— Проснулся, — виновато отозвался в трубке тот. — А ты где?
— В гостях, — создавала интригу.
Послышался сиплый смешок:
— Рита, кто ходит в гости по утрам?
— Вини-пух! — ответила не задумываясь. — И кстати, скоро время обеда.
— А я и думаю, почему так чертовски голоден. Давай я сейчас заберу тебя, и мы где-нибудь поедим, — слышалась возня и звуки сборов.
— Попробуй, Соболев, — охотно предоставляла ему свободу действий, — только твоя машина у меня, — предупредила.
— Угонщица, — насмешливо обвинил.
— Алкоголик, — не осталась в долгу.
— Это уже не честно. Вчера была веская причина.
Веселый и непринужденный разговор свернул в серьезное русло.
— Я знаю, — понуро согласилась.
— Поговорим?
А что еще оставалось? Вчера не удалось этого сделать, а сегодня на свежую голову надо выяснить курс, в котором мы теперь будем двигаться.
— Скоро буду дома.
***
Я собиралась по-быстрому наколдовать на кухне что-нибудь съестное, чтобы накормить своего голодного мужчину с похмелья, но когда подъехала к дому, Косте уже поджидал меня у подъезда. На все мое предложение поесть дома, он ответил категоричным отказом. Быстро потеснил с водительского места и объявил, что сегодня он будет кормить меня. С чего бы это?
Костя выбрал кофе в самом центре города, сказав, что лучший способ спрятаться от фанатов, которые могли помешать нам, это быть на виду. Мы заняли столик в дальнем углу, подальше от окон и изучали меню, уткнувшись каждый в своё. А думали, полагаю, об одном и том же.
— У меня нет аппетита, — захлопнула папку и положила на стол перед собой.
— Закажи хоть что-нибудь, — сурово посмотрел на меня Костя. — Ты сегодня завтракала?
Стало интересно, о ком он печется: обо мне или ребенке?
— Будем обсуждать мой завтрак? — Он проигнорировал мой язвительный выпад, и я тут же пожалела о своих словах. — Прости.
— Я записал тебя на прием к врачу, — он уже самостоятельно решил этот вопрос. Когда только успел?
— Спасибо.
— Пойдем вместе, — еще одно решительное заявление.
— Ладно.
Покорно на все соглашалась, кивая головой. А что тут возразишь? Он все делал правильно. Костя заметил мою скованность и понурость, отложил меню, тоже так ничего и не заказав, и взял меня за руку.
— Ритуль, ну что с тобой? — он поцеловал мое запястье, потом ладонь. — Ты не хочешь ребенка? — поднял на меня взгляд.
— Я не знаю, — честно призналась. — Мне страшно. Разве ты не боишься? — Наверное, мне необходимо было узнать, что Костя находится в такой же панике, что и я. Что мы в одной лодке.
— Нет, — ни секунды не колебался. — Ты сомневаешься из-за меня? Из-за моего вчерашнего поведения? Думаешь, я буду плохим отцом?
— Я сомневаюсь в себе. Ребенок — это ежеминутное забота и волнение, особенно когда он только появится на свет. Это всегда ставить в приоритет чувства и желания ребенка, а не свои собственные.
— Все, что ты описала, похоже на то, что я испытываю к тебе — на любовь. Ты не хочешь, чтобы в твоей жизни стало еще больше любви?
Опять эта его патетика!
— Ты просто не понимаешь о чем говоришь! Ребенок ни игрушка, ни зверюшка. Его нельзя запереть в квартире, когда надоест, и уйти гулять или заниматься своими делами. Это на всю жизнь.
Пыталась объяснить насколько большая ответственность быть родителями, а Костя снова сводил все к своей незабвенной персоне.
— Хочешь сказать, что «на всю жизнь» — это не про нас?
— Господи, Костя, ты меня не слышишь! — вскочила из-за стола. — Не хочу об этом разговаривать, сходим к врачу и посмотрим, что он скажет.
— Что нового он скажет? — растирал ладонями лицо, словно надевая маску спокойствия.
— Что это ошибка, и я не беременна! — на надрыве выкрикнула, привлекая внимание мирно обедающих людей.
В кафе нельзя было больше оставаться — мы были слишком шумной парочкой, чтобы оставаться незамеченными.
