— Ты хотела помочь Обществу перестать прятаться от Церкви и зажить нормальной жизнью. Ну и между делом раскрыть мировой заговор, которому уже пара тысяч лет, — усмехнулась альфа. — Я еще помню, как вдохновенно и пылко ты меня убеждала в необходимости всего этого.
— Да? — растерянно пробормотала я. — А я уже не помню.
Она ответила не сразу, как будто пытаясь что-то разглядеть в моих испуганных глазах, а потом улыбнулась и легко произнесла:
— Хани, ты уже сделала все, что было нужно. Может, ты была той, кто столкнул с горы этот снежный шар, но теперь остановить его не выйдет даже у тебя, так что просто… наслаждайся зрелищем.
— Джен, ты не помогаешь! — взвилась я, а потом снова опала в кресло, прижав ладонь к лицу. Альфа в ответ только рассмеялась и похлопала меня по плечу, видимо, находя мое состояние если не забавным, то, по меньшей мере, не заслуживающим той лишней драмы, что я невольно ему придавала.
— Пойдем, малышка, — произнесла она, протягивая мне руку. — Пора.
Мы спустились в лобби отеля, и там, к моему вящему удивлению, нас никто не остановил. Более того — перед нашими альфами в храмовых мантиях почтительно склонялись в поклонах, а администратор чуть ли не до самого выхода семенил за ними, выспрашивая, понравилось ли им обслуживание и не желают ли они чего-нибудь особенного после возвращения с Праздника.
Хотя мне предлагали остаться в номере вместе с остальными подпольщиками, которые должны были следить за связью, а также в случае необходимости быстро организовать отход и машину в аэропорт, я не смогла просто так отпустить Йона и остальных. До боли в пальцах цепляясь за его руку, я даже толком не видела, что происходит вокруг. Не видела ни бумажных уличных украшений, ни иллюминации, часть из которой была включена уже сейчас, ни толп туристов, кочующих по узким мощеным улочкам в ожидании начала официальной части Праздника — а именно речи Иерарха, которую должны были транслировать на несколько больших городских экранов, которые, как мне всегда казалось, немного странно и неуместно смотрелись на фоне старых средневековых зданий Этерия.
— Йон, обещай мне, что будешь осторожен! — настойчиво проговорила я, когда пришло время прощаться, и мой альфа надел на голову капюшон, чтобы скрыть лицо.
— Я всегда осторожен, маленькая омега, — по-мальчишески беззаботно улыбнулся он.
— А вот и нет, — мотнула головой я. — Ты всегда лезешь в самое пекло и до того уверен в себе, что, когда тебя наконец убьют, даже не поверишь в это.
— Ну пусть попробуют, — пожал плечами он, но, увидев умоляющее выражение моего лица, добавил уже тише и мягче: — Я буду осторожен, Хана. Я помню, что обещал тебе, когда все это закончится, и не собираюсь отступать от наших планов. Подумай пока, чем бы тебе хотелось заняться в доме у озера. Скоро начнет холодать, так что нас ждут долгие дождливые вечера у камина. — Он на мгновение замолк, словно подумав о чем-то особенно приятном и, понизив голос, почти прошептал мне на ухо: — Почему-то представляю тебя лежащей на пушистом ковре у камина совсем без ничего. И как отблески огня будут играть на твоей коже и в твоих волосах. Ох, Хана, ради такого зрелища я вернусь даже с того света.
Он притянул меня к себе и поцеловал — жадно и нетерпеливо, словно досадуя, что не может прямо сейчас воплотить в жизнь все пришедшие ему в голову фантазии. Мне было невероятно тяжело отпускать его от себя, но я все же разжала пальцы, и альфа, спиной назад отступив на пару шагов, вдруг исчез среди туристов. И в этот самый момент мне вдруг стало так невыносимо страшно, словно я только что потеряла его навсегда. Это ощущение было настолько яростно острым, что я едва сдержалась от того, чтобы закричать и броситься вслед за ним. И если бы не Джен, которая ненавязчиво, но твердо взяла меня за руку, я бы, возможно, так и сделала.
— Я нашла нам место, откуда будет лучше всего видно, — проговорила она. — Идем со мной.
И я пошла, покорно позволяя ей увести себя куда-то сквозь разряженную шумную толпу. А чуть погодя тихо спросила:
— Они ведь выведут Медвежонка, правда?
