, размяк и разоткровенничался. Признался, что не любит российскую эстраду, потому что это не эстрада, а сборище семитских трансвеститов. А когда Татьяна перевела разговор на тему невесты Святогора-Егора, то Гриша высказался весьма резко, хотя и без матов, сказал, что, мол, она хотела квартиру у Егора оттяпать, а его самого задушить.

— Пока она тут жила больше месяца, я был как на гвоздях, — откровенно выложил Григорий Иванович, — как йог суринамский. Думал я, честно, отравит она меня или задушит. Ну скажи мне — чего эта телка половозрелая в Егоре нашла? Денег у этого засранца вообще нет, никогда мне и рубля не дал взаймы, раз, — сосед загнул один палец, — внешность, как у истощенного тифом крокодила, это два, — он загнул второй палец, — спортом он не занимается, отжаться двадцать раз от пола и то не может. Я могу в свои тридцать восемь, а он не может. А еще замуж эта фифа за него якобы собралась. Я точно тогда решил — эта самка чего-то хочет от Егора. Ему сказал об этом, он обиделся, пригрозил, что опять пригласит этого своего Бальмонта…

— Бальгана, — поправила Татьяна.

— Да какая разница! — отмахнулся Гриша. — Бандит он и есть бандит!

— А вы никаких подозрительных разговоров между Анжеликой и Святогором не слыхали? — поинтересовалась Татьяна. — Может быть, Анжелика не квартирой вашей хотела завладеть, а чем-то другим? Ну, подумайте, пожалуйста, скажите — что-то слышали такое подозрительное?