— Мне можно проводить тебя или лучше не надо? — осторожно поинтересовался, чтобы не вызвать очередной волны слез.

— Можно, — прижалась к нему, в последний раз наслаждаясь его запахом.

Не верилось, что мы больше не вместе.

***

Никогда не любила долгие прощания, поэтому почувствовала облегчение, когда Костя не составил нам с мамой компанию по дороги в аэропорт, а появился только перед самой посадкой.

Я оглядывалась, ища его в толпе со смешанными чувствами. Одна часть меня хотела, чтобы он приехал и просто-напросто запретил уезжать, говорил, как делал это раньше, о любви и о том, что вместе мы справимся с любыми трудностями. Другая половина, апеллирующая к рассудку и здравому смыслу, настаивала, что я поступаю правильно.

Но все же, почему Костя так легко отпустил меня?

Я заметила его издалека. Еще не могла разглядеть лица, но точно знала, что это он. Костя с легкостью мог затеряться в потоке суетливых пассажиров, и любой другой человек так же легко потерял бы его из вида, но только не я. Я смотрела на толпу, а видела его одного.

Я никогда не оценивала его с точки зрения внешней привлекательности. Несомненно, он был красив, но ни это зацепило меня, и не это заставляло поклонниц визжать, срывая голос, стоило ему появиться на сцене. Это было нечто незримое, как магия и волшебство. В нем самом была магия. Он очаровывал людей голосом, а харизмой окончательно затягивал в свой плен. И я попалась. Так, что теперь не представляла, как буду без него.

Я любила его. Любого: доброго и злого, примерного и порочного, нежного и жесткого. Но для своего ребенка я хотела нормальной жизни. Мне нужна тихая гавань, а жизнь с Костей как спящий вулкан — каждый день предчувствие опасности.

Костя уже стоял прямо передо мной и что-то протягивал, а я не могла оторвать от него глаз, которые в очередной раз застилали слезы.

— …так и не открыла… — я вынырнула из вакуума, и сквозь гул аэропорта с трудом расслышала Костины слова. Глянула на протянутый подарок, и вся моя борьба с собой улетела в трубу — шкатулка. Головоломка, которую я откапала в парке, выполняя Костин квест. Казалось, это было так давно…целая жизнь…

Как бы я ни просила и ни канючила, Костя отказывался открывать ее. Настаивал, что я должна сделать это сама, и повторял, что, значит, еще не настало время. Видимо, сейчас подходящий момент. Только зачем? Есть ли теперь в этом смысл?

— Так и не скажешь, что там? — бережно забрала шкатулку.

— Нет, — улыбнулся.

Я и не ждала другого ответа. В этом весь он.

— А пускать в ход молоток все еще нельзя?

— Ты разве не боишься повредить то, что находится внутри? — остался верен себе и повторил то же самое, что и каждый раз, когда я сдавалась и разорённая восклицала на всю квартиру: «Где наш молоток!?»

Было такое ощущение, что мы вернулись в прошлое и снова проживаем тот момент, тот разговор. Словно ничего не изменилось между нами.

Мне ничего не оставалась, как сказать то, что я ответила ему тогда:

— Ты, Соболев, чертов садист, раз делаешь любимой женщине такие подарки.

Для нас обоих это было сродни признанию в любви: я помню каждый твой взгляд, каждое твое слово.

— Я люблю тебя, моя королева, — Костя прижал меня к себе и поцеловал в висок. — Всегда помни об этом.

Он ушел, не оборачиваясь, и скоро растворился в толпе. А я все сжимала в руках шкатулку и не двигалась с места — боялась, что мой мир без него рухнет, и руину погребут меня под собой.

День за днем, неделя за неделей….

Если сказать, что я тосковала по Косте, значит, ничего не сказать. «Тоска» — это жалкое слово, лишь набор букв и звуков, с помощью которых люди стараются описать скручивающую изнутри и не дающую свободно дышать боль от разлуки с тем, кого любишь.

Благо у меня был другой человечек, что помогал мне хотя бы ненадолго отвлекаться, и изгонять Костю из своих мыслей. Подготовка к появлению ребенка скрашивала серые будни.

