— Так, погоди, ты же говорила, что твой отец уехал в Североморск? — занервничал Бальган.

— Я тебя обманула, — ответила Татьяна, — но так было нужно для пользы дела. К тому же у меня было подозрение, что ты тоже можешь быть Магнитом.

— Я-а? Ха-ха-ха! Ну, ты скажешь тоже! Что же я, сам у себя воровать буду? Но погоди — что ты сейчас-то хочешь делать?

— Пока не знаю, вот и решила с тобой посоветоваться, — ответила Татьяна.

— Мой совет будет таким, — сказал Бальган, — оставить это дело и не лезть в него. Какие у тебя доказательства, что Гандрабура и есть Магнит? То, что он обернулся, когда ты его окликнула? Так это чушь на постном масле, не доказательство. Крикни за спиной любого человека громко любое слово, и он обернется. А Циклоп мог вообще наврать твоему отцу, что Магнит будет на дне рождения Сметанина. Но даже если ты и права, что нам с этого? Куда ты пойдешь со своим доморощенным расследованием? В милицию? А ты знаешь, что капитана Загорского, который как раз по этой теме контрафактной продукции работает, недавно пытались убить возле его собственного дома? Слава богу, только ранили. Я не хочу, чтобы ни тебя, ни меня, ни твоего геройского папашу застрелили насмерть! Так что на меня можешь не рассчитывать в этом деле, мне моя голова дороже. Фиг с ними, с дисками, с этим украденным альбомом, мы вон на концертах себе сколько заработаем! Прекрати лезть не в свои дела!

— Ты трус, Бальган! — нахмурилась Татьяна.

— Да, я трус, — согласился продюсер, — и я боюсь соваться в криминал. И это нормальный инстинкт самосохранения для нормального человека. Я живу уже достаточно долго, чтобы понять: те, кто хочет слишком много, в результате получают гранитный крест на кладбище или пожизненное заключение с конфискацией имущества. И потом — что ты привязалась к этим «пиратам»? Ты в Интернет загляни. Там весь твой альбом выложен для свободного скачивания. Люди даже диски не покупают, а просто нагло и бесплатно скачивают из Интернета музыку, в которую мы с тобой вложили и деньги, и время, и талант. И ничего с этим поделать нельзя, можно только смириться и работать на тех условиях, которые предлагает жизнь!

— Вот ты смиряйся, а я не буду, — сказала Татьяна. Повернулась и пошла за сцену, на которую уже поднимался для поздравительной речи самому себе олигарх Сметанин.

Ночью в камере Крабу приснился черно-белый сон. Олигарх Сметанин на весельной лодке, какие обычно дают напрокат в парках культуры и отдыха, катал его дочь Татьяну по Москве-реке вдоль заросшего камышами берега. Он задорно поглядывал на Краба и лез к Татьяне целоваться — тянулся к ее губам своими губищами, как слон хоботом за бананом в зоопарке. Татьяна отбивалась от хобота и звала отца на помощь. Краб хотел прыгнуть в воду, но раньше, чем прыгнул, проснулся от негодования. Открыв глаза, он увидел, что находится в камере, и вспомнил все, что произошло с ним накануне.

Спать больше не хотелось, и ему вдруг пришло в голову, что это Веня сдал его ментам, засадил в эту камеру. Возможно, каким-то образом Веня узнал, что он не тот, за кого себя выдает, не мичман Карабузов. Поэтому Веня и организовал драку на рынке, арест его ментами и это фуфловое дело, которое ему сейчас шьют. Почему же тогда Венины бойцы его просто не пристрелили и не бросили в канаву, как у них принято, а затеяли эту чехарду с дракой и арестом?

Возможно, Веня решил сделать грязную работу не своими руками, а отфутболил это дело милиции, потому что опасался, что у него может выйти осечка и Краб сам завалит всю Бенину компанию, а не они его. Если дело так и обстоит, то все это очень и очень хреново. Как ему выбраться из нехорошей ситуации, Краб пока не знал.

Его дочь Татьяна как была одиночкой, так и осталась, и Бальган ей не станет помогать вытаскивать отца из тюрьмы. Особенно, если за всем этим стоит могущественный Гомункул. А сама его дочь, конечно, может продать свой «Лексус» и на вырученные деньги нанять хорошего адвоката, чтобы вытащить отца. Больше она ничем ему помочь не сможет, и поедет Краб опять по этапу не в мягком вагоне.

От таких мыслей Краб стал ворочаться на жестких нарах и сам себя успокаивать. Да ерунда: он что, в зоне не сидел? Ну, посадят, будет сидеть, раз так жизнь повернулась, раз ему судьба такая. А вот как Татьяна одна останется в этом зверинце, именуемом шоу-бизнес? Она ведь, как ни крути, по сути своей очень ранимый человечек — хочет, чтобы в мире все было по справедливости, а не понимает, что изменить мир не в ее силах. В шоу-бизнесе, чтобы выжить, нужно быть прожженной сукой или иметь могущественных покровителей, а ни того, ни другого у Татьяны нет.

— Нет, нельзя мне садиться в тюрьму, — тихо сказал себе Краб, — не вовремя все это…

Он попытался заснуть, снова медитировал, но не пускать темные мысли в голову становилось все тяжелее и тяжелее. Наконец Краб, понимая, что ничего не изменит в ситуации, а только усугубит волнение, положился на судьбу, на бога и стал вспоминать, как он осенью в Заполярье в свободное от службы время в одиночку ходил за грибами. Уходишь далеко в сопки, вокруг буйствует яркими красками красно-желтая листва, и подосиновики стоят крепкие, толстенькие, иногда и белые попадаются, но редко — не по нраву им северный климат, им лучше ельник средней полосы. Думая о родном гарнизоне, Краб сам не заметил, как заснул.

Утром его разбудил лязг металлической задвижки. Краба вывели из камеры, надели наручники и привели на допрос к плюгавому следователю. Тот шумно хлебал из чашки горячий ароматный кофе, потирал свои липкие ручки, поплевывал на пальчики, поглядывал исподлобья на прикованного к стулу наручниками Краба и с гордостью листал дело, собственноручно им вчера скроенное так, словно это было не уголовное дело, а роман всех времен и народов.

— Ну, что, гражданин Карабузов Петр Петрович, — торжествующе восклицал он, так, словно поймал не человека, которого намеревался засадить, а пудового сома на рыбалке, — теперь нам предстоит выяснить твою личность.

Он положил перед собой фальшивый паспорт, который раздобыл Веня с помощью турагентства, и стал его листать.

— Прописка город Североморск, — констатировал следователь, листая документ, — это я вижу. А где работаешь, чем занимаешься?

Из игривого тона следователя Краб сделал вывод, что пока не решится вопрос о том, получит следователь взятку в три тысячи долларов, о которой намекала ему вчера в камере проститутка, или нет, его дело пределов этого кабинета не покинет. По уму, плюгавый следователь мог бы пробить по базе данных ОВД данные паспорта Карабузова и установить, что ни серия, ни номер с настоящим паспортом мичмана не совпадают. Об этом и Веня предупреждал, когда они паспорт забирали в турагентстве. Говорил: мол, когда к себе в Североморск поедешь, этот паспорт выкини, скажи, что потерял, и тебе твой восстановят. Но, видимо, этого следователь не сделал. Или в том случае, если арест Краба — это Вениных рук дело, тогда следователь все давно знает и просто сейчас придуривается. А если он придуривается, то почему бы и Крабу не попридуриваться?

— Повторяю вопрос — где работаешь, чем занимаешься? — сквозь зубы процедил следователь.

— Работаю сантехником-баянистом в клубе ветеранов гужевого транспорта, — ответил Краб.

До следователя не сразу же дошел истинный смысл столь хитроумной фразы, а когда он сопоставил отдельные слова, пытаясь их записать, то понял, что над ним просто издеваются. Его узкие губы растянулись в сатанинской усмешке, и он с этой «доброй» улыбкой спросил:

— Шутим, стало быть, подтруниваем над следствием?

Он оперся ладонями на стол, встал во весь свой маленький рост и сочувственно посмотрел на Краба, типа, это пока ты шутишь, еще не понял, в каком глубоком дерьме оказался. А когда поймешь, будешь ползать на коленях, умолять закрыть дело, чтобы не сажали на нары. Но все это он сказал одними глазами — вслух не произнес ни слова. Ему ведь нужно было как-то мягко завязать разговор с подследственным о его материальном положении, чтобы удостовериться в том, что он способен заплатить деньги за свое освобождение.