— Сволочь я, мерзавец, — глухо завопил он себе в сложенные на пульте руки, — Анжелика ни при чем! Это я хотел денег заработать, я взял материал и продал его перекупщику.

— Вот это да, — растерянно произнес Бальган, — вот так факты занимательные мне тут открываются; И кому же ты продал наш материал?

— Я не знаю его, я его первый раз видел, — ответил Святогор, перестав наконец стенать, но голову еще не поднимая, — меня с ним Анжелика познакомила. Она говорила, что «пиратский» альбом выйдет сразу же после презентации нашего фирменного, который ты отвез для тиражирования в Германию, и малым тиражом. Я еще специально отдал ей диск с недоделанным звуком, чтобы «пиратский» был по качеству хуже и его никто не покупал. Я же не знал, что так получится.

— Удружил, нечего сказать, — присел рядом с Татьяной Бальган, — я так полагаю, что твоя Анжелика исчезла сразу же после сделки ранним утром вместе с деньгами?

— Да, а откуда ты знаешь, что это так было? — с удивлением поинтересовался у продюсера Святогор.

— Потому что я, в отличие от тебя, проницательный, — со злостью ответил Бальган, — потому и стал продюсером. Жаль, что проницательности моей не хватило гниду у себя под боком рассмотреть…

Святогор рухнул на пульт и шумно зарыдал снова.

История, которую рассказал Святогор, нарыдавшись вдоволь, была до банальности простой. До встречи с женщиной своей мечты Святогор сутки напролет проводил в студии, и лишь один раз в сутки в два часа дня в пересменок между сессиями записи он бегал в ближайший магазин, чтобы купить себе там литр молока, батон и плитку шоколада — продукты, которыми он ежедневно питался. И каждый раз в это время он сталкивался в магазине с прекрасной девушкой, которая с улыбкой смотрела на него.

Святогор, как человек, относящийся к своей внешности и к себе самому весьма скептически и достаточно трезво оценивающий свои возможности в качестве плейбоя, предполагал, что девушка, вероятно, созерцая его поношенные штаны и грязные волосы, думала что-то вроде: «Какие же у него оттопыренные некрасивые уши» или «Какой же он сутулый и худой, как на нем еще штаны держатся?» Все это болью отдавалось в его сердце, потому что девушка ему нравилась. Она была модной, стильной, очень красивой и с доброй, как ему казалось, улыбкой.

Но нет, даже не это ему в ней нравилось. Она смотрела на него не так, как все женщины. Она смотрела на него с видимым интересом, а другие смотрели просто сквозь него, как будто он пустое место, не человек, а какой-то столб или табуретка. Вот именно это и зажгло какой-то странный огонек в груди Святогора. Даже если бы Анжелика и не была красавицей, а была бы обычной девушкой среднего типажа и смотрела на него так заинтересованно, то Святогор бы ответил ей взаимностью.

Но поскольку Анжелика была ослепительной красавицей, просто сошедшей со страниц глянцевого журнала, то надеяться ему на ее взаимность было так же глупо, как японцам надеяться получить Курильские острова. И все же Святогор стал ездить домой мыться, постирал свою одежду и с нетерпением уже ждал обеденного перерыва, чтобы поспешить на безмолвное свидание со своей возлюбленной.

Дремлющая мужская плоть Святогора внезапно стала напоминать о себе, в особенности по ночам, и это открытие придало звукооператору сил. Однажды он даже решился было встать за девушкой своей мечты в очередь к прилавку, чтобы с наслаждением вдохнуть запах ее духов, но тут к его мечте подошел какой-то подвыпивший смазливый типчик и стал намекать что-то о знакомстве и продолжении знакомства вечером у него дома. Этот типчик оттеснил Святогора и пристроился позади за девушкой, набиваясь ей в провожатые, но она послала его куда подальше. Святогор понял, что у него шансов нет: если уж она отшила смазливого типчика, то ему и делать нечего — лезть с предложением познакомиться. Но неожиданно она подошла к нему сама. Он уже купил свой шоколад, батон и молоко, засовывал это все в пакет, когда она подошла к нему и спросила:

— Извините, вы мне не поможете?

Он остолбенел и даже не мог вымолвить ни слова. Оказалось, надо всего-то донести ее пакеты с покупками до машины. Она хотела поймать такси, но с пакетами в руках это было сделать невозможно. Выйдя из магазина, они разговорились, она сказала, что он забавный, в его внешности есть что-то такое к себе манящее, наверное, он писатель, художник или музыкант. Святогор признался, что он звукооператор в студии и записывает Татьяну, Алмаза и других российских «звезд» первого эшелона.