До следующего дня, вплоть до того момента, как оказались в узи-кабинете, мы не касались темы беременности. За это время мы обменялись едва ли парой слов. Не знаю, злился ли Костя, обижался или был ли расстроен — он держал все в себе.
С утра я сдала кровь на гормоны, но результаты должны прийти только завтра. Не могла оставаться в неведенье еще один день, поэтому, когда врач предложил сделать ультразвук, я, не задумываясь, согласилась.
С опаской вглядывалась в экран, пока он водила аппаратом по моему животу. Совершенно не понимала, куда именно надо смотреть и что я должна там увидеть.
— А вот и ваш малыш, — радостно заявила женщина, указывая на крошечное пятно на мониторе.
Я поднялась на локтях, чтобы лучше улучшить себе обзор. Смотрела, но ничего не видела. Где ребенок? Врач заметил мою растерянность и указал пальцем на экране место, где находится этот самый «малыш». Крохотный, не больше горошины.
Больше некуда было бежать от реальности: я ждала ребенка. И не знала, что теперь с этим делать.
Зато сидящий рядом Костя давно все решил для себя. Блеск в его глазах, когда он следил за происходящим на мониторе, говорил сам за себя — он хотел этого ребенка.
Меня накрыло волной отчаянья.
Каждый раз, задумываясь о том, что, возможно, решу избавиться от ребенка, я неизменно ощущала себя жестоким хладнокровным убийцей. Однажды я отняла чужую жизнь, и это будет мучить меня и тяготить совесть всю оставшуюся жизнь. Но то были иные обстоятельства. Тогда стоял выбор между собственной жизнью и смертью, это был первобытный инстинкт — бороться за выживание. А что сейчас говорит во мне? Эгоизм? Я больше забочусь о собственном будущем, а не о крохе, что уже живет во мне. Выходит, я монстр, который погубит невинную жизнь и, несомненно, наши с Костей отношения. Он не простит меня.
Подскочила с кушетки и выскочила в коридор в поисках туалета — меня тошнило. От себя самой и своих мыслей.
Я эгоистичное чудовище.
19. Спасенные (первая часть)
Я неприкаянно сидела на ступеньках клиники, когда рядом присел Костя.
— В кафе? — непринужденно предложил. — Может в этот раз удастся поесть, — выразил надежду.
Он что, издевается? Какое кафе? Как вообще сейчас можно думать о еде?! Не знала, наорать на него или …
Я рассмеялась. Печально, через слезы. Костя подхватил — и вот мы уже оба хохочем.
Не представляю, что бы со мной сейчас было, если бы не он.
— Почему ты не злишься на меня, — повернулась к нему, смахивая с щек остатки слез, — и не призираешь, как должен?
Он громко вздохнул, как делают умудрённые взрослые, когда любопытные дети изводят их глупыми вопросами.
— Потому что сейчас нельзя воспринимать всерьез ни одно твое слово, — поправил волосы, что прилипли к моему влажному лицу. — Я знаю тебя, и знаю, что ты хочешь ребенка, и ты родишь его в любом случае — просто пока сама не осознаешь этого.
Мне хотелось ему верить, верить, что я именно такая, какой он меня видит. Но это не так, совсем не так.
— Рожу ребенку, только чтобы не потерять тебя? Оставлю ребенка не потому что, что я порядочный человек или хорошая мать, а потому что в противном случае нашим отношениям придет конец. Я отвратительна, — уткнулась лицом в колени.
— Ты потрясающая, — обнял за плечи, притягивая к себе, — и будешь чудесной матерью.
Я могу стать супер-мамой для нашего ребенка, но его отцом всегда будет Константин Соболев — фронтмен группы «Адамас»; медийная личность; сек-символ миллиона женщин; объект зависти, любви, и даже одержимости и наживой прессы и СМИ.
— Что мы можем дать нашему ребенку? Какая жизнь его ждет? Такая же как и у нас: репортёры, сплетни, таблоиды? Как мы сможем его защитить от этого мира? Будет ли он счастлив, живя словно в аквариуме под прицелом чужих взглядом?
— Будет, — твердо завил, — потому, что мы будем любить его больше всего на свете.
Тут я задумалась, что этот малыш частичка Кости. Как не любить его? Конечно, я буду любить нашего ребенка, но остатки сомнений не позволяли в полной мере радоваться предстоящему событию.