— И что вы собираетесь со мной делать теперь? — спросила она, нагло ухмыляясь. — Пытать утюгом? Или вздернуть на дыбе?

Григорий Иванович, как завороженный, засмотрелся на бесстыдно открытую промежность вульгарной девицы и на торчащие из разреза сиськи. Татьяне пришлось толкнуть его локтем в бок, чтобы он не обольщался прелестями Анжелики. Хватит, один уже купился, теперь сам страдает!

— Ты сейчас расскажешь нам, кому передала мой компакт-диск, кто тебя попросил все это сделать, в общем все расскажешь, — ответила ей Татьяна.

— Хорошо, я все расскажу, — с абсолютно беспечной улыбкой ответила Анжелика, — можно я только закурю?

— Кури, — разрешила Татьяна, — если Святогор тебе разрешал тут курить…

Анжелика усмехнулась, типа, конечно, разрешал, полезла в свою сумочку за сигаретами и зажигалкой и вдруг резко выдернула оттуда маленький револьвер. Она с ходу бабахнула чуть в сторону от Татьяны. Пуля попала прямо в музыкальный центр, который сначала стал натужно заикаться, перескакивая с песни на песню, а потом замолк. В тишине Анжелика вскочила с кровати и перевела ствол оружия на Татьяну. Вот это все было очень неожиданно — растерялись все. Святогор упал со стула, а Гриша в этот раз не упал на пол, а остолбенел.

— Твою мать, — произнес Григорий Иванович, — он же настоящий…

— Еще какой настоящий, — ответила Анжелика с перекошенным лицом, одергивая свою короткую юбку, — и пуль на вас всех хватит. Кто дернется, мозги вышибу!!!

Она медленно передвигалась к двери, целясь в Татьяну, за спиной которой прятался перепуганный физкультурник Гриша. Святогор присел на полу за стулом, руки его тряслись, как в лихорадке. Даже он не ожидал такой прыти от своей возлюбленной, которую, как ему казалось, он досконально изучил за месяц совместной жизни. А вот оказалось, что под шкуркой пушистой белочки скрывался хищник. Анжелика подобралась к двери, выскочила в коридор, дверь захлопнулась, и через секунду в замке повернулся ключ.

— Она нас заперла, — сказала Татьяна, — и откуда у нее ключи?

— Анжелика тут жила целый месяц, — всхлипнул Святогор, — у меня в комнате. Мы же собирались пожениться. Я сделал ей второй комплект ключей.

— А первый где? — спросила Татьяна.

— В коридоре висит на крючке, — обреченно ответил звукооператор.

— Вот попали мы так попали, — покачал головой Григорий Иванович, — двери теперь придется ломать…

Анжелика тем временем, проверив надежность запоров, из коридора постучала им в дверь комнаты и насмешливым голосом спросила:

— Ну что, болваны, каково запертыми сидеть?

— Все равно я тебя поймаю, слышишь! — воскликнула разозленная Татьяна, подскочила к двери и забарабанила в нее кулаками. — Я тебя поймаю, и тогда тебе и пистолет не поможет!

Из коридора послышался дерзкий хохот и издевательские аплодисменты любимой женщины звукооператора Святогора.

— Лови-лови, — насмешливо ответила она, — посмотрим, как это у тебя получится.

Через несколько секунд в коридоре хлопнула входная дверь. У Анжелики был и от нее ключ. Татьяна, Григорий Иванович и Святогор остались сидеть запертыми в комнате звукооператора.

— Какая она отчаянная, — с восторженной улыбкой блаженного произнес Святогор, глядя на запертую дверь, — как можно ее не любить, она же само совершенство!

Татьяна не выдержала и врезала ему оплеуху.

— Нельзя ли получить расчет? — поинтересовался Григорий Иванович. — Мои сто баксов.

Но никто ему не ответил.

Остановившись за углом склада, не доходя до одноэтажного офиса глухонемых «пиратов», Краб предложил Гоше Граммофону следующий план. Поскольку существовала опасность возникновения непредвиденной ситуации, то Гоша пойдет на переговоры с Тарасом один, а Краб останется на улице недалеко от штаба возле складов и будет ждать пятнадцать минут, по истечении которых позвонит на мобильный телефон Гоши. Если переговоры будут проходить нормально, то Граммофон возьмет трубку и скажет что-нибудь типа — мне некогда, перезвоните попозже.