И еще друзья, которые, несмотря на то, что находились далеко, часто звонили и писали. Аня с Олегом даже приезжали несколько раз в гости. Было приятно наблюдать за ними, они снова были вместе, и на этот раз, думаю, у них все будет хорошо. Они не говорили напрямую, но, похоже, из нашей с Костей истории, вынесли для себя уроки: никаких тайн, лжи, недосказанности и, обязательно, вера друг другу.

— Ты стала просто огромной! — бесцеремонно воскликнула Аня, впервые увидев мой — чего уж там — действительно огромный живот.

— Аня! — приструнил ее Олег.

Но девушка даже не услышала оскорбительный подтекст своих слов, и продолжила:

— Ты уверена, что у тебя не двойня? Или не новый состав «Адмас»? — не упустила случая подшутить надо мной.

— Нет, — рассмеялась, — там всего один человечек, — погладила свой живот.

— Какой он, наверное, здоровый! — искренне удивилась девушка.

Я не могла не смеяться над ее словами, а вот ее парень, похоже, злился, что та заставляет его чувствовать себя неловко.

— Анют, — взял свою неуемную вторую половинку за руку, отрывая от «оскорбления» меня, — я люблю тебя больше, когда твой рот закрыт.

Ее лицо посветлело от признания в любви, но как только дошел смысл фразы целиком, она воскликнула:

— Да что я такого сказала?!

— Ты поймешь, когда сама забеременеешь, — сказал Олег, будто не своим голос и куда-то в сторону.

— Не каркай! — Аня все равно услышала его замечание и толкнула любимого плечом.

Олег же ее нежелании иметь детей прямо сейчас расценил как камень в свой огород.

— Ты не хочешь от меня детей?

В этот момент у Ани, наверное, пролетела перед глазами вся их совместная жизнь с Олегом: свадьба, дети, внуки.

— Даже не думай, я не собираюсь рожать тебе детей! — подвела под всем этим итог.

И тут началась перепалка с выяснениями отношений, где признания в любви летели вместе с проклятьями и пожеланиями катится к черту. Я с улыбкой, будто смотрела любимый комедийный сериал, наблюдала за ними. Не хватало только попкорна. Все-таки в чем-то эти двое остались прежними.

Друзья друзьями, но больше всего от одиночества меня спасала моя семья — мама и брат. Первая, судя по всему, вспомнила те времена, когда я была маленькой, и ухаживала за мной как за беспомощным ребенком. Даже здорово было снова почувствовать себя беззаботной девочкой, особенно когда в ближайшем времени мне самой предстояло стать матерью и навсегда забыть покой и сон. Я наслаждалась последними днями свободы.

Сразу по приезду, я заметила, как Максим изменил свое поведение по отношению ко мне. Думаю, он просто не представлял, как обращаться со своей беременной младшей сестренкой. Он больше не подкалывал и не издевался, и даже не грозился закопать Костю заживо за то, что я буду матерью-одиночкой.

Костино имя негласно в нашем доме было под запретом. Думаю, мама не заводила разговор о нем, чтобы лишний раз не ранить меня и не провоцировать Максима. Но это не значило, что я не слышала его. Напротив, чаще, чем бы хотелось.

Честно сказать, из мамы никогда бы не вышел шпион, потому что «ловко и незаметно» это не про нее. Не могу сосчитать, сколько раз заставала ее за телефонным разговором с Костей. Она не обращалась к собеседнику по имени, но по контексту я доагадывалась, что на том конце провода именно он.

Такой близкий и такой далекий.

Мама в подробностях докладывала ему о каждом моем шаге, настроении и любой незначительной мелочи, касающейся меня или ребенка. Не имела права винить Костю в желании быть в курсе здоровья собственного ребенка, как и маму, которая просто хотела помочь. Поэтому я прощала ей маленькую ложь, и делал вид, что я не в курсе.

Хотя я сама была ничем не лучше этих конспираторов. Я всегда была на связи с Ольгой Алексеевной и Андреем. Я боялась, что мой отъезд может спровоцировать у Кости срыв, и он пойдет в разгул, снова вернувшись к тусовкам, попойкам и наркотикам. Незримо я контролировала его жизнь, хоть больше и не являлась ее частью.