— Если дело запахнет жареным — безусловно, — подтвердила Джен. — Не волнуйся, за этим они туда и пошли. Малышу ничего не угрожает, твой маньяк не допустит, чтобы с ним что-нибудь случилось.
Я слабо улыбнулась.
— Ты так и отказываешься называть его по имени?
— Что, разве? — фыркнула альфа. — Не знаю, как-то привыкла. Но приятно, когда такой тип на твоей стороне. Он убережет Дани, что бы там ни случилось. Разве ты сама в этом хоть капельку сомневаешься?
— Не сомневаюсь, — покачала головой я. — Он… обязательно его защитит. И обязательно вернется ко мне. — Последнюю фразу мне было особенно сложно произнести, я почти силой вырвала ее у себя. Потому что именно после таких самоуверенных заявлений в идеально продуманных планах появлялись дыры и все шло наперекосяк. Я верила в своего альфу как в никого другого в этом мире, но даже со всей своей силой, стойкостью, храбростью и решимостью он был… всего лишь мужчиной — прекрасным, но смертным.
Мы с Джен вошли в какое-то кафе и поднялись на второй этаж, откуда открывался живописный вид на соседнюю крышу, а также на большой экран прямо за ней. Посетителей тут было на удивление мало — видимо, туристы каким-то образом не прознали про этот уголок, а потому нам не составило труда занять один из столиков, заказав напитки. И к тому моменту, как нам принесли заказ, до того дремавший экран вдруг наполнился светом и движением, а по улицам, разгоняемая динамики, потекла торжественная храмовая музыка, от одного звучания которой мне подсознательно хотелось опуститься на колени и обнажить шею. Я не успела поделиться своим наблюдением с подругой, как вдруг почти все обозримое пространство через крышу от нас заполнило до тошноты знакомое лицо Иерарха.
Боро выглядел уставшим — черты его заострились, морщины стали глубже и резче, а кожа казалась какой-то желтоватой. Я не могла и не хотела ему сочувствовать, но все же невольно задалась вопросом о том, чем были наполнены его последние недели. Страхом разоблачения из-за сына-омеги? Или планами по его устранению — тем или иным способом? Совершенно вдруг и не кстати я вспомнила об Анни — несчастной разорванной на части Анни, о чьей смерти все как-то вдруг забыли на фоне этих блистающих улиц и грандиозных планов. Я поежилась, невольно ощутив настойчивое желание стряхнуть с себя что-то липкое и мерзкое.
— Я приветствую вас на Празднике Благоденствия, дети мои, — ворвался в мои размышления голос Боро. — Всех, кто сейчас собрался на улицах и площадях Этерия, и всех, кто внимает моим словам из собственного жилища на другом конце света. В этом году, как и всегда, мы все собрались в едином порыве восславить Великого Зверя и дары, что он ниспослал нам в этом году. Мы стоим на пороге большой зимы, и лишь считанные дни отделяют нас от темноты, что притаилась за горизонтом. В это непростое время, когда ночь вновь устанавливает свои законы в мире света, каждому из нас надлежит сделать сложный выбор. Ответить на вопрос о том, кто он и кем видит себя в общей пирамиде жизни. Великий Зверь обращается к нам со своей мудростью, напоминая о том, что мы — избранный им народ, пришедший сюда прославлять бога и нести его слово тем, кто, к своему горькому сожалению, лишен врожденной связи с ним.
— Это он про людей что ли? — нахмурилась Джен. — Какой… интересный поворот сюжета.
Я медленно кивнула, не понимая толком, что я вообще слышу и к чему ведет Иерарх, но уже предчувствуя, что его вывод мне совсем не понравится.
— Многие века Церковь Чистых дней отказывала в наставлениях тем, кто в них, возможно, больше всего нуждался, — меж тем продолжил Иерарх, глядя в камеру перед собой, а потому — прямо мне в глаза, заставляя ерзать на стуле и инстинктивно искать защиту у сидящей рядом альфы. — Но я намерен изменить это. Мы позволили себе забыть, что люди — это братья наши меньшие, оставленные божественной благодатью за ошибки их предков. В них самих нет вины за то, что где-то на своем пути их родители допустили роковую ошибку и впустили грех в свою жизнь. И они вовсе не обречены, даже если кажется иначе.