А если Гоше понадобится помощь Краба, то он трубку поднимать не будет, и даже если его вынудят ответить по мобиле, то сказать он должен будет другую фразу: «Да я тут на Украине пока…» Так и договорились сделать. Краб нашел себе тенистое место под развесистым деревом, под которым стоял какой-то деревянный ящик и откуда был хорошо виден вход в центральный офис, где заседал Тарас. Гоша уже собрался идти, но Краб остановил его и попросил пару сигарет с зажигалкой.

— Ты ж не куришь? — удивился Граммофон. — Зачем тебе?

— Не курю, — согласился Краб, — но знаешь, человек курящий вызывает меньше подозрений, чем просто сидящий под деревом на чужом складе. Курящий занят делом, а просто сидящий явно кого-то пасет.

Гоша не мог не согласиться, выдал Крабу от щедрот душевных аж три сигареты и зажигалку, а сам направился к офису, возле которого стоял новенький «Шевроле-Нива», наверняка принадлежащий хозяину этого «пиратского» производства Тарасу. Краб присел на ящик, закурил сигарету, но затягиваться не стал, позволял ей просто дымиться у себя в зубах, иногда раскочегаривая, чтобы не погасла.

Гоша вошел в офис, а Краб засек на своем мобильном телефоне время и стал разглядывать производство. На территории было малолюдно — у цеха стоял грузовой микроавтобус, возле которого возились какие-то мужики с коробками, и больше никого. Мимо Краба прошел невысокий мужчина, жестами попросил закурить, Краб отдал ему одну сигарету и даже прикурил своей зажигалкой. Мужчина молча поблагодарил кивком и пошел дальше. Видимо, на этом производстве работали глухонемые — это была их нива, и они ее вспахивали.

Краб отчего-то вспомнил, как много лет назад в городе Киеве он, будучи еще курсантом военного училища, познакомился с Татьяниной мамой — студенткой музыкального училища. И стали они встречаться: он — будущий военный, а она — будущий преподаватель музыки. Сейчас уже ясно, что не было будущего у их романа — слишком они были разными, чтобы жить вместе, но любовь тогда их ослепила и не давала смотреть на жизнь трезво.

А потом пошла служба на Севере, длительные командировки, жена с Татьяной маялась в Североморске, никак не могла привыкнуть к ледяным ветрам и полярной ночи, скучала по цветущим садам и ласковому солнцу Украины, уехала к родителям в Киев в отпуск и больше к Крабу не вернулась. Нашла себе преподавателя музыки, который и стал Татьяне на долгих восемнадцать лет отцом, а Краба к дочери и не подпускала. После жены он не нашел себе никого, да и не искал. Жизнь была у него такая — не для семьи совсем. Убить могли каждый день в горячих точках, потом заключение в колонии — какой из него муж и отец?

Краб «докурил» сигарету, бросил окурок под ноги и затушил носком ботинка. Подумал о том, что если вдруг придется ему снова жениться, то он снова возьмет себе в жены хохлушку. Что ни говори, симпатичные они в любом возрасте, веселые, горячие. И только он об этом подумал, как увидел женщину лет тридцати в белом платочке и в синем рабочем халате, которая несла в сторону офиса, куда зашел Гоша, большую картонную коробку и, видимо, очень тяжелую, потому что коробка выскальзывала у нее из рук.

Она поравнялась с Крабом, и он отметил, что женщина даже чем-то похожа на его бывшую жену — мать Татьяны, — правда та была постарше, а эта женщина в самом соку, симпатичная, халатик расстегнулся почти до пупка, а под ним спелые груди — два арбуза, карие томные глаза горят и на него поглядывают. Краб даже кашлянул и отвернулся, потому что непроизвольно глотнул дыма второй зажженной сигареты, и постарался отогнать от себя мысли о женщинах.

Вот уж это жаркое солнце Украины, эта природа, располагающая к романтическим встречам, — даже старого вояку-отшельника заставили на женщин поглядывать. То ли дело в Заполярье — там женскими прелестями не полюбуешься — все время холодно, все женщины в шубы закутаны да шапки на самые брови надвинуты. Чукотский стриптиз могут показать, правда, — сначала снимают правую лыжу, а потом левую. Вот тебе и вся заполярная эротика.