— Ой, что вы, правда? — она захлопала от радости в ладоши. — И что, вы с ними всеми лично знакомы? Как это здорово! Я вас обожаю, вы такой занятный! Запишите номер моего телефона и позвоните мне, ладно? Встретимся с вами где-нибудь, посидим, поговорим.

Вот так прямо в лоб и сказала. Святогор едва на месте устоял, ноги его подкосились. Но он нашел в себе силы достать свой сотовый телефон и занести ее номер в записную книжку.

— Номер телефона-то у тебя ее остался? — мрачно поинтересовался угрюмый Бальган, слушая все эти романтические бредни своего звукооператора.

Святогор тяжело вздохнул и ответил, что, когда он проснулся утром один в постели и подумал, что Анжелика встала раньше и готовит кофе, он накинул халат и пошел на кухню, но там обнаружился только весельчак Гриша, который, увидев Святогора, отчего-то стал громко гоготать, а потом сообщил:

— Твоя-то принцесса сбежала от тебя. Прямо с утра шмотки собрала и адью! — и потом якобы Григорий Иванович запел, не попадая в мелодию: — Такая, сякая сбежала из дворца, такая, сякая покинула отца…

Святогор сломя голову кинулся в комнату и увидел, что все немногочисленные вещи, которые притащила к нему Анжелика, исчезли без следа. Он бросился к телефону, чтобы позвонить ей, попросить объяснений, но обнаружил, что все номера из памяти его телефона стерты, а больше нигде ее телефон записан не был, и, как ни старался звукооператор, вспомнить ничего не мог — на ум приходили лишь отдельные цифры. Кроме Анжеликиного телефона, в памяти был и телефон ее подруги Снежаны, но и он пропал бесследно. И все свои фотографии, которые были в квартире, она тоже забрала, осталась только та в рамке, которую он притащил в студию.

— Имена какие-то подозрительные — Анжелика, Снежана, — пробормотал Бальган, слушая эту историю, — как у проституток с Тверской. Сдается мне, что не Анжелика ее и звали. Телефона, значит, нет. Много тебе хоть денег заплатил перекупщик?

— Десять тысяч долларов, — ответил Святогор.

— О-о, не поскупился, — заметил Бальган, — хотя что толку, твоя краля их все и уперла наутро. Сдается мне, этот перекупщик под тебя Анжелику подстелил, чтобы у тебя материал выманить, а сейчас сам ее пользует.

Брови Святогора взметнулись, но он не рискнул ничего говорить, боясь, что теперь не Татьяна, а сам Бальган начнет его бить.

— Я что деньги пропали, даже не сразу заметил, — с горечью произнес Святогор, — только на следующий день заглянул в тайник, а там пусто…

— Концов никаких нет, не за что зацепиться, — уже не слушая больше звукооператора, произнес Бальган, — да и к чему искать эту Анжелику? Дело уже сделано, раньше надо было думать, как сохранить наш музыкальный материал. Ну, допустим, найдем мы ее, и что дальше-то? Деньги мы с нее и с этого перекупщика вряд ли поимеем. В суд обращаться глупо, денег нам не вернут. Зачем нам тогда эту Анжелику искать, время свое тратить?

— Чтобы наказать, — ответила Татьяна, — чтоб неповадно было в следующий раз воровать.

— Ну, ты, блин, настоящая дочь своего папаши, — сказал Бальган, вставая, — но меня к этому делу не пристегивай. Я методы твоего папаши знаю. Типа руки всем ломать да челюсти крушить. Не хватало еще в тюрьме оказаться. Лоханулись вместе, так надо плюнуть и забыть, думать, как новые деньги заработать, о концертах думать, а не о вендетте. Да и не найти нам этой Анжелики, Москва большая.

Крабу и Татьяне пришлось встречаться в ореоле таинственности, как каким-нибудь суперагентам из разведки. Татьяна пришла в открытое кафе, которое находилось на противоположной стороне улицы от офиса Арсения Львовича, Краб в это время сидел в «БМВ» за рулем и читал газету. Татьяна оделась так, как обычно одевалась, когда хотела пройтись по улице или проехаться в метро, но при этом желала, чтобы ее лица никто не узнал. Вернее, одета она была как обычно, а вот глаза скрывали абсолютно черные очки, и ее узнаваемые рыжие кучерявые волосы покрывала косынка, повязанная в стиле шестидесятых. Краб увидел из машины, что его дочь пришла в условленное место, села за столик и что-то заказала подошедшему к ней официанту. Он тоже вышел из машины, перешел дорогу и подсел к ней за